Лирический герой уверен, что его (и его соратников) героические усилия в борьбе за свободу не пойдут прахом: «Мне хочется верить, что грубая наша работа / Вам дарит возможность беспошлинно видеть восход», — и что в скором будущем за «чистое небо» людям не придется платить.
Единство темы в «Черных бушлатах» и «Мы вращаем Землю» проявляется и в следующей детали: «И вы не жалейте ушедшую к Западу роту» /3; 435/ = «Нынче по небу солнце нормально идет, / Потому что мы рвемся на Запад!» /3; 232/.
Между тем в обеих песнях герои сначала потерпели поражение: «От границы мы Землю вертели назад / (Было дело сначала)…» = «За нашей спиною остались паденья, закаты, — / Ну хоть бы ничтожный, ну хоть бы невидимый взлет!». Но, несмотря на это, они не собираются сдаваться: «Здесь никто б ни нашел, даже если б хотел, / Руки кверху поднявших». А горькая ирония идущих следом строк: «Всем живым — ощутимая польза от тел: / Как прикрытье используем павших», — перекликается с близким мотивом в песне «Еще не вечер»: «Мы научились штопать паруса / И затыкать пробоины телами».
В черновиках песни «Мы вращаем Землю» встречается и такой вариант: «В землю вжать удалось нас пока им» /3; 438/, - который напоминает набросок к другой военной песне — «Сыновья уходят в бой» (1969): «Мы в землю вгрызались, спасаясь от пуль, / У нас был приказ окопаться» /2; 481/.
А в основной редакции «Мы вращаем Землю» поражение подается как давно прошедшее событие, и описывается ситуация с наступлением: «Наконец-то нам дали приказ наступать, / Отбирать наши пяди и крохи».
Таким образом, сбылись строки из песни «У нас вчера с позавчера…»: «Только зря они шустры — не сейчас конец игры! <…> И нам достанутся тузы и короли!» (формально в обоих случаях речь идет о войне с фашистами). А в черновиках этой песни сказано еще более откровенно: «Отыграться нам положено по праву! / Может, мы еще возьмем, да и всё свое вернем, / А тогда и попрощаемся на славу» /2; 353/. Вот герои и собираются вернуть «всё свое» — «отбирать наши пяди и крохи», как в песне «Высота» (1965): «Свое возьмем, кровное, наше!», — и в стихотворении М. Голодного, которое в том же 1965 году Высоцкий записал к себе в блокнот: «Ты не вейся, “Черный ворон”, / Не маши бойцу крылом: / Не накличешь сердцу горя, / Всё равно свое возьмем» (АР-5-22).
И после реванша картина изменилась: «За нашей спиною в шесть тридцать остались — я знаю — / Не только паденья, закаты, но взлет и восход». Важно отметить даже совпадение во времени: в «Черных бушлатах» критический момент после решающей битвы, в которой герои одержали победу, миновал в 6.30. Сравним со «Штрафными батальонами» и с «Разведкой боем»: «Вот шесть ноль-ноль, и вот сейчас — обстрел», «В шесть они подавят нас огнем».
Отметим еще один мотив из «Разведки боем», который появится в «Черных бушлатах»: «Проволоку грызли без опаски» = «Когда прокусили проход…», «Два провода голых, зубами скрипя, зачищаю». Наблюдается также общность между «Разведкой боем» и «Мы вращаем Землю»: «Мы ползем, ромашки подминая» /2; 524/ = «Кочки тискаем зло, не любя» (а «ползти» лирический герой будет и в «Песне солдата на часах», 1974: «От меня хоть в разведке польза есть — / Знаю, как проползти, залечь как»).
Нельзя обойти вниманием и следующий набросок к «Черным бушлатам»: «От бескозырки ленты свились в бант, / Нелепый, как нелепым был приказ. / А пулемет нанизывал десант / На иглы светящихся трасс…» (С4Т-1-157).
Нелепый приказ — это «Умрите геройски!», что, несомненно, восходит к песне «Звезды» (1964): «Нам говорили: “Нужна высота!” / И “Не жалеть патроны!”».
Как мы помним, в «Черных бушлатах» лирический герой охарактеризовал свои действия как «грубую работу» («Мне хочется верить, что грубая наша работа…»), и это отзовется в «Песне Вани перед студентами» (1974): «Посреди родной эпохи / Ты на щетках попляши». А по воспоминаниям Вадима Туманова, Высоцкий как-то сказал ему о советских официальных поэтах: «Знаешь, Вадим, меня они все считают чистильщиком»[706] [707] [708] [709]. Это означает, что, по их мнению, его удел — низкие, «грязные» темы: уголовщина, люди с несложившимися судьбами и т. д., то есть он должен бороться со всеми этими язвами общества: «Ты на щетках попляши», — а значит, выполнять ту самую «грубую работу», о которой говорится в «Черных бушлатах».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
***
В своей мемуарах Владимир Войнович замечает: «Советская власть ненавидела описания фашистских зверств, потому что они намекали на саму советскую власть. Все, кто видел фильм Михаила Ромма “Обыкновенный фашизм”, понимали, что этот фильм не только о Третьем рейхе, но и о советской власти тоже. Когда его смотрело Политбюро, главный идеолог КПСС Михаил Суслов спросил Ромма: “Михаил Ильич, за что вы нас так ненавидите?”»48б.
Похожий эпизод можно найти в воспоминаниях композитора Николая Каретникова, где он описывает свою встречу с зампредседателя Госкино В. Баскаковым в 1967 году по поводу производства фильма-балета «Крошка Цахес»: «Владимир Евти-хианович Баскаков меня знал, и, как только я появился на пороге, поднялся из своего зампредседательского кресла во весь свой огромный рост, уперся в стол кулаками и сразу меня огорошил;
— Вы хотите снять антисоветский балет!
— Владимир Евтихианович! Гофман написал свою сказку в 1819 году! О чем здесь можно говорить?!
— И все же вы хотите снять антисоветский балет!
— Но при сочинении его мы не имели в виду никаких политических мотивов! Единственное, что там можно при желании усмотреть, — это элементы прихода Гитлера к власти…
— Вот-вот!.. Антифашистские мотивы! Мы уже знаем, как это переворачивается! Вы хотите снять антисоветский балет!»487.
То же самое применимо к песне «Священная война», которую Высоцкий упомянул в анкете 1970 года, к его собственным военным песням и к антивоенным постановках Театра на Таганке. Кроме того, в воспоминаниях Михаила Шемякина встречается важнейший эпизод, где Высоцкий сравнивает фашистских палачей с советскими, причем отнюдь не в пользу последних: «Помню, я рассказал Володе скандальный эпизод из жизни Сальвадора Дали. На банкете маэстро эпатировал присутствующих, назвав Гитлера гением сюрреализма. На возмущение собравшихся он ответствовал: “А Бухенвальд, Дахау и другие лагеря смерти с их ужасами — чем это вам не сюрреализм?” — “Немецким ‘сюрреалистам’ далеко до наших”, - мрачно отреагировал на эту историю Володя. И, помню, тут же “выдал” небольшой экспромт, оставшийся в моей памяти: “Заполнены рвы замученными, / Невинными лагеря полны, — / Как же ужасно талантливы / Сюрреалисты от Сатаны!”»488. По словам Леонида Мончинского, который был соавтором Высоцкого по лагерному роману «Черная свеча»: «Высоцкий остро ощущал влияние той зарешеченной жизни на общество Страны Советов, был убежден — ее создавали тонкие умы, способные проникать мыслью сквозь времена»[710] [711] [712] [713]. А полковник Михаил Захарчук, общавшийся с Высоцким в конце 1970-х годов, запомнил такую его фразу: «Задолго до атомной бомбы мир содрогнулся и убоялся наших ГУЛАГов»490. Более того, однажды Высоцкий прямо назвал представителей советской власти фашистами. «Пострадавшим» при этом оказался старший следователь по особо важным делам, майор Семен Кравец, который допрашивал попавшего в автомобильную аварию и лежавшего в больнице Валерия Янкловича. По словам Кравца, Высоцкий ворвался в палату и закричал: «Фашисты! Кто дал право? Человек при смер-ти!»491.
Так что, обличая в своих военных песнях фашистские зверства, Высоцкий по сути говорил о преступлениях советской власти и о своем конфликте с ней. А в контексте данной темы будет уместно привести высказывание художника-авангардиста Олега Целкова, в 1977 году эмигрировавшего в Париж: «…вообще художника или композитора трудно привлечь за диссидентство. Вспомните о Дмитрии Шостаковиче. Его Седьмая, Ленинградская, симфония [написана в сентябре 1941 года. — Я.К.]. Он официально говорил, что это немцы идут, а на самом деле, по позднему признанию, это гэбэшники на воронках людей на смерть везут…»492.
