* * *
Было начало десятого, когда они добрались до адвокатской конторы в Западном Нордэнде. Они вышли из машины. Ехавший следом полицейский патруль пошел за ними. Ригельхоффу потребовалось немало времени, чтобы найти пропуск и вставить его в лазерное устройство у застекленной входной двери – так сильно у него дрожали руки. При каждом взрыве петарды он вздрагивал. Боденштайн и Пия обменялись многозначительным взглядом.
Известная адвокатская контора HR&F Partner, в которой Ригельхофф был одним из старших компаньонов, располагалась на четырех верхних этажах современного бизнес-центра на Эшерсхаймер Ландштрассе. Архив занимал половину этажа, и Ригельхофф явно не был знаком с системой архивирования документов, так как прошло три четверти часа, пока он, наконец, нашел двадцать три папки, касающихся иска Штадлера к Франкфуртской клинике неотложной помощи.
В своем кабинете, располагавшемся в пентхаусе со стеклянной крышей и круговой террасой, Ригельхофф принялся за работу. Его жена между тем показала полицейским туалет и кофемашину и села позади письменного стола своего мужа.
– Если хочешь курить, выйди, пожалуйста, – сказал адвокат, не поднимая головы, услышав щелчок зажигалки.
Женщина недовольно фыркнула и встала. Зашелестело платье из тафты. Она отодвинула застекленную дверь, и в помещение ворвалась струя ледяного воздуха. Пия наблюдала, как фрау Ригельхофф ходила по террасе перед окнами взад-вперед, разговаривала по телефону и держала в другой руке сигарету. Красивая женщина, которой было совершенно безразлично, что занимало ее мужа, и в голове у которой была только вечеринка и угроза ее срыва.
– Почему у господина Штадлера была только одна папка по всему делу? – спросил Боденштайн.
– У его адвоката их было больше, – ответил Ригельхофф, – но сторона истца действительно получила не все документы. Существовали определенные внутренние протоколы, которых Штадлеры никогда не видели.
– Почему? – удивилась Пия.
– Потому что на самом деле что-то не сложилось, – сказал Ригельхофф. – Имели место неправомерные действия со стороны врачей, и поэтому клиника была очень заинтересована в том, чтобы заключить внесудебное мировое соглашение с истцами. Процесс вызвал скандал, следствием которого явилась серьезая утрата доверия и значительный экономический ущерб для клиники.
– Почему вы не сказали об этом раньше? – Боденштайн рассерженно поднял брови. Каждый, с кем он и ранее беседовал в ходе следствия, выкладывал правду не сразу, а мелкими дозами!
– Потому что Франкфуртская клиника неотложной помощи является нашим доверителем, и очень важным, – пояснил Ригельхофф. – Скорее всего у меня будут серьезые неприятности из-за того, что я дал вам просмотреть документы, но я не хочу быть виновным в смерти человека.
Или он внезапно обнажил свою совесть, или он просто подчинился неотвратимости при выборе из двух зол.
– Какую сумму получили Штадлеры при заключении внесудебного мирового соглашения? – поинтересовалась Пия.
– 50 000 евро, – ответил адвокат. – Но, насколько мне известно, семья Штадлер еще больше получила от господина Герке.
– Почему? – спросили одновременно Боденштайн и Пия.
– Этого я, к сожалению, не знаю. Но они были этим удовлетворены и отозвали свой иск, – сказал Ригельхофф, листая вторую папку. – Остальное было для меня уже неважно.
Звонок мобильного телефона Боденштайна нарушил тишину. Он передал бумаги Пии и нажал кнопку телефона.
– Боденштайн, – сказал он коротко.
– Это… это Каролина Альбрехт, – сказал, к его удивлению, женский голос. – Я дочь… профессора Рудольфа. Извините, пожалуйста, что так поздно беспокою.
– Я знаю, кто вы, – сказал Боденштайн. – Хорошо, что позвонили. У меня к вам есть претензии.
– Знаю, вы имеете в виду господина Герке. Мне очень жаль. Я не могла представить, что такое может случиться, – ответила фрау Альбрехт несколько невнятно. Она говорила заплетающимся языком, как будто уже выпила пару бокалов шампанского. – Но я звоню по другой причине. У меня оказался блокнот Хелен Штадлер, и здесь есть информация, которая, я думаю, для вас очень важна. Речь идет о списке смертников.
– О списке смертников? – переспросил Боденштайн. – Что это такое?
– Список с именами. Он начинается с Ингеборг Роледер. Потом следует имя моей матери, потом сына Фрица Герке и еще несколько имен, которые мне ничего не говорят. Ах да, доктор Бурмейстер и доктор Яннинг там тоже указаны.
Боденштайн на мгновенье потерял дар речи.
– Кроме того, я узнала, что Хелен не совершала самоубийства, – добавила фрау Альбрехт, – а была убита своим другом.
– Где сейчас этот блокнот?
– К сожалению, не знаю.
– Я думал, он у вас.
Пару секунд на другом конце провода стояла мертвая тишина, и Боденштайн испугался, что Каролина Альбрехт положила трубку.
– У меня возникла небольшая проблема. Я попала в аварию и нахожусь в больнице в Бад-Хомбурге. Блокнот был в моей машине, и куда его вместе с машиной доставили, мне, к сожалению, неизвестно.
– Где произошла авария? – Боденштайн быстро взял себя в руки. Через дежурный пост он выяснит все остальное. Она назвала ему место аварии, номера и тип автомобиля и описала блокнот. Боденштайн поблагодарил женщину и закончил разговор, чтобы сразу набрать другой номер.
– Говорит Боденштайн из отдела К‑11, – проговорил он в трубку. – Я хотел бы знать, куда был доставлен автомобиль, попавший в аварию.
Пия вопрошающе посмотрела на него.
– Авария произошла недавно на трассе К772 между Оберурзелем и трассой В455. Черный «Порше» с номером F – AP 341. Да, спасибо, я жду.
– Что случилось? – спросила Пия беззвучно, одними губами, но Боденштайн жестом показал ей, чтобы она подождала. Он беспокойно ходил по большому кабинету туда-сюда, пока дежурный вновь не заговорил.
– Автомобиль был эвакуирован службой H&K, – cказал он. – Обычно они оставляют автомобили, попавшие в аварию, у себя, на территории службы, до прихода эксперта.
– Очень хорошо. Так, значит, где автомобиль сейчас?
Коллега назвал ему адрес службы эвакуации, и Боденштайн повернулся к двум коллегам в униформе, которые сидели на диване в углу просторного кабинета и потягивали кофе. Он отправил их в службу эвакуации в Хёхст с заданием найти блокнот в «Порше» Каролины Альбрехт и как можно быстрее доставить его ему. Оба кивнули и исчезли, радуясь, что появилась хоть какая-то работа. Потом Боденштайн тихо рассказал Пии о том, что он только что узнал.
Ригельхофф обернулся к ним.
– Я нашел то, что искал, – объявил он и вынул из папки несколько листков. – Это протокол операции по эксплантации органов. Здесь указаны фамилии всех участников.
Пия подошла к нему и взяла документы. Села за стол и начала читать.
– «Профессор Рудольф, доктор Симон Бурмейстер, доктор Артур Яннинг и – Йенс-Уве Хартиг!» – Пия ловила ртом воздух, не веря собственным глазам. – Шеф, взгляните-ка! Хартиг указан здесь как один из хирургов, участвовавших в эксплантации органов Кирстен Штадлер! Почему он нам солгал?
Она придвинула Боденштайну папку.
– Но Кай ведь наводил о нем справки! Почему он не заметил, что Хартиг работал во Франкфуртской клинике неотложной помощи?
– Вероятно, по той же причине, по которой мы до сих пор ждем ответа от клиники, – ответил недовольно Боденштайн. – Я позвоню Хартигу и спрошу его.
Он набрал номер телефона Хартига, сохраненный в мобильнике. Хартиг не отвечал.
Пия между тем переписала все фамилии и попросила у Ригельхоффа разрешение просмотреть остальные папки.
– Если хотите, вы можете взять все папки с собой. – Адвокат пожал плечами, посмотрел на часы и только потом на свою разговаривавшую по телефону жену, которая прогуливалась на террасе. – Надеюсь, это поможет.
– Их слишком много! – Пия чуть растерянно посмотрела на свой список, который становился все длиннее. – Спорю, в папках мы обнаружим еще двадцать имен! Для чего нужно было задействовать двенадцать врачей?
– Речь идет о трансплантации нескольких органов, – объяснил адвокат. – И она должна быть проведена очень быстро. Иногда над тру… э-э-э… донором работают сразу пять или даже шесть бригад.
– Не намерен же он убить их всех! – Пия посмотрела в список.
– Если коллеги найдут блокнот, это облегчит твою работу, – сказал Боденштайн и посмотрел на часы.
– Лучше не стоит на это полагаться, – ответила Пия. Ей что-то пришло в голову, и она посмотрела на Ригельхоффа. – Иск Штадлера касался не изъятия органов как такового, а того, как обошлись с его женой, не так ли?
Ригельхофф кивнул.
– Значит, мы должны сконцентрироваться на лицах, ответственных за принятие решений, – сказала Пия. – Например, на тех, кто дал ложную информацию Йоахиму Винклеру. Кто в больнице отвечает за это? Кто беседует с родственниками пациентов? Врачи?
