твое место в обществе, своего места ты не заняла. Гарик – это твои увлеченья. Все разные ветки жизни: вместо того чтобы их построить себе, ты повсюду подложила Гарика. Так тебе было легче, и теперь вся жизнь твоя держится на одном человеке. Надо каждую веточку заставить работать самостоятельно. И чтобы Гарик был одной веточкой, среди многих, тогда мысль о потере его не будет тебе так страшна. А сейчас ты не в состоянии сама наладить разные веточки своей жизни. Ты во всем питаешься через него. Ты просто не способна выжить одна.
– Что вы имеете в виду? Физически? Или морально?
– Реально. Ты абсолютно не приспособлена к жизни.
– Но какое отношение одно имеет к другому? – выкрикиваю я, полная возмущения. – При чем моя приспособленность или неприспособленность к жизни, если я сейчас вообще о другом, о любви говорю?!
– Подумай. На чем так крепко держится твоя любовь?
– Все-то у вас, американцев, поставлено на трезвую, реальную ногу. Разве вы можете понять что-то бескорыстное и искреннее, как просто Любовь?
– Куда ж нам…
– Вот именно. Куда вам…
* * *
Я вышла от американского психолога, полная возмущения. Какие олухи в этой стране психологами работают! Она все мерит на свой рациональный аршин. Может кто-нибудь в этом мире понять простые человеческие чувства? Психолог, который абсолютно меня не понимает, мне не поможет. Я только зря трачу время. Я ей про любовь, а она мне про мою неприспособленность к жизни. У меня нет вопроса, как научиться зарабатывать деньги, или еще что-то там, что они считают «приспособленностью к жизни». У меня есть вопрос: как завоевать Любовь? Она меня уводит от моего вопроса в сторону. Пытается заговорить зубы какой-то мурой, которая меня вовсе не интересует. Не буду ходить больше к ней. Она меня не понимает.
* * *
Мои опасения с водкой, конечно же, были напрасны. Никаким алкоголиком я не стала. Нет причины, нет проблемы. Нет проблемы, незачем пить. Спокойно совершенно живу без водки, и век бы я ее не видела. Наоборот даже: вкус и запах водки вызывают во мне отвращение, а поскольку пью ее, только когда сильно расстроена, то и ассоциации с ней, с водкой, неприятные. Я думаю, к алкоголизму должна быть генетическая предрасположенность. Если нет предрасположенности от рождения, можешь пить, сколько хочешь, алкоголиком не станешь.
* * *
На днях ничего не подозревающий Гарик по простоте души своей рассказал мне ужасную тайну. То есть рассказал он мне свой сон, а уж из сна неоднозначно видна ужасная тайна.
– Черт знает, что такое… – говорит он, – видел сегодня Инку, свою бывшую жену, во сне… дурацкий сон…
– Что именно ты видел?
– Да что-то такое несуразное. Куда-то она все идет, идет. А я, хоть и помню, что мы с ней разошлись, и хоть ужасно обижен на нее, почему-то иду за ней. Я знаю, что она мне уже никто, что я не должен идти за ней, а все иду и иду. Так и проснулся.
– Идя за ней?
– Да. Все не мог перестать идти за ней. Хотя все время хотел. Я помнил, что ты меня где-то ждешь, я хотел к тебе, а против своей воли, нервничал, не мог прекратить идти за ней.
Я чувствую, что не могу сглотнуть, от того, как все пересохло в моем горле. Гарик рассказал мне этот сон, просто потому, что он не понимает, что эта его «несуразица» значит.
– Гарик, – глухо говорю я, очень внимательно глядя ему в лицо, – ты все еще ее любишь…
Гарик смеется.
– Если бы так было, разве я бы стал рассказывать тебе этот сон? Да и вообще, зачем бы я с тобой встречался?
– Нужно же тебе с кем-то встречаться. Она ушла. Не оставаться же тебе навек одному.
– Нет, малыш. Ты можешь быть абсолютно спокойна. Я люблю тебя. Инна – это мое черное прошлое. Такое прошлое, о котором мне даже не хочется вспоминать.
– Так больно она тебя ранила?..
– Да. Это было предательство с ее стороны, я не ожидал этого. Особенно то, что она ушла в один из самых трудных периодов нашей жизни: мы только что приехали в новую страну, нужно было выживать, на меня как на мужчину лег основной удар, мне было и без того тяжело, а тут еще бац – такое предательство. Она объявила, что уходит от меня за десять минут до того, как оделась и ушла. Ее любовник уже ждал ее внизу. Она, как застрелила меня, – без всякого предупреждения. Я просто не мог в это поверить!
– Да… Ты и до сих пор от нее не очухался…
– Зря ты так думаешь. Я недавно ее видел, она приходила к своим родителям. Я подумал: как я мог ее когда-то любить? Она совершенно чужой мне человек. Я вспомнил, как-то раз Левка Медведев позвонил нам сказать хорошую новость, что он устроился на работу. Мы все приехали почти одновременно, в Италии вместе эмиграцию проходили. Это было примерно через год после нашего приезда в Нью-Йорк. Ты не поверишь! Она заплакала. Вместо того чтобы порадоваться за друга, она стала плакать. Мы приехали, нас было восемь семей, которые подружились в Италии. Левка был последний, кто нашел хорошую работу. Я остался один, который все еще подметал пол в мастерской. Так она плакала, что все устроились, а мы не устроились. Ты бы видела, к кому она ушла. К старику! Просто продалась за деньги. У него был свой бизнес. А я еще только приехал. Он ее в китайский ресторан сводил, на своем лимузине покатал… Она и растаяла. Тоже ходил к нам… в качестве друга семьи. Я, конечно, получил по заслугам… Я заслужил это наказание. Ну, да бог с Инной. Не волнуйся, малыш, я люблю – тебя.
Мне хочется верить Гарику. Все, что он говорит, звучит убедительно. Только проигнорировать такой сон может, разве что идиот. Здесь что-то нечисто. Неужели, он все еще любит Инну?
У тебя больное воображение. Ты чересчур умна. Ни один обычный человек не интерпретирует сны с точки зрения психологического анализа. Никто в снах не видит обнаженного подсознания. Сон себе и сон: мало ли что человеку снится! Было бы лучше, если бы ты была чуть поглупей. Зачем уж так занудно рассматривать каждый штрих, каждую мелочь? Уже столько лет прошло с тех пор, как они разошлись. Реально ли это?
Она маленькая ростом, у нее ноги, как колесо, и ей тридцать лет. К кому ты ревнуешь? А разве любовь зависит
