ввысь, заканчивалась множеством изящных колоколен. Будто солнечные лучи — солнце, они обрамляли огромный шар купола, царившего над средокрестием.
Чем ближе Джиа подходила к белоснежным стенам собора, тем больше гвардейцев становилось вокруг. Одетые в кирасы и траурную форму, чёрную с сине-золотыми эполетами, они пристально следили за каждым шагом прибывающих гостей.
Девушка отметила, что были среди приглашённых и совсем небогатые самторийцы. Долго же они поднимались сюда от нижних ступеней города! Да и не слишком ли смело было со стороны Его Святейшества в такой день открывать врата Первой ступени для столь разномастной публики?
Предъявив стражникам на входе своё приглашение, наёмница ступила под священные своды. Если внешний вид храма, наряду с королевским дворцом, представлял собой венец творения архитектуры нового времени, то его внутреннее убранство не походило ни на что из того, что Джиа приходилось видеть до сих пор. Создавалось ощущение, будто блистательный белый доспех новой оболочки воздвигли над древним строением, оставив нетронутой саму суть святилища.
Центральный купол был так велик, что изнутри его синие с золотым солнцем по центру своды можно было спутать с самим небом. Высокие потолки поддерживали мощные колонны, выполненные из отполированного до блеска зелёного и медового камня. Колонны представляли собой связки трав и спелых злаков, которые по мере приближения к сводам раскрывались, образуя сложное переплетение арок.
Мотивы процветания и плодородия можно было увидеть и на украшенных удивительными мозаиками стенах. Белоснежный снаружи, внутри храм расцветал неожиданными красками эмали и природного камня. Вокруг гостей застыли орнаментальные изображения пейзажей: травы, цветы и деревья, поля и горы, реки и моря — и множество невиданных существ, их населяющих.
Синие птицы, ящеры размером с деревья и горы, быки и огнегривые львы занимали каждый свою область, нишу, стихию среди сложных художественных композиций.
Особое внимание Джиа привлекли пернатые змеи. В отличие от других высших животных, их длинные волнообразные тела вырастали из мозаичной земли, а у купола — в небесах — змеи раскрывали крылья. В когтистых лапах они сжимали некие манускрипты, в стороны от которых расходились сияющие лучи.
«Законы Единого, — догадалась Джиа. — Те самые Законы, которые легли в основу единого закона королевства».
Очень узкие окна, наподобие тех, что она видела и в королевской библиотеке, почти не пропускали солнечных лучей, поэтому храм освещался бесчисленным множеством свечей. И больше всего света было сконцентрировано в средокрестии, где возвышался алтарь Единого. Круглый мраморный постамент украшали, распространяя сладкие ароматы, связки живых цветов, гроздья фруктов и свежеиспечённые золотистые хлеба.
Гости всё прибывали, и наёмница тревожно огляделась. Большое скопление людей было ей не по душе даже в состоянии концентрации. Длинные ряды деревянных скамей подле алтаря уже были плотно забиты.
Среди однообразной, одетой в траур толпы в глаза ей бросилось яркое пятно. Единственное улыбчивое создание — девочка лет двенадцати с ярко-рыжими волосами — важно кланялась прибывающим гостям, словно была самой хозяйкой этого святилища.
Джиа умилённо улыбнулась и поспешила найти себе местечко поближе к выходу. Девушке не терпелось увидеть священнодейство, но она не могла понять, где же располагалось место для музыканта? Собственно, и самого музыкального инструмента она нигде не обнаружила.
Наёмница притаилась за одной из колонн, смиренно ожидая начала концерта.
Появление в тюремных подвалах королевской особы внешнего удивления не вызвало. Разумеется, стража держалась невозмутимо и в высшей степени почтительно. Однако принцесса Гриерэ ощущала их смущение, обожание. А ещё она чувствовала их ненависть. Она прекрасно знала, какая молва ходила о ней в народе. И она собиралась это исправить. Впрочем, как и многое другое.
А вот Алем Дешер удивления скрыть не сумел, хотя он и не увидел принцессу Гриерэ лично. К тому времени девушка уже спрятала лицо в тени капюшона и наблюдала за учёным, держась от него на должном расстоянии. Она видела, как стражники передали мужчине грамоту о помиловании и отпустили его на все четыре стороны. А он был так взволнован, что толком не прочёл важной бумаги, которая оказалась у него в руках.
Убедившись, что с Хранителем знаний всё в порядке, что он жив и вполне здоров, принцесса Гриерэ направилась было прочь, как вдруг услышала у себя за спиной характерный звук поступи мужских сапог. Она ускорила шаг и выбежала в сад, отделявший Третью ступень от Второй. И в этот миг последний солнечный луч вспыхнул и погас, и синие сумерки окутали деревья.
— Постойте! — раздался у неё за спиной голос. — Это же Вы? Я узнал Вас! Моё сердце помнит Ваш силуэт, какая бы простая одежда его ни скрывала…
Принцесса Гриерэ похолодела от ужаса. Солнце зашло, и проклятие должно было изменить её тело до неузнаваемости!
Проклятая жабья гортань не могла воспроизвести ни единого человеческого слова. И потому принцесса бросилась бежать прочь! Прочь, как можно дальше от своего позора и от момента, который мог решить не только её судьбу и, если верить словам серой убийцы, судьбу её матери, но и участь всего королевства.
По залу прокатился последний шёпот, и первые аккорды тихими переливами вплелись в воцарившуюся было тишину. Звуки были так прекрасны, что Джиа против своей воли затаила дыхание.
Девушка обернулась в ту сторону, откуда доносилась мелодия, и обомлела. Прямо над входом в храм располагался балкон, который до этого времени оставался в тени. Но сейчас вокруг него вспыхнули сотни свечных огоньков, осветив огромный инструмент, какого она никогда не видела раньше.
Больше всего инструмент напоминал ей гигантскую птицу, чьи распахнутые в стороны крылья были составлены, как из перьев, из многочисленных разноразмерных флейт. И подле этой птицы, спиной к слушателям, восседал Верховный жрец. Как именно его руки извлекали дивные звуки из многочисленных флейт, Джиа рассмотреть не могла.
С каждым мгновением музыка становилась всё громче, насыщеннее и многомернее, словно бы играл не один музыкант, но целый оркестр. Мелодия то взмывала к звенящим высотам, то гремела низко и устрашающе, будто рыкающий зверь. Она мягко переливалась и сияла, подобно радужному свету на гранях кристалла. Но затем взрывалась такой яростной силой, что душа содрогалась от неясного и тёмного страха.
Девушка спрятала лицо в ладонях. По щекам её катились слёзы. Что-то происходило у неё внутри. Что-то очень болезненное, но прекрасное, как если бы приступ лихорадки мог доставлять блаженство.
Она будто рассыпалась на части и вновь обретала единство. Снова и снова вращаясь в великом круговороте витали.
Ей стало страшно. Она убежала бы прочь, но мелодия была так пленительна, что Джиа не могла даже шелохнуться. Она застыла на месте, растворяясь в этой
