Не позволю всему закончиться так!
Глава 26. Последний ядовитый глоток
Розэ
Я чувствовала себя зрительницей в театре, а на сцене разворачивались действия, закручивая меня в события всё сильнее. Но только сейчас я начала понимать — мои кошмары не бесконечны. Они и не кошмары вовсе, а картины из жизни Роахи.
Каждый раз, засыпая, я оказывалась ровно на том же месте, где проснулась в прошлый раз. “Спектакль” шёл последовательно, постепенно разворачиваясь в большую картину трагедии жизни Роахи. Я знал, что она вместе с подругами убежала из жестокого мира, где ведьм сжигали на кострах. Я знала, что из рода Роахи больше никого не осталось. Я — последняя с такой силой. Силой Королевы ведьм, что властна над магией и судьбой других.
Я записывала её историю в дневник, её знания, давно утерянные для нас. Историю ведьм её мира, которую мы не смогли перенять. А ведь я, все потомки первородных семей и все рожденные этим миром ведьмы — должны знать своё наследие, должны знать правду о том, откуда мы все взялись. Без прошлого не будет будущего.
И сейчас я увидела их, первых Повелителей Туманов, которых наградила силой Роахи. Властью над изнанкой и другими демонами. И видела Абельхариса, первого Багрового Повелителя. Он не был похож на Леона, как я не была похожа на Роахи. Но было в этом демоне-асаре что-то такое неуловимое, что я видела и в моём демоне тоже.
Роахи выделила его среди других демонов не просто так. Не только потому, что любила его безудержно и беззаветно. Он был особенным. Цвет его ауры изначально был красным, цветом жизни и любви, цветом силы и власти. Поэтому он один смог изменить что-то, призвать Роахи и как следствие спасти мир. Ни его старший брат, ни трое друзей такими не были.
Он один был достоин этой силы, которую Роахи подарила асарам, но одному ему было не справиться с молодой и тонкой изнанкой, за которой бушевали Туманы. Роахи не хотела дарить силу его друзьям и брату. И оказалась права. Нас предают самые близкие.
А демоны — есть демоны. Они чуть не разрушили мир из-за своей жажды власти. Они не собирались подчиняться новым законам, снова решили стать главными. К сожалению, они не поняли, что сила не на их стороне. Не привыкли к тому, что есть кто-то, властный над их судьбой.
Абельхариса предали и убили. К чести Звёздного Повелителя, он в этом не участвовал, узнал слишком поздно. Смог только добить брата, чтобы не мучился. И от гнева Роахи его спасло только это.
Другие Повелители решили, что они сильнее, но против разъяренной женщины не выстояли и минуты. Роахи наслаждалась их удивлением, отчаянием и пониманием произошедшего. И — их смертью. Тогда она и сошла с ума.
Как выжил Серебряный Повелитель? Она пощадила его, её душа ещё не совсем почернела от безумия. Пощадила и обязала — жить и помнить, не давать забыть другим. И навсегда потерялась в вихре злобы и боли, слившись со своим безумием.
На этот раз я проснулась без крика, просто лежала в кровати и тихо плакала, и всё тело трясло от холода и боли. Сердце рвало в клочья, боль была такой реальной, словно его истыкали иглами.
Мне было больно от этих воспоминаний физически, моё тело агонизировало вместе с душой, оно не выдерживало таких страданий. Не моих — чужих. Я словно каждую ночь выпивала по порции яда, который травил душу и мучил тело.
— Розмари, — прошептал Леон, снова оказываясь рядом.
Я уткнулась в его рубашку, и боль нехотя начинала выпускать меня из своих когтей. Мой демон, моё спасение, моя любовь. И моя боль. На смену той безумной боли пришла новая. Уже моя собственная, не навеянная кошмарами о жизни Роахи.
Мне было безумно больно от мыслей, что скоро я вот-вот уйду, исчезну навсегда. Покину всех, кого люблю. И причиню им боль. Да, это неприятное, страшное, безумное решение. Но оно моё и — совершенно оправдано. Наши искалеченные кусочки душ, мой и Розы, и боль близких малая плата за то, чтобы безумие Роахи не вырвалось в миры вновь.
— Леон, я люблю тебя, — признание вырвалось легко, как птица.
И мне стало легче, ненамного, но легче. Я ведь уничтожу наши с Розой души не ради своей прихоти. Я сделаю это ради тех, кого люблю. Какая жертвенность. Но я сделаю это и ради себя и Розы. Мы больше не можем страдать в перерождениях, не в силах ни разделиться навсегда, ни соединиться воедино. Это пытка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Леон, как всегда, промолчал. Он просто гладил меня по волосам и спине и молчал. Губы горько скривились. Я не получу от него такого же ответа. Это больно, но… Я рада. Как ни странно — я рада. Ведь я и правда люблю его и желаю, чтобы он был счастлив. А со мной он счастлив не будет. Я — временная гостья его жизни, и это хорошо.
Надеюсь, он не будет сильно страдать и быстро меня забудет. Мне бы этого хотелось.
“Мама, мама, мамочка” — только эта мысль билась в моей голове, когда я сидела в беседке и сквозь листья смотрела, как приближаются двое — мужчина и женщина. Сердце скрутило болью, но я просто не обратила внимание. Плевать на всё, на все выходки Розы. Мама, папа… Вдвоём. И я. О Матерь-Ведьма!
— Розмари, — осторожно позвал меня папа и с какой-то болезненной надеждой заглянул в мои глаза.
Что он там хотел увидеть? Стекло безразличия, глаза куклы? Ту стену, что долгие годы отделяла меня от него? Я ведь теперь помнила, смутно, но помнила, как он пытался дозваться до меня после той трагедии. Он не бросал меня, но биться о стену и кричать в пустоту не смог. Он сдался? Или решил направить энергию в другое русло? Искал способ? Что?
— Папа, — мои глаза наполнились слезами, — папа!
— Доченька, — надежда в его зелёных глазах разгорелась в пожар счастья, — Розмари!
Он в мгновение ока оказался рядом и обнял меня так, как обнимал каждый раз, возвращаясь из поездок с подарками. Я уткнулась носом в его грудь и почувствовала себя счастливой. Но для счастья мне не хватало ещё кое-кого.
— Розмари? — прошелестел знакомый и словно забытый голос, полный страха, боли и надежды.
Ох уж эта надежда. Она словно потекла по моим жилам, заставляя выкинуть из головы все свои планы по уничтожению души, все свои мысли о том, что мне осталось немного. А вдруг?.. Да, именно так. И это “а вдруг?” даст мне сил провести этот день так ярко и радостно, как ни один день в моей жизни.
— Мама… — отец выпустил меня и развернул лицом к выходу из беседки.
На ступеньке нерешительно застыла женщина с большими тёмными глазами, полными слёз, тоски и хрупкой надежды. И я собиралась её оправдать.
— Мама! — я оказалась рядом и нерешительно замерла.
Столько лет прошло. Мама, мамочка! Я помню и не помню тебя, знаю и не знаю одновременно. Мне было пять, когда мы виделись в последний раз. Столько было упущено. Но я люблю тебя как прежде, словно и не было тринадцати лет между тем днём и этим.
Я сделала последний шаг и обняла напряжённо застывшую, словно заледеневшую женщину. Ты ведь не разлюбила меня, мама? И неверяще смыкающиеся за моей спиной родные руки мне отвечали: “Не разлюбила. Никогда, Розмари. Моя любовь — твоя навечно, доченька”.
Наверное, мы наплакали на целое солёное озеро, вышло бы и море, но вмешался папа, подозрительно поблескивая влажными глазами. Мы уселись на лавочку, я — между родителями, как в детстве. Мама всё время гладила меня по волосам, держала за руки или неожиданно притягивала к себе и снова начинала плакать. Тогда и я начинала рыдать, цепляясь за неё, а папа обнимал нас, и его плечи тоже тряслись.
Мы разговаривали обо всём и в то же время ни о чём. Мама и папа рассказывали мне о мире, об удивительных местах, существах и людях, обещали показать мне все чудеса и — старательно избегали темы детства и нашей разлуки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я с облегчением приняла их правила игры. Да, так намного легче. Беззаботно. Но я понимала, что это словно затишье перед бурей. Последние тёплые лучи солнца перед тем, как его закроют тучи и налетит страшный ветер. Но я всё равно чувствовала себя так, словно родители укроют меня от беды, и над моей головой всегда будет ясное небо.
