* * *
После звонка Боденштайна Пия быстро накормила лошадей и собак и попыталась дозвониться Ким. Ее сестра не отвечала, поэтому она послала СМС. Потом в полной темноте направилась по дороге между выгоном для лошадей и парковочной площадкой к трассе, думая о Кристофе, у которого сейчас было только половина двенадцатого дня. Этот досадный факт расстроил ее. Больше всего ей хотелось организовать слежку и прослушивание телефонов всех подозреваемых, но у них для этого было недостаточно персонала, да и ответственные франкфуртские судьи были известны своей осторожностью, если речь шла о разрешении на прослушивание. К тому же Боденштайн всегда скрупулезно соблюдал установленные правила. Она на его месте чувствовала бы себя более свободно, тем более если был шанс узнать что-то важное. Когда сегодня днем Нефф признался, что проводил розыскные действия по собственному желанию и полулегально, шеф был не в восторге. Однако это, кажется, первое реально полезное действие высокомерного наглеца; но потом он все испортил, потому что оказался таким же небрежным и не умеющим сконцентрироваться человеком, как Эренберг, пропустивший самую важную с начала расследования зацепку. Неудивительно, что Боденштайн потерял самообладание. Время подпирало, и это стоило сил и нервов.
Пия открыла большие ворота и потом закрыла их за собой. Над ней по автобану проносились машины. Было очень темно и холодно. Она с пониманием относилась к реакции шефа. Бессилие, к которому они были приговорены, уничтожило остатки терпения. Но самым неприятным была редкая осторожность руководства Франкфуртской клиники неотложной помощи! Даже несмотря на то что на счету снайпера уже четыре жертвы, там, кажется, все еще не хотели понимать всю серьезность положения, или – и это представлялось ей более вероятным – опасались, что может вскрыться то, что до сего времени тщательно скрывалось.
На мосту над автобаном показался автомобиль. Пара светящихся фар быстро приближалась, и через несколько секунд машина остановилась около нее.
– Ригельхоф дома и ждет нас. – Боденштайн включил заднюю скорость и въехал на полевую дорогу, чтобы развернуться. – Но я для надежности отправил к нему коллег, чтобы он, чего доброго, не передумал.
– Почему он нам не перезвонил? – Пия пристегнулась.
– Спросим. – Боденштайн был хмур и напряжен. Машина неуклюже переехала железнодорожные пути.
– Почему «судья» вдруг решил объявить о предстоящем убийстве? – спросила Пия. – Что это может означать?
– Не имею представления, – ответил Боденштайн, взяв курс на трассу А66 в направлении Франкфурта. – Может быть, он хочет нас позлить, поиграть в «кошки-мышки», показать нам, какие мы идиоты. Больше всего меня возмущает то, что Фабер открыто у нас за спиной самостоятельно ведет расследование, хотя я его много раз просил не делать этого! Просто бесит!
Пия промолчала. За все годы совместной работы она еще ни разу не видела шефа таким раздраженным. Возможно, кроме всего прочего, его занимало что-то еще, может быть, что-то личное, и это его угнетало и раздражало.
* * *
Здесь чуть менее комфортно, чем дома, но это ему не помеха. Посудомоечной машины нет, и он вымыл обе кастрюли, тарелку и приборы вручную. С удовольствием. Работа, приносящая удовлетворение, как мытье окон или стрижка газона. Результат виден сразу, к тому же при этом можно отключиться и поразмышлять над отвлеченными вопросами. Он любил этот домик, его простоту и отсутствие здесь городского комфорта. И по полной использовал время, что удавалось здесь провести. Вскоре этот дом сменит тюремная камера – он осознавал это каждую секунду. Он убрал чистую посуду и приборы в шкаф, вытер поцарапанную мойку микрофибровой салфеткой. Печка постреливала. В доме так тепло, что можно ходить в одной футболке. Спокойно, нет назойливых соседей, никого, кто обращался бы с просьбами. И самое главное – здесь документы Хелен. Всякий раз, когда у него возникало малейшее сомнение в правильности его действий, ему было достаточно просто все это перечесть, и тогда вновь пробуждался и закипал его гнев, жажда мести, наказания и расплаты. Они должны были испытать те же страдания, какие выпали на долю девушки. Смерть была бы для каждого из них слишком мягким наказанием. Они должны пережить то же, что Хелен, ощутить ту же беспомощность и отчаяние и пребывать в них до конца жизни. И должны быть осуждены! Он посмотрел на часы. 19:42. Надо потихоньку собираться. Тщательно подбирал одежду, так как ночи были холодными, а он не знал, сколько ему придется ждать. Длинное трико, черные джинсы, сверху термобрюки, тоже черные и без отражателей, черная флисовая кофта и черная куртка с капюшоном. Три пары носков, чтобы подошли дешевые спортивные туфли, которые он специально купил на размер больше. Перчатки, шапка. Его не очень беспокоило, что полиция может вычислить, кто его следующая жертва. Откуда им знать имена в списке? Его сообщение было чистой провокацией. Они, правда, приблизились к нему, но он всегда надежно от них отрывался…
Оружие в автомобиле. Дорога займет около получаса. Это расстояние он уже пару раз проезжал. Машина была заправлена под завязку. Погода сегодня ночью не должна измениться. Возможно, будет небольшой моросящий дождь, но зато без ветра. Через несколько часов во всей Европе будут встречать Новый год, в ночное небо взлетят петарды, на которые потрачены миллионы евро. И это его очень устраивает.
* * *
Она свернула налево на Оберхёхстэдтер штрассе, когда загудел смартфон. Оторвав руку от руля, Каролина проверила входящее сообщение. Оно пришло от Константина Фабера и было крайне резким.
«Добрый день, фрау Альбрехт! Как вам пришло в голову разглашать информацию, которую я сообщил строго конфиденциально? Полиция позвонила мне и обвинила в том, что я распространил извещение о смерти, так как Фридрих Герке, отец жертвы номер 3, покончил жизнь самоубийством, и у него было найдено извещение!»
Раздался громкий сигнал клаксона, и Каролина увидела, что выехала на полосу встречного движения. Быстро повернув руль вправо, она включила левый сигнал поворота, чтобы на светофоре повернуть на Фюллерштрассе. Неожиданно ее затошнило. Что она натворила? Фриц Герке покончил с собой! Но это ведь неправда! Она виновата в том, что отдала ему это извещение о смерти! Но он производил впечатление такого благоразумного человека! Казалось, он был ей так благодарен, потому что наконец понял, почему погиб его сын. Светофор на перекрестке переключился на зеленый свет, и она нажала педаль газа. В голове проносились разные мысли. Она ехала по проселочной дороге, которая вела к трассе В455, и размышляла. Удобно ли побеспокоить комиссара в 8 часов предновогоднего вечера? Куда она дела его визитную карточку? Одной рукой она стала рыться в сумке, лежавшей на соседнем сиденье, потом все вытряхнула и включила свет в салоне. Вот она! Нет, это была карточка агента похоронного бюро. Но она ведь… Что-то мелькнуло в лучах фар, и Каролина с ужасом увидела, что она ехала слишком быстро, очень быстро! Она резко затормозила, и «Порше» стал вилять на мокрой от дождя дороге. Завизжали колеса, машина ушла в вираж, и она резко рванула руль вправо. Заднюю часть кузова занесло, машина содрогнулась от глухого удара о заднюю ось – бордюрный камень парковки у леса.
– Черт подери! – выругалась Каролина. От удара руль вырвало из рук, она ударилась виском о боковое стекло и на долю секунды почувствовала себя в невесомости. Автомобиль опрокинулся набок, на мокрый асфальт, закружился как волчок, потом заскользил вниз по обочине и, оставляя за собой след, скатился в подлесок. Звук разрывающегося металла пронизал все ее существо, под массой машины ломались деревья, пока, наконец, груда искореженного металла не остановилась на мокрой траве. Внезапно стало темно, навалилась тишина. Лишь еле слышно щелкал мотор. Каролина в оцепенении повисла на ремне безопасности и успела почувствовать, как по лицу потекло что-то теплое. И потеряла сознание.
* * *
Дом Ригельхоффа – небольшая симпатичная вилла – находился на Вальдфридштрассе, прямо у лесопарка. На тротуаре перед домом стоял патрульный автомобиль. Коллеги были уже на месте.
– Это просто дерзость – задерживать нас здесь! – фыркнул адвокат, коренастый мужчина лет пятидесяти пяти с седыми волосами и красным бугристым носом, когда Боденштайн и Пия вошли в дом. На нем под кашемировым пальто был смокинг с галстуком-бабочкой, а на его жене – элегантное платье в пол и накинутая на плечи пелерина, отороченная мехом. – Мы приглашены на встречу Нового года, и нам уже пора идти!
Боденштайн только этого и ждал.
– Если бы вы мне перезвонили, то избавили бы всех нас от этого визита, и мы тоже сейчас готовились бы к встрече Нового года, – ответил он холодно, и тоже не здороваясь. – А главное – мы, возможно, тогда узнали бы, кого снайпер намерен убить сегодня ночью, и смогли бы его защитить.
