Она протянула руку еще ниже и схватила что-то блестящее, но потом отказалась от попытки поднять ноги вверх. Она быстро повернулась, немного поплыла и опустила ноги вниз, в конце концов достигнув дна.
Она поняла, что действительно находится на дне. Голова торчала над поверхностью. Глубина здесь была не больше полутора метров.
Лассе что-то крикнул, его голос донесся как с другой планеты.
Она попыталась ответить, но ее голосовые связки сумели издать только поскуливание.
— Давай наверх! — вдруг услышала она его слова. — Немедленно забирай их и сразу же выбирайся наверх, Ида! Иначе будет слишком холодно! Ида?
Если я всплыву наверх, я никогда снова не спущусь вниз, подумала она.
Почти не чувствуя ног, она попыталась отодрать моллюсков, схватившись за ручку сачка.
Она сделала глубокий вздох и опять нырнула с головой.
Теперь она видела их более отчетливо. Они плотно прилегали друг к другу, и так почти двести сорок лет. Она схватила одного моллюска, который тотчас втянул сифон и закрылся, что вызвало молниеносную цепную реакцию у других, которые также закрылись один за другим.
Они были прикреплены к грунту жесткими нитями, но не крепко. Она просто оторвала три штуки и опустила их в сачок, и вода стала очень мутной. Она опять быстро вытянулась, набрала воздух и снова опустилась вниз. В последний раз, подумала она.
Она едва могла пошевелить пальцами, в пятке кололо, что это — камень или моллюск? У нее больше не было сил, она попыталась покачать головой, не понимая, что за свет она видит — предвестник головокружения или мерцание карманного фонарика над поверхностью воды.
Внезапно она почувствовала, как грудь сильно поцарапалась о гору — ей снова удалось выбраться на край почти машинально.
— Аааа… я… аааа…. наверху, — выдавила она из себя, протягивая окоченевшую руку к бутылке водки и прижимая горлышко к губам.
Пока она сидела, дышала и дрожала, она заглянула в илистую воду.
Все ли я взяла? Думаю, да. В то же время она заметила, что так сильно замерзла, что не может двигать ногами. Несколько ранок на указательном пальце и одна на пятке кровоточили. Наверное, я порезалась о края раковины. Вся дрожа, она выпила еще и тут заметила что-то на скале рядом с грудой своей одежды.
Это была зеленая свинцовая шкатулка. И она была — открыта! Камень выпал и лежал, переливаясь в свете карманного фонаря.
— Лассе? — закричала она. — Почему… шкатулка внизу?
Никакого ответа.
Она позвала снова.
— Лассе?
Он по-прежнему не отвечал.
Лассе ее уронил?
Неужели?
— Эй!
Сверху донеслось короткое бормотание.
Вот оно что. Он там что-то затевает, а шкатулку уронил.
И тут ее взгляд упал на сачок. В нем лежало четыре больших закрытых моллюска и осколки от разбившихся экземпляров. Она стряхнула песчинки. Что-то опять сверкнуло, и она поднесла карманный фонарь.
— Лассе, здесь что-то есть!
Блестящий предмет оказался подвеской, похоже, сделанной из массивного золота. Подвеска представляла собой два соединенных вместе кольца, одно внутри другого, и по форме напоминала знак плюс. Посредине был необычайно большой камень, наверное ограненный бриллиант. Поверхность была покрыта маленькими и очень элегантными филигранными узорами, а также множеством проб, но никаких следов перламутра Ида не обнаружила.
Подвеска наверняка выпала из моллюска, который, может быть, умер довольно скоро после того, как Соландер спрятал в него украшение.
— Лассе! Здесь украшение! Думаю, русское украшение!
Она не могла не дотронуться до моллюсков и рассмотреть их более внимательно. Они были тяжелее, чем казались. Она приложила их к уху и прислушалась. Внутри них словно что-то журчало. Или это просто из ее уха вытекала вода, когда она повернула голову?
Невероятно древние. Древнее, чем почти все живое, что я когда-либо встречала. А теперь, значит, мы их убьем?
Створки раковин очень тесно примыкали друг к другу. Нужен какой-нибудь суперострый нож.
Она задрожала, фыркнула и вдруг опять вскрикнула от холода. Снова обратив внимание на Девичий камень на скале и взяв его, чтобы положить обратно в шкатулку, Ида сразу же ощутила что-то в своей ладони.
Что это, тепло? Или что-то другое?
Она еще крепче сжала камень. Поверхность была почти что мягкой. Ей показалось, что из него словно что-то струится и поднимается вверх от запястья к плечу.
Может быть, просто мурашки… которые проходят?
Она посветила карманным фонариком на руку, не выпуская камня из ладони. У запястья отчетливо проступали вены, она практически видела, как они пульсируют под тонким слоем подкожного жира. Маленькие волоски на тыльной стороне руки встали дыбом, и когда она подняла руку повыше, совершенно отчетливо увидела ответвления вен. Они выглядели распухшими и сильными. Еще выше, на бицепсе, над лимфоузлами и на редких волосках в подмышке явственно проступали вены и артерии.
Может быть, так происходит с моржами? У них возникает такое чувство после каждого погружения в ледяную воду. Словно свежий приятный приток крови, новая кровь, которая циркулирует и омывает один орган за другим и потом доходит до каждого кровеносного сосуда. Ты таешь, орган за органом, только изнутри, а не снаружи.
Тепло распространялось дальше, стали согреваться колени, икры и ступни. На тыльной стороне пальцев ног, еще красных от холода, кровь пульсировала сильно и горячо и приливала к вискам. Все горло будто распухло, шея, спина, кобчик, бедра…
Нет, я не могу здесь больше сидеть.
— Лассе! — закричала она как можно громче.
Никакого ответа.
Чем он там занимается?
Ида вся сжалась и надела на себя все слои одежды, положила моллюсков в карманы куртки, засунула золотое украшение в один из карманов брюк и положила камень в шкатулку.
Она опять крикнула и на сей раз услышала сверху слабое бормотание.
Наконец-то.
Она стала осторожно протискиваться через трещину вверх и вдруг почувствовала, что у нее нет сил и кружится голова.
Может быть, у меня только что был шок от холода, а теперь наступила ответная реакция? Нет, сейчас я должна выбраться наверх! Отдыхать буду потом.
С последним рывком она выбралась из расщелины во внешнюю расселину.
Лассе там не было. Его рюкзак лежал на месте, прямо на мшистом шишковатом корне. Ида переложила моллюсков и шкатулку во внешний карман рюкзака и уже было собралась еще раз позвать его.
И тут она увидела. В отверстии торчала перчатка Лассе. Она подала ему рюкзак, который поднялся наверх и исчез. Опять показалась перчатка, и Ида тотчас ухватилась за нее и почувствовала, как сильная рука тянет ее вверх.
Пока ее поднимали вверх, ее пронзила мысль, от которой она вскрикнула.
С рукой в перчатке было что-то не так.
В ней было что-то необычное.
74
Иду ослепил свет карманного фонарика.
На обледеневшем камне сидел Лассе и вздыхал. Присмотревшись, она увидела, что руки у него связаны неоново-голубым буксирным канатом.
Прямо перед ней на заснеженном выступе стоял Миккола. От него сильно пахло спиртным, но он все равно казался почти трезвым.
Повсюду было темно, местность была погружена в мерцающую тьму.
Миккола слегка ухмыльнулся и направил обшарпанный черный браунинг ей в грудь.
— Открой мне это и положи все на землю.
Он пнул ногой рюкзак.
Ида быстро думала. Прежде чем сесть на корточки, она мельком взглянула на Лассе. Сжав челюсти, он пристально смотрел перед собой.
Она несколько раз выругалась про себя, пока распаковывала рюкзак. Свет от карманного фонаря Микколы дрожал.
— Вы что, принимали меня за круглого дурака, который ничего не понимает? Родственник, который провалился под лед, ха-ха! Я знаком с европейскими жемчужницами так же хорошо, как и вы. Хотя сначала я подумал, что вы собираетесь намывать золото или что-то в этом роде. Давайте сюда жемчужины. И эту странную зеленую коробку, с которой вы так носитесь. Вы что думаете, я слепой?
Ида что-то неслышно пробормотала в ответ и посмотрела на браунинг — с виду он был настоящий — и стала вынимать все содержимое рюкзака: сантиметр, несколько черных нейлоновых ремней, почти пустая металлическая бутылка, моллюски, свинцовая шкатулка…
Из кармана на снег выпала маленькая золотая подвеска.
— Ой, а это что такое?
Миккола наклонился и поднял украшение. Она увидела, как Лассе посмотрел вверх из-за камня. Миккола продолжал осматривать свинцовую шкатулку, потом энергично открыл ее и поднес к лицу Девичий камень.
— Ой, а это что?
Он хмыкнул и поднял камень еще выше, и в сапфирах заиграл слабый свет.
— Даже лучше, чем я мог надеяться.