Я подозревала, что мои ухищрения никого не обманули. Актриса и баба-кремень из меня никудышные. Все видели, как я слабею. Мне это не нравилось, но тихая ненавязчивая забота Леона и его родственников была приятна.
Мы вышли в гостиной, по иронии — именуемой Розовой. И розы там были везде, призрачными узорами по стенам, цветами в высоких вазах, символика комнаты была посвящена этим цветам. И нас уже ждали. Улыбающийся Райтер стоял чуть впереди, как всегда красивый и словно светящийся изнутри, а за ним были…
— Мам, пап, позвольте представить вам… — начал дядюшка.
— Розмари, — перебила его красивая женщина, так похожая на маму и Райтера, смутно знакомая мне по портрету.
Она обогнула сына и тут же заключила меня в объятия. Я замерла, привыкая к ней и через плечо посмотрела на златокудрого и сероглазого мужчину, его глаза блестели от непролитых слёз. Дедушка Мирон. И волосы мне всё-таки достались от него.
— Внучка, — коротко сказал он, и столько было в этом слове.
— С возвращением в семью, — прошептала бабушка Розэлла и обняла меня ещё крепче.
Я обняла её в ответ и расплакалась. О Матерь-Ведьма, меня действительно любят. У меня есть семья, которой я нужна, просто потому что это я. Как жаль, что годы своего заточения я провела не среди любящих людей, возможно, я бы выскользнула из ловушки раньше, успела бы. Если бы…
Потом мы разговаривали, долго. Я узнала, что бабушка с дедушкой и Райтер уже всё знают из первых уст, от моих родителей. Они уже успели с ними встретиться и всё вытряхнуть. Но об этом мне сказали очень осторожно, словно я могла впасть в истерику или ещё что похуже. У Леона был настороженный взгляд. Он всё время был рядом и поддерживал меня.
— Почему они не пришли ко мне? — спросила я, сидя на диване между дедушкой и бабушкой. Дед сжимал мою ладошку в своих теплых руках.
— Они опасаются твоей реакции, — вздохнул дед.
— Особенно Рохеза, — сказала бабушка, — она рассказала, как ты на неё реагировала после того, что случилось тогда…
Она оборвала себя на полуслове и хрипло втянула воздух. Перед моим внутренним взором пронеслись картины того, как нестерпимо жёг огонь, когда мама пыталась ко мне приблизиться. Как её глаза наполнялись мучительной болью. Каким напуганным был папа. А мне было больно и в то же время всё равно. Проклятая ловушка.
— Я… — мой голос охрип, — я хочу их увидеть. Как можно скорее.
— Розмари… — попытался возразить дедушка.
— Я должна их увидеть, — неожиданно твёрдо сказала я.
Должна. Пока не стало слишком поздно. Меня снова замутило, слабость подлой кошкой прыгнула на грудь, выбивая воздух. Я побледнела. Нет, только не сейчас. Они не должны видеть, как мне плохо!
Леон
Я видел, как слегка побледнела Розэ, как её движения стали медленными и неуверенными. Чёрт! Опять. Снова. Снова её накрыло слабостью. В последнее время она очень быстро утомляется, все стараются делать вид, что не замечают. Но как не заметить такое?
— Элла, Мирон, Рай, — я обратился к Лаудесейлам, — Розэ нужно подумать и переосмыслить, не каждый день у тебя появляются новые родственники.
— Розмари, — Розэлла посмотрела на свою внучку с нежной любовью, — мне столько хочется тебе сказать, но Леон прав, не стоит так резко.
— Мы придём завтра, — сказал Мирон и погладил мою Чебурашку по голове.
— Я буду ждать, — малышка часто заморгала и улыбнулась.
— До завтра, — я кивнул всем присутствующим и подал Розэ руку.
Она вложила свою холодную тонкую лапку в мою, и я вернул нас в её спальню. Розмари тяжело опустилась на кровать, становясь почти прозрачной, на лбу и висках застыли капли пота. Она с силой загоняла в себя воздух.
— Ты в порядке? — я задал глупый вопрос, но необходимый.
Я помог ей улечься и присел рядом, продолжая сжимать её руку. Невольно сердце начинало биться быстрее, его подгонял липкий страх. Страх за мою ведьмочку. Может, поездка в Асар была не лучшей идеей?
— Нет! — тонкие пальцы сжали мою ладонь сильнее, — лучше здесь, чем в Академии Роз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я говорил вслух? — я приподнял брови и слабо улыбнулся. Как тяжело видеть её такой.
— Да, — она вымучила для меня улыбку.
— Чебурашка, я так больше не могу, — я на миг прикрыл глаза, — тебе становится всё хуже. Твоя слабость — это ненормально. Если ты думаешь, что никто не заметил, то ты ошибаешься.
— Вот как, — она явно расстроилась, — всё в порядке. Мне просто стоит поспать.
— Розэ, — я нахмурился.
— Леон, — она посмотрела мне прямо в глаза и произнесла твёрдо и ясно, — нет.
Я отступил. Пока что. Нужно поговорить с Рохезой и Пирсом, пусть они поговорят с ней, объяснят, что происходит. Такая слабость, кошмары и ночные судороги — это не нормально. Похоже, так проявляется приближение ведьминого совершеннолетия.
Потому что сама Розэ, малышка Розмари, как я её иногда называл в мыслях, наотрез отказывалась говорить о своём состоянии. А я боялся ей объяснить. Она ведь не понимает, что с ней происходит и мучается. Или понимает и это я — дурак, раз пытаюсь её оградить от этого?
— Но ты уверена, что сможешь без последствий встретиться с родителями? — спросил я.
— Да, сейчас я контролирую свой огонь, — на миг её глаза насмешливо сверкнули, — я хочу увидеть их, особенно маму. И как можно скорее.
— Тогда завтра? — предложил я с улыбкой, но кто бы знал, чего она мне стоила.
— Завтра, — Чебурашка улыбнулась в ответ и задремала.
Я укрыл её покрывалом и скользнул в изнанку. В дальней части поместья находился охотничий домик. Там уже были родители Чебурашки, Лаудесейлы и моя мама.
— Она уснула? — спросила Розэлла с дрожью.
— Да, но ей становится хуже. А она ни в какую не хочет об этом говорить, словно проблемы нет, — мои глаза полыхнули алым, я не мог это контролировать.
— Осталось несколько дней, времени очень мало, — сказал Пирс.
Рохеза и Пирс несколько дней назад встретились с Лаудесейлами и всё рассказали. Семья наконец воссоединилась. Пока без Розэ, но…
— Тогда не будем терять время, — вздохнула моя мама, — мы нашли отрывочные сведения о ритуале разрыва. Мы с мужем пришли к выводу, что сейчас в Розэ-Марии не только две созависимые силы, но и две души. Батшебы и Дешилы, которые вместе составляют душу Роахи. И эти две души борются друг с другом. Полагаю, что сама Розэ-Мария — ведущая, более сильная, чем та, вторая.
Маму слушали, не перебивая.
— В день ведьминого совершеннолетия они должны соединиться, — продолжала она, — но спустя столько веков и попыток в перерождение и воссоединение…
Она покачала головой.
— Что? — подтолкнула её Рохеза.
— Душа — это нематериальное тело. Она тоже может регенерировать, развиваться, эволюционировать, — сказала мама, — я осмотрела Розэ, когда она спала. Её душа — она полноценная. Для неё больше нет второй половинки. После ритуала разрыва два куска души Роахи забили различными астральными нитями, чтобы заштопать разрывы, заполнить пустоту. За века попыток перерождения души эволюционировали. Они срослись с этими астральными нитями, сделали их своими, родными.
— Как с переливанием крови, — кивнул Мирон, — тебе могут влить чужую, чтобы восполнить недостаток ресурсов, но со временем ты выработаешь свою, а та, чужая, растворится, обновится.
— Да, примерно так. Теперь в Розэ две полноценные души, созданные из одной. Они не могут соединиться, но и навсегда расстаться — тоже, — припечатала мама, — их держит вместе этот чёртов ритуал.
На комнату опустилась гнетущая тишина.
— И что нам делать? — рыкнул я, безжалостно её вспарывая как ножом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Разорвать ритуал, иначе Розэ не переживёт ведьмино совершеннолетие в любом случае, — тихо сказала мама и быстро смахнула непокорную слезу, — но как его разорвать — не известно.
— Нет! — выкрикнула Рохеза и подскочила с места, — ключ к решению — Багровый Повелитель. Леон…
Она посмотрела на меня с мольбой и уткнулась в грудь притянувшего её к себе Пирса. Она расплакалась, никого не стесняясь. Да что там, у всех глаза были на мокром месте. Я сжал зубы и зажмурился. Нет! Не позволю моей Чебурашке уйти от меня, исчезнуть из моей жизни и жизней тех, кому она дорога.
