Приехав домой после конференции, я начал посылать ей письма, прямо как ненормальный, но получал только вежливые ответы. Альма словно никак не могла решиться (что для нее крайне нехарактерно, как ты знаешь). Я ухаживал за ней несколько лет. Я будто знал, что никогда не полюблю никого другого, кроме нее. И вдруг в один прекрасный день она пригласила меня к себе домой в Лондон. МИ5 дала ей чудесную маленькую квартирку рядом с Тёрло-плейс. На самом деле довольно символично. Оказалось, что Тёрло-плейс находится между местным филиалом МИ5 у Саут Кенсингтонстейшн, где работала Альма, и Британским музеем естественной истории. То есть она жила между естествознанием и разведкой и бегала туда-сюда. Если я правильно понимаю, через какое-то время она стала чаще забегать в музей.
Теперь она внезапно проявила большую заинтересованность. Наверное, она поняла, что то, над чем она действительно хотела работать, можно делать не только в Лондоне. Она практически раздала все свое имущество и поехала со мной домой. Я очень хорошо это помню: еще в самолете она сказала мне, что не очень-то создана для семьи. Ведь она ученый.
Но — уже тогда она была беременна.
Она сразу же влюбилась в природу севера. Когда родилась Ева, мы уже купили немного земли в Емтланде и продвинулись со строительством охотничьего домика. Сначала он состоял из небольшой комнаты, но когда родилась Ева, Альма…
Здесь письмо обрывалось. Резко.
Ида еще раз прочла заключительные строчки.
Цензура?
Значит, письма ее дедушки с того света, адресованные непосредственно ей, подверглись цензуре?
Кто мог это сделать?
Альма?
Нет! Так не поступают! И в таком случае Альма бы выбросила все письмо.
Нет, продолжение письма, должно быть, каким-то образом затерялось.
Только надеюсь, не по моей вине.
Ида закрыла глаза и представила все разы, когда они грузили и перегружали мусорные мешки. И затем сортировку дома у Долли, потом новые упаковки. Мы нигде не забыли какие-нибудь бумаги?
В конце концов она уснула, не будучи до конца уверенной.
68
Микаель испытывал похмелье и хотел есть. Как только он начинал думать о том, что случилось на палубе, он вытеснял эти мысли с помощью ругательств и текстов к песням «Эйс оф Бейс» и «Роксетт». Было чуть больше половины восьмого вечера. В ожидании того, что с парома спустят трап и откроют выход, он с Полем сидели каждый на своем стуле у ресторана и шепотом опять обсуждали айпод.
— Мы подождем в районе Ваасы как минимум еще один день, или пока я не получу новый сигнал на мой мобильник, — сказал Поль так тихо, чтобы никто не мог услышать. — Теперь мне хотелось бы получить длинный сигнал, а не только короткое «ту».
— А если сигналов больше не будет?
— Тогда мы позже примем другое решение. Сейчас нам нужна приличная гостиница в качестве базы, чтобы у каждого был свой номер, а сама гостиница, с твоего позволения, должна быть лучше, чем эта проклятая обшарпанная «Шахта». Возьмем машину напрокат, чтобы в любой момент можно было смыться, если поступит сигнал. И я все время буду следить за айфоном.
Микаель осмотрелся, но не обнаружил ни Элин, ни Анны, ни кого-либо из тех женщин среди пассажиров, которые стояли и ждали схода на берег.
У них, наверное, машина. Прекрасно, тогда мы с ними не столкнемся!
Вскоре снизу послышался глухой звук и из пассажиров начала выстраиваться очередь в маленький пластмассовый туннель, ведущий к трапу.
Таможню они прошли без проблем, глядя вперед, а потом быстро миновали темную зону терминала и порт Ваасы и вышли в город.
На улице Рантакату рядом с портовыми причалами они нашли маленькую гостиницу под названием «Гостиница Вааса».
— Вот уж оригинальное название, — заметил Микаель.
Убедившись, что одноместный номер стоит примерно пятьдесят евро, они вошли в холл.
«Совершенно невероятно — вдруг оказаться в прекрасной веселой Финляндии», — подумал Микаель.
69
Ида проснулась от того, что замерзла. Она спала под куртками и одеялами. Ей показалось, что она проспала несколько часов. Они неподвижно стояли в… большом Ничто. В маленькую форточку она видела только темноту, снег и деревья. Она посмотрела на часы — они показывали начало восьмого утра.
Значит, я спала со вчерашнего вечера? И потом зимнее солнцестояние, до него осталось считаные дни. А затем пройдет еще несколько недель, пока солнце снова не взойдет над горизонтом.
У меня температура? Нет.
Она почувствовала себя здоровой и выглянула в вентиляционное отверстие на противоположной стене. На нескольких сосновых стволах трепыхались тени и отблеск, похоже, костра. Pinus sylvestris[53], машинально подумала Ида. Род — сосна, семейство — сосновые.
Она сильно потерла глаза. Этот Линней. Так ужасно, что он все время рядом, словно барабанит тебе в самое ухо.
И тут она вспомнила.
Письмо. Челябинск 47. Как там называются эти элементы, сольвент и коагулянт?
Получу ли я когда-нибудь объяснение?
Альма. Которая никогда ничего не рассказывала. Которая, может быть, не могла рассказывать, потому что то, что она пережила во время войны, было таким… да, каким?
Ида быстро натянула на себе еще одежду, открыла тонкую пластмассовую дверь и увидела, как Лассе и Миккола сидят у огня, сине-желтое пламя которого охватило раскаленные докрасна толстые деревянные обрубки.
— Доброе утро. Наконец-то ты выспалась как следует. Мы только что встали, — сказал Лассе.
— Вот как. Не думаю.
Девушка села на пластмассовую табуретку с сиденьем из овечьего меха, и Лассе протянул ей ковш с супом из голубики.
— Вы встали не только что. Этот огонь горит как минимум уже час.
Миккола взглянул на нее с некоторой долей уважения.
— Да, я просто сижу, пью завтрак, — слегка улыбнулся Миккола, дуя на пену в пивной банке. — А вот Лассе пытается разыскать своих родственников.
Ида очень медленно повернулась к Лассе.
Родственников? Гм.
Сейчас надо найти правильный тон.
— Твоих родственников?
— Значит, так, — начал Лассе. — Как ты знаешь, Ида, у меня есть финские корни. И прежде чем ехать дальше, я бы хотел, чтобы мы… Да, мой брат, значит, Стен, он был биологом, если ты помнишь. Это было здесь, поблизости. Когда он провалился под лед. Рядом со старым рыбачьим поселком.
Лассе сделал небольшую паузу.
— …рыбачьим поселком, который должен находиться… именно где-то здесь, неподалеку. Тело так и не нашли. И я всегда хотел побывать на этом месте. А теперь я как следует изучил карту, и Миккола любезно привез нас сюда по уйме маленьких дорог. И я подумал, Ида, что тебе тоже стоит посмотреть на это место.
И он надолго замолчал.
Ида тоже молчала, оглядываясь. Она почувствовала, что Миккола смотрит то на нее, то на Лассе.
— Для меня не играет никакой роли, что вы делаете, — наконец сказал Миккола. — Только бы мне получить свои деньги.
— Само собой, — произнес Лассе и вытер варежкой уголок глаза.
Лассе встал и медленно сложил большую полевую карту.
— Ида, собирайся, — сказал он очень тихо.
— Значит, мы дошли до рыбачьего поселка?
— В принципе да. Отсюда до него можно дойти пешком.
Лассе показал между деревьями.
Она кивнула в ответ и коротко взглянула на Микколу, который снова отхлебнул пива и улыбнулся пьяной, озорной улыбкой:
— Нет, идите сами. Я останусь здесь и буду наслаждаться огнем. И если вы будете себя хорошо вести, я буду согревать ваш глёг, пока вы не вернетесь назад.
— Как хорошо, спасибо.
Ида взяла большой лаваш в форме полумесяца, выдавила из тубы несколько сантиметров мягкого сыра и сделала ролл. Забравшись в фургон, натянула на себя термокомбинезон, спрятала внутрь свинцовую шкатулку и надела пару грубых ботинок от Марины.
Когда она проглотила остатки бутерброда и вышла на холод, Лассе уже сделал первые шаги между соснами. Его карманный фонарик бросал луч света, который, дрожа, выискивал неровности лесной местности. Миккола дал и ей карманный фонарик, и она пошла по снегу следом за Лассе.
Всего лишь через несколько метров ее окружила темнота. Обернувшись, она увидела силуэт Микколы, который по-прежнему сидел у огня, закутавшись в шерстяное одеяло в красно-черную клетку. Ей показалось, что он смотрит в ее сторону.
70
Ида все время шла за Лассе в нескольких метрах от него. Лассе, пыхтя и стиснув зубы, пробирался по сугробам.
Они углубились в лес. Деревья, в основном ели, стояли здесь еще плотнее друг к другу и были покрыты снегом, отчего земля под ногами казалась практически черной.
