– Поскорее! – прорычал Боденштайн злобно. Между бровями образовалась глубокая складка, знак того, что он серьезно разгневан.
– Вот! Ну да! – Нефф неуверенно улыбнулся. – С 19:45 до 21:09 господин Хартиг разговаривал по телефон с Дирком Штадлером.
– С Дирком Штадлером? – переспросил Боденштайн.
– Да, я же вам сказал.
– Вы сказали это сегодня днем, но неопределенно. – Боденштайн терял самообладание. – Собирайте свои вещи, Нефф, и уходите! С меня довольно ваших расплывчатых методов и отсутствия тщательности в работе!
– Но… – начал Нефф, и это слово явилось той самой каплей, которая переполнила чашу терпения Боденштайна.
– Никаких «но»! Если я что-то говорю, то я имею в виду именно это! – взорвался Боденштайн. – Убирайтесь! Немедленно! И не забудьте сдать на вахте ваш гостевой пропуск! Я не желаю вас больше здесь видеть!
Он повернулся на каблуках и захлопнул за собой дверь, оставив свою команду в полном недоумении. Нефф с побагровевшим лицом и сжатыми губами уложил свои бумаги в папку, встал, взял пиджак и вышел из комнаты, не проронив ни звука.
– Пока, Нефф, – пробормотал Кай. – Пожалуйста, никогда не возвращайся, никогда!
– Вот это да! Никогда не видела шефа таким разъяренным, – прошептала Катрин и насмешливо улыбнулась. – Люди, это изгнание стоит не бутылки, а целого ящика шампанского! Как я рада, что мы избавились от этого скользкого субъекта!
* * *
Когда она ранним вечером приехала в Оберурзель, отца дома не было. После их ссоры он, казалось, избегал встречи с ней, и ее это устраивало. В четыре часа должна была прийти Ирина, русская уборщица, которая убиралась в доме при жизни матери. Она хотела обсудить с ней ее дальнейший график. Раньше она приходила два раза в неделю, чтобы сделать самую тяжелую работу, все остальное мама делала сама. Но сейчас для отца надо было стирать и готовить. В ожидании женщины она просматривала почту, которую отец, как обычно, положил в серебряную чашу на комоде в холле. То, что его интересовало, он отнес в кабинет. В чаше стопкой лежали многочисленные невскрытые письма с соболезнованиями. Среди них был один открытый конверт с письмом из ЗАГСа Оберурзеля, в котором было указано, что тело мамы может быть получено для погребения. И отец даже не позвонил ей, подумала она с раздражением. Он, как всегда, ни о чем не хочет заботиться. Она просмотрела почту и обнаружила открытку из похоронного бюро, которое забирало маму и доставило ее в Институт судебной медицины. Кроме того, ей попала в руки визитная карточка комиссара, которую отец так же небрежно отложил в сторону, как и остальную почту. Каролина позвонила агенту похоронного бюро, сделала заказ на организацию похорон и улаживание различных формальностей и пообещала прислать по факсу уведомление ЗАГСа. После этого в дверь позвонила Ирина, которая мгновенно разразилась слезами, едва лишь Каролина с ней поздоровалась. Через полчаса они обо всем договорились, и она написала отцу записку, в которой сообщала, что Ирина будет приходить через день и работать с 9 до 12 часов. Если его что-то не устраивает, ему надо позвонить Ирине и лично все с ней урегулировать.
Каролина села за обеденный стол, за которым так часто сидела с мамой, и стала просматривать письма с соболезнованиями. Как только будет известна дата похорон, ей придется найти адреса для рассылки извещения о похоронах, текст которого ей составит агент похоронного бюро. Кроме того, ей нужно было собраться и поговорить со священником, подобрать кафе для поминального обеда и снять маму с регистрационного учета во всех обществах и организациях, в которых она состояла. У нее горели глаза и болела спина, тем не менее она не позволяла себе расслабиться и сделать паузу. Уже несколько дней она сознательно бралась за решение то одной, то другой задачи, и только это ее и поддерживало. В ее поисках правды в прошлом отца было что-то отчаянное, она это осознавала, но, вероятно, эта миссия была единственной причиной, благодаря которой она не потеряла рассудок и не впала в коллапс.
За окнами уже было темно. Через несколько часов наступит новый год. Было еще достаточно времени, чтобы сесть в автомобиль и поехать к Грете. На это уйдет максимум четыре часа. И только сейчас она вспомнила о блокноте, который сегодня днем ей дала Вивьен Штерн. Каролина встала и включила свет. Потом достала из сумки блокнот и с любопытством начала его листать. Это было нечто вроде краткого дневника. Хелен Штадлер день за днем записывала каждую мелочь, которая рождалась у нее в голове. Вивьен Штерн произвела на Каролину впечатление несколько экзальтированной особы, но ее страх был неподдельным, и тем не менее Каролина не знала, как следует относиться к утверждению Вивьен, что Хелен Штадлер была убита. С марта стиль записей изменился. Каролина пыталась разобраться в датах, числах, именах и загадочных сокращениях, связь между которыми была ей непонятна. Но потом она наткнулась на знакомые ей имена и почувствовала внутреннюю дрожь. Может быть, Хелен напала на тот же след, что и она? И девушка не побоялась прямо поговорить с мужчинами, которых она считала виновными в смерти своей матери. Профессор Ульрих Хаусманн, доктор Ганс Фуртвэнглер, Фриц Герке, профессор Дитер Рудольф! У Каролины пересохло в горле. Хелен Штадлер встречалась с ним 7 июня! Зачем? Что она хотела у него узнать? Ответил ли он на ее вопрос? Она быстро переворачивала страницы, мельком пробегая строки, и вдруг оцепенела.
– О боже! – пробормотала она, осознав, что означали имена, которые написала Хелен Штадлер.
Внезапно она вспомнила о времени. Ее отец в любой момент мог вернуться домой, а ей сегодня вечером ни в коем случае не хотелось с ним встречаться. Она позвонит комиссару из дома. Каролина поспешно убрала блокнот в сумку, положила на обеденный стол записку отцу, погасила свет и вышла из дома.
* * *
Боденштайн остановился перед шлагбаумом на железнодорожном переезде в Келькхайме и, пользуясь возможностью, взглянул на смартфон, на котором уже давно раздался сигнал о входящей СМС. Помимо этого, пришло сообщение по электронной почте. Он вздрогнул, когда увидел имя отправителя: [email protected] [37]. Что это? Дурацкая шутка или снайпер решил связаться с ним? После проведенной пресс-конференции его имя фигурировало в средствах массовой информации, и его упоминали как одного из руководителей следствия, поэтому найти адрес его электронной почты большого труда не составляло. Черт возьми! Сообщение пришло полчаса назад, но он, еще не отойдя от приступа ярости, который спровоцировала оплошность Неффа, его даже не заметил. После того как у него лопнуло терпение и он вышвырнул этого типа, он сразу попытался позвонить Дирку Штадлеру, но его мобильный телефон был выключен, а по телефону сестры никто не отвечал. Спустя двенадцать дней крайнего напряжения нервы у него были на пределе. Боденштайн торопливо открыл сообщение и приложенный файл.
«О господи!» – вырвалось у него. В кровь ударил адреналин. Он не заметил, что шлагбаум уже поднялся, пока кто-то не начал нетерпеливо сигналить сзади. Он поспешно тронулся с места, включил поворотник и свернул на парковочную площадку полицейского участка Келькхайма, который располагался в пятидесяти метрах на левой стороне улицы. Оттуда он позвонил Пии. Кое-где уже раздавался грохот петард. Весь мир будет сегодня весело встречать Новый год, но где-то есть человек, который в эту последнюю ночь года умрет, если Боденштайн не сможет это предотвратить.
– «Судья» вышел на меня, на сей раз по электронной почте. Cлушай! – сказал он, когда Пия ответила на его звонок. – «Сегодня ночью умрет номер 5. Теперь уже осталось недолго, и откроется вся правда».
– Мы должны немедленно найти этого Ригельхоффа, – ответила Пия, не выразив ни слова недовольства тем, что надо было срочно заняться работой. – Может быть, нам удастся заставить его заговорить. Он ведь единственный, кто знает всех участников той истории.
– И профессора Рудольфа, – ответил Боденштайн. – Я сейчас у коллег в Келькхайме. Пожалуй, я отправлю к нему полицейский наряд. Кстати, я не смог дозвониться ни Дирку Штадлеру по мобильному, ни его сестре.
– Сегодня Новый год, – напомнила Пия. – Не думаю, что Рудольф именно сегодня что-то скажет.
– Если он этого не сделает, попрошу доставить его в комиссариат. – Боденштайн стоял перед дверью полицейского участка. – Нам обязательно надо с ним поговорить. Я заеду за тобой.
Он закончил разговор и прочитал эсэмэску от Инки.
«Извини, – писала она, – экстренный случай в Узингене. Буду позже!»
«У меня тоже экстренный, – написал он в ответ. – Свяжусь с тобой. Если не увидимся до Нового года – мои наилучшие поздравления!».
Убрал телефон и вошел в дежурное отделение полицейского участка.
* * *
После звонка Боденштайна Пия быстро накормила лошадей и собак и попыталась дозвониться Ким. Ее сестра не отвечала, поэтому она послала СМС. Потом в полной темноте направилась по дороге между выгоном для лошадей и парковочной площадкой к трассе, думая о Кристофе, у которого сейчас было только половина двенадцатого дня. Этот досадный факт расстроил ее. Больше всего ей хотелось организовать слежку и прослушивание телефонов всех подозреваемых, но у них для этого было недостаточно персонала, да и ответственные франкфуртские судьи были известны своей осторожностью, если речь шла о разрешении на прослушивание. К тому же Боденштайн всегда скрупулезно соблюдал установленные правила. Она на его месте чувствовала бы себя более свободно, тем более если был шанс узнать что-то важное. Когда сегодня днем Нефф признался, что проводил розыскные действия по собственному желанию и полулегально, шеф был не в восторге. Однако это, кажется, первое реально полезное действие высокомерного наглеца; но потом он все испортил, потому что оказался таким же небрежным и не умеющим сконцентрироваться человеком, как Эренберг, пропустивший самую важную с начала расследования зацепку. Неудивительно, что Боденштайн потерял самообладание. Время подпирало, и это стоило сил и нервов.
