— Мне оторвало мошонку! Оторвало… Аафрей! — Аафрей не слышал, и, нагнувшись вперед, Йоссариан испуганно дернул его за руку. — Аафрей! На помощь! — чуть не плача, заорал он. — Я ранен! Я ранен!
— Что? — спросил Аафрей, глядя на Йоссариана с рассеянной улыбкой.
— Я ранен! На помощь!
— Я ничего не слышу! — кротко пожав плечами и дружески улыбаясь, откликнулся Аафрей.
— Да ты посмотри! — простонал Йоссариан, показывая на плещущуюся в кресле лужу и свежее багровое пятно на полу. — Я ранен, Аафрей! Помоги, ради Христа!
— Я не слышу! — терпеливо повторил Аафрей. Он приставил ладонь к своему пухлому уху, повернулся к Йоссариану в профиль и спросил: — Что ты говоришь?
— Неважно, — сказал Йоссариан, внезапно уставший от собственного крика и бессмысленной, безнадежной, обессиливающей злости. Он умирает, и никто этого не замечает… — Неважно.
— Что? — прокричал Аафрей.
— Мне оторвало мошонку! Ты что — не слышишь? Я ранен в промежность!
— Ну ничегошеньки не слышно! Что ты сказал?
— Я сказал — неважно! — выкрикнул Йоссариан, чувствуя себя вялым, но лихорадочно продрогшим.
Аафрей огорченно покачал головой и чуть ли не прижал к лицу Йоссариана свое похабное, как белая клецка, ухо.
— Громче, дружище! — крикнул он. — Громче!
— Проваливай, ублюдок! — всхлипнул Йоссариан. — Проваливай, проклятый помешанный ублюдок! — Ему захотелось прибить Аафрея, но не было сил, чтобы сжать кулаки. Он решил поспать — и потерял сознание.
Йоссариана ранило осколком в бедро, и, придя в себя, он увидел Маквота, который стоял рядом с ним на коленях и что-то успокоительное делал с его ногой. Йоссариан ощутил благодарное облегчение, хотя и заметил за спиной у Маквота херувимски пухлую ряшку Аафрея, глядящего на него с безмятежным любопытством. Йоссариан вымученно улыбнулся Маквоту и спросил, кому он доверил их корыто. Маквот, по-видимому, его не услышал; сердце у Йоссариана тревожно заколотилось, и, набравши в легкие побольше воздуха, он повторил свой вопрос как можно громче.
— Слава богу, ожил! — посмотрев на Йоссариана, с облегченным вздохом воскликнул Маквот. Смешливые морщинки, разбегающиеся в стороны от уголков его глаз, устало углубились, а лицо лоснилось от пота и копоти. Он заботливо обматывал ногу Йоссариана длинным бинтом из бортовой аптечки; а на внутренней стороне бедра, где саднила рана, Йоссариан ощущал мягкий ватный тампон. — За штурвалом Нетли, — сказал Маквот. — Он чуть в голос не разрыдался, узнав, что ты ранен. Ему померещилось, да и сейчас небось чудится, что рана смертельная, ну, он и распсиховался. У тебя задета на бедре артерия, но мне удалось остановить кровь. Я вколол тебе небольшую дозу морфина.
— Вколи еще.
— Немного попозже. Когда рана снова начнет болеть.
— Да она у меня и сейчас уже болит.
— Двум смертям не бывать, — пробормотал Маквот и вколол Йоссариану в руку ампулу морфина.
— Скажи Нетли… — начал Йоссариан, но мир перед его глазами багрово помутился, баритонно загудел, и он опять потерял сознание.
Очнувшись в машине «Скорой помощи», он ободряюще улыбнулся доктору Дейнике, чтобы хоть немного развеять его мрачное уныние, но мир опять розовато замутился, стал быстро темнеть, и он погрузился в бездонную тьму небытия.
Вынырнув из черной бездны, он открыл на секунду глаза, удостоверился, что лежит в госпитальной палате, и тут же уснул. Проснувшись — на этот раз по-прежнему в госпитале, — он ощутил, что запах эфира улетучился, и обнаружил на соседней койке, отделенной от него проходом, Дэнбара, утверждавшего, однако, что он вовсе не Дэнбар, а какое-то фортиори. Тронулся, подумал про него Йоссариан и попытался скорчить скептическую мину, но уснул опять, а проснулся окончательно то ли через ночь, то ли через сутки — с подсчетом времени у него тогда не очень-то ладилось, — и поскольку сестер в палате не было, он осторожно вылез из кровати без посторонней помощи. Пол под ним качался, словно плотик у берега на Пьяносе, а когда он ковылял через проход к койке Дэнбара, швы на внутренней стороне бедра подергивали ему кожу, будто кусачие хищные рыбки; он подошел к изножию Дэнбаровой койки и убедился, что тот сказал ему правду: на температурном листе он значился лейтенантом Энтони Ф. Фортиори.
— Что за дьявольщина, Дэнбар?
Лейтенант Э. Фортиори слез со своей койки и знаком предложил Йоссариану выйти в коридор. Опасливо хромая и хватаясь по дороге за все, что попадалось ему под руки, Йоссариан выбрался из своей палаты и притащился в соседнюю, где Фортиори остановился возле койки какого-то весьма затравленного на вид пациента с прыщавым лицом и скошенным подбородком. При их появлении он приподнял голову и, подперев ее рукой, искательно глянул на Фортиори. Тот показал ему через плечо большим пальцем на дверь и лаконично скомандовал:
— Сгинь, гнида!
Затравленный пациент вскочил и поспешно сгинул. Фортиори лег на его койку и превратился, судя по температурной карточке на спинке койки, в Дэнбара.
— Это был Фортиори, — объяснил он Йоссариану. — У тебя в палате не оказалось свободной койки, поэтому я использовал воинское звание в личных целях и прогнал его на мое место. Использовать воинское звание в личных целях очень, знаешь ли, приятно. Советую попробовать и тебе. Причем советую попробовать прямо сейчас, а то ты валишься, насколько я понимаю, с ног.
Йоссариан действительно валился с ног. Он глянул на худосочного пациента с желтовато-задубевшим лицом, лежащего справа от Дэнбара, ткнул через плечо большим пальцем и сказал:
— Сгинь, гнида!
Сосед Дэнбара злобно напыжился и угрюмо нахмурился.
— Он майор, — пояснил Йоссариану Дэнбар. — Я бы на твоем месте выбрал гниду рангом пониже и заделался бы, к примеру, младшим лейтенантом Гомером Ламли. Тогда твой отец стал бы членом Законодательной ассамблеи штата, а сестра — невестой чемпиона по лыжам. Скажи ему, что ты капитан.
— Я капитан, — сказал Йоссариан, повернувшись к левому соседу Дэнбара, который испуганно затаился на своей койке. — Сгинь, гнида! — приказал ему Йоссариан, ткнув большим пальцем через плечо.
Пациент поспешно вскочил и задал стрекача. Йоссариан лег на освободившуюся койку, чувствуя, что его мутит и прошибает липкий пот. Он обессиленно уснул, а когда через час проснулся, снова захотел стать Йоссарианом. Выяснилось, что отец-законодатель и сестра — невеста чемпиона по лыжам не приносят ему особого удовлетворения. Дэнбар пришел вместе с ним в его палату и послал Э. Фортиори на свое место. Гомер Ламли в их палате не появлялся. Зато появилась медсестра мисс Крэймер, которая принялась радостно шипеть на них, как сырая головешка. Она приказала Йоссариану немедленно лечь, но загородила проход к его койке, и он не смог ей подчиниться. Ее миловидное лицо стало еще гаже, чем было. Чувствительная и добросердечная, она бескорыстно радовалась чужим помолвкам, свадьбам, дням рождения и юбилеям, даже если это случалось с абсолютно незнакомыми ей людьми.
— Вы в своем уме? — гневно осведомилась она у Йоссариана, с негодованием тряся перед его глазами осуждающим пальчиком. — Мы не позволим вам загнать себя на тот свет!
— Я сам себе хозяин.
— А ваши ноги? Мы не допустим, чтоб вы потеряли ногу!
— Я сам хозяин своей ноги.
— Ничего похожего! — вскинулась мисс Крэймер. — Это государственное имущество. Как любой другой инвентарь, вроде клизмы или клистира. Пока вы учились на летчика, в вас вложили огромные деньги, и мы не позволим вам разбазаривать правительственные капиталовложения.
Йоссариан не считал себя государственным имуществом, а свои ноги — правительственными капиталовложениями. И не мог подойти к своей кровати, потому что мисс Крэймер загораживала ему дорогу. У него отчаянно разболелась голова, а мисс Крэймер лезла к нему с какими-то вопросами. Он ткнул большим пальцем через плечо и сказал ей:
— Сгинь, гнида!
Она влепила ему зубодробительную оплеуху, и он едва не упал, а когда размахнулся, чтобы дать ей сдачи, ноги у него подкосились, и если б не подоспела сестра мисс Даккит, неминуемо упал бы. Поддержав его, мисс Даккит сурово спросила:
— Что у вас тут происходит?
— Он не желает ложиться! — ревностно отрапортовала мисс Крэймер. — И унижает мое достоинство при исполнении служебных обязанностей.
— Она назвала меня клистиром, — невнятно пожаловался Йоссариан.
— Вы будете ложиться? — холодно спросила его мисс Даккит. — Или мне надо взять вас за ухо и самой уложить в постель?
— Попытайтесь, — вызывающе сказал Йоссариан.
Мисс Даккит взяла его за ухо и уложила в постель.
Глава двадцать седьмая
МИСС ДАККИТ
Медсестра Сью Энн Даккит была рослая, худощавая, зрелая женщина с прямой спиной, округлым задом, маленькими грудями и угловато аскетическим, типичным для уроженки Новой Англии лицом, которое могло показаться и очень красивым, и очень противным. Кожа у нее была розовато-белая, глаза как буравчики, а нос и подбородок — удлиненно остренькие. Искусная, исполнительная, благоразумная и строгая, она не боялась ответственности и сохраняла рассудок в любой самой трудной ситуации. На нее всегда можно было положиться, а она во всех критических случаях полагалась только на себя и ни у кого не просила помощи. Йоссариан искренне ей сочувствовал и решил, что должен помочь.
