Должно быть, вызова ждали, потому что все прихватили с собой на веранду медицинские сумки. Пока Тара тормозила и разворачивалась, сестра Нунциата и врач с черными медсаквояжами сбежали по ступенькам. Они забрались в кабину маленького «форда»-пикапа миссии и повернули к воротам, проехав перед «паккардом» Тары. Тара последовала за ними, но когда она выехала из ворот, синий пикап был уже в ста ярдах впереди. Он свернул на дорогу к станции, и даже сквозь шум мотора Тара услышала рев толпы.
Когда она повернула за угол, «форд» стоял в пятидесяти шагах перед ней, окруженный толпой. Улица от от края до края была заполнена орущими черными мужчинами и женщинами. Тара не разбирала слов: ярость этих людей была невнятна и бессмысленна. Все их внимание было устремлено на «форд», «паккард» Тары они не замечали.
Те, что были ближе к «форду», колотили по его металлическому кузову и раскачивали машину. Боковая дверца открылась, сестра Нунциата встала на подножку. Чуть возвышаясь над головами воющей толпы, она пыталась говорить с людьми. Протягивая руки, она умоляла пропустить их, чтобы они могли помочь раненым.
Неожиданно пролетел камень. Он пролетел над толпой по дуге и попал монашке в голову. Сестра Нунциата покачнулась, и ее белый плат окрасился алым. Она ошеломленно поднесла руку к щеке, и рука покрылась кровью.
Вид крови поверг толпу в еще большее безумие. Множество черных рук протянулось к сестре Нунциате, ее вытащили из машины. Какое-то время люди дрались из-за нее, тащили ее, сцепившись друг с другом, как свора собак над лисой. Потом Тара увидела блеск ножа; сидя в «паккарде», она закричала и прикусила пальцы, чтобы заставить себя молчать.
Нож держала старуха- sangoma– знахарка-колдунья, на шее у нее висело ожерелье из костей, перьев и черепов мелких животных – знак ее занятия. У ножа, зажатого в ее правой руке, была ручка из носорожьего рога и лезвие ручной ковки, изогнутое, длиной девять дюймов. Четверо мужчин бросили сестру навзничь на капот машины, старуха прыгала за ними. Мужчины прижимали сестру Нунциату к железу, толпа вокруг дико запела, и sangomaсклонилась к монашке.
Одним ударом кривого лезвия она разрезала серую рясу монашки и вспорола ей живот от промежности до грудной клетки. Сестра Нунциата задергалась в руках мужчин, а старуха сунула руку в рану. Тара, не веря своим глазам, смотрела, как она извлекла что-то влажное, блестящее, пурпурное – мягкий бесформенный комок. Это было проделано так быстро и искусно, что Тара не сразу осознала: старуха держит в окровавленных руках печень сестры Нунциаты.
Ударом кривого ножа sangomaотрезала кусок от еще трепещущей плоти и повернулась лицом к толпе. Удерживая равновесие на покатом капоте «форда», она закричала:
– Я ем нашего белого врага и тем забираю его силу!
Старуха сунула пурпурный комок в беззубый рот и начала жевать. Толпа страшно заревела. Старуха отрезала новый кусок печени и, продолжая жевать, бросила его в толпу.
– Ешьте вашего врага! – кричала она, а люди дрались за кровавые куски, как псы. – Будьте сильны! Ешьте плоть ненавистных врагов!
Она продолжала бросать куски. Тара закрыла глаза и содрогнулась. Едкая рвота подкатила к горлу, и она с трудом сглотнула.
Неожиданно дверца «паккарда» со стороны водителя распахнулась, и грубые руки схватили Тару. Ее вытащили из машины. Кровожадный рев толпы оглушил ее, но ужас наделил Тару сверхчеловеческой силой, и она вырвалась из чужих цепких рук.
Она оказалась на краю толпы; почти всеобщее внимание было привлечено к отвратительной драме у «форда». Толпа подожгла машину. Изуродованное тело сестры Нунциаты на капоте «форда» казалось жертвой на горящем алтаре, а врач, запертый в машине, кричал, пытаясь голыми руками сбить пламя; толпа распевала и плясала вокруг, как дети вокруг костра в ночь Гая Фокса.
На мгновение Тара высвободилась, но вокруг люди кричали и тянули к ней руки, лица у них были звериные, глаза безумные и остекленевшие. Они перестали быть людьми, их охватило убийственное безумие, в котором не было места милосердию. Быстрая, как птица, Тара нырнула под протянутые руки и побежала. Она увидела, что выбралась из толпы; перед ней была свалка старых автомобилей и мусора. Она побежала туда, слыша за собой погоню: преследователи выли, как охотничья свора.
В конце участка дорогу ей преградила провисшая проволочная ограда, и Тара оглянулась через плечо. Несколько мужчин продолжали преследовать ее, двое перегнали остальных. Оба рослые, сильные, босые, они быстро бежали за ней, и их лица были перекошены от грубого возбуждения. Бежали они молча.
Тара начала пробираться между секциями изгороди. И почти пробралась, когда почувствовала, что ее сцапали грубые руки; сильная боль охватила ее. Несколько мгновений она отчаянно сопротивлялась, чувствуя, как рвется кожа, но ее держали крепко.
Дико смеясь, они тащили ее назад сквозь ограду, колючки рвали ее платье и плоть. Ноги под ней подогнулись, и она начала умолять:
– Пожалуйста, не бейте. У меня будет ребенок…
Ее на коленях втащили обратно на свалку. Тара рвалась и выворачивалась из их рук, потом увидела, что к ним, подпрыгивая и раскачиваясь, как старый бабуин, идет sangoma, что-то бормоча беззубым ртом; кости и бусы на ее тощей шее гремели, а в окровавленных пальцах она держала кривой нож.
Тара закричала и почувствовала, что обмочилась.
– Не надо! – закричала она; ужас ледяным саваном укрыл ее мозг и тело, прижал к земле. Она закрыла глаза и приготовилась встретить жалящий поцелуй лезвия.
И тут среди безумного рева толпы, заглушая резкий хохот старухи, послышался другой голос – гневный львиный рык, перекрывший все остальные звуки. Тара открыла глаза: над ней стоял Мозес Гама, грандиозный колосс; один его голос остановил толпу и заставил ее отступить. Он поднял Тару на руки и прижал к себе, как ребенка. Толпа отступила от «паккарда», Мозес понес к нему Тару, усадил на переднее сиденье, а сам сел на место водителя.
Когда он включил мотор и резко развернул машину, их накрыл черный дым от горящего «форда» и на мгновение затянул ветровое стекло. Тара ощутила запах горящей плоти сестры Нунциаты.
На этот раз она не справилась с собой, наклонилась, опустив голову между коленей, и ее вырвало прямо на пол «паккарда».
* * *
Манфред Деларей сидел во главе длинного стола в штабе в подвале здания на Маршалл-cквер. Из своего кабинета в «Юнион-билдинг» в Претории он перебрался в главное полицейское управление в самом сердце бури, где мог со своими старшими офицерами обсуждать каждое новое сообщение из поступавших от полицейских управлений по всей стране.
