— Ты не представляешь себе, как я мечтал именно о такой вот простой, будничной жизни, — устало сказал Дик. — Я думал, что она уже никогда не вернется. Это кажется совершенно невозможным, когда со всех сторон рвутся снаряды и каждый день кого-нибудь из друзей разносит в клочья. Мне до сих пор еще не верится, что я дома и все позади. До чего же хорошо в нашем маленьком домике с Эми и малышом — в раю и то, должно быть, во сто крат хуже.
Прежде чем приехать повидаться с матерью, Дик провел несколько дней с Эми в Котсло. Эми хотела, чтобы он вернулся туда и пожил еще некоторое время с ней на побережье. Но Дику не терпелось выяснить, возьмут ли его на прежнее место, и приняться за работу, как только его демобилизуют.
— Не по душе мне вся эта публика, которая вертится вокруг Эми, — с какой-то кривой усмешкой сказал он Салли. — Они, кажется, даже огорчены, что война кончилась. Только и говорят о том, как они тогда роскошно проводили время.
Сын удивил Дика и привел в восторг. Дик привез Билли с собой, и они поселились у Салли на то время, пока Эми найдет, кому сдать дачу на побережье.
— Чудный парень, правда? — восклицал Дик. — Я и забыл, что детишки так быстро растут. Билли ко мне сразу привязался. Не думал я, что это так приятно, когда тебя называют папой.
Эми ожидали к концу недели, поэтому Дик отправился в Маллингар и отпер дом. Он хотел проветрить комнаты и все прибрать к ее приезду.
С возвращением на Боулдер-Риф получилась заминка. Работу Дика выполняли двое молодых служащих, и дирекция, как бы в виде одолжения, подыскивала теперь для него другое место. Дику хотелось только одного — вернуться к нормальному образу жизни, но оказалось, что бывшим солдатам не так-то легко войти в прежнюю колею. На предприятиях шли сокращения. Сотням солдат пришлось убедиться, что хозяева и думать забыли про свои обещания новобранцам; планы обеспечить работой всех возвратившихся на родину провалились. Работы для демобилизованных не хватало.
Получив работу, Дик считал, что ему очень повезло. Уходя по утрам из дому в дешевеньком, плохо сшитом костюме — из тех, что были выпущены специально для демобилизованных, — он, казалось, был так же полон энергии, как и в тот день, когда впервые пошел на рудник.
Нелегко Дику, думала Салли, привыкать к тому, что кое-кто стал смотреть на него свысока, — ведь он работал теперь в плавильной; нелегко приспособиться и к тому домашнему укладу и светскому образу жизни, какие нравятся Эми. Дик не мог примириться с тем, что в годы войны люди жили здесь так, точно ничего не произошло.
В лавках было вдоволь фруктов и овощей, мяса и бакалейных товаров; все так же пестры и легкомысленны были женские наряды. На улицах кишела смеющаяся, говорливая толпа. Люди заполняли кабачки и рестораны, кинотеатры, поезда и трамваи, как будто каждый день — это праздник, как будто война не оставила никаких последствий, которых нельзя скинуть со счета, как будто нет ни безработицы, ни госпиталей, наполненных истерзанными, страдающими существами, слепыми, изувеченными, хворыми и потерявшими рассудок, но все же цепляющимися за жизнь.
Война ничего не изменила в жизни обывателя, говорил Дик. И Салли соглашалась с ним. Об этом свидетельствовал и девиз дельцов — «дела прежде всего» — и та «увлекательная» жизнь, какую вели во время войны девушки и молодые женщины вроде Эми и о которой они хвастливо вспоминали теперь. Были люди, откровенно жалевшие, что война кончилась, — к числу их принадлежали биржевики и спекулянты, разбогатевшие на военном займе и на поставках государству продовольствия, обмундирования, строительных материалов, боеприпасов и всего прочего, в чем нуждалась армия.
Железная дорога, соединившая восток Австралии с западом, была достроена, и сотни людей, получив расчет, хлынули на прииски. Они слонялись здесь в поисках работы, пытали счастья, отправляясь на разведку золота, и вскоре оказывались без гроша в кармане и не знали, как им выбраться с приисков. Вернувшиеся домой солдаты возмущались наплывом приезжих и иностранцев, которые во время войны заняли их места.
Демобилизованные пополняли армию безработных. Разочарованные и отчаявшиеся, они искали выхода из создавшегося тяжелого положения и видели его только в одном: добиться, чтобы им оказывали предпочтение на рудниках и вообще при найме на любую работу. Это должно было привести к увольнению иностранных рабочих. Том говорил, что профсоюз горняков не допустит дискриминации рабочих по расовому признаку, не согласится ни с какими мерами, которые могут ослабить профсоюзы. На работу в первую очередь должны принимать членов профсоюза — таков был ответ организации на разговоры о том, что иностранные рабочие пришли на готовое, что они не участвовали в борьбе австралийских горняков за повышение заработной платы и улучшение условий труда.
Дик от души сочувствовал демобилизованным, но он разделял и точку зрения Тома: демобилизованные, в какой бы отрасли промышленности они ни работали, должны опираться только на профсоюз. Рабочие — члены профсоюза и демобилизованные — должны объединиться, чтобы встретить надвигающийся кризис.
У Дика было неприятное ощущение, что его снова взяли на рудник, лишь уступая общественному мнению, и в ближайшее время постараются под любым предлогом избавиться. Месяц спустя записка, вложенная в конверт с жалованьем, известила Дика, что в связи с сокращением производства возникла необходимость уменьшить расходы и сократить штаты, а посему компания доводит до сведения мистера Гауга, что с начала нового года она вынуждена будет, к сожалению, отказаться от его услуг.
Не теряя времени. Дик попытался устроиться на другом руднике. Но везде было одно и то же: у горнопромышленников Золотой Мили не было работы для несчетного множества демобилизованных, искавших место металлурга или конторского служащего, механика или рудокопа.
Забастовка на лесоразработках прервала регулярный подвоз топлива к рудникам, и они закрылись. Тысячи людей остались без работы, и это еще больше обострило отношения между рабочими, членами профсоюза, иностранными рабочими и демобилизованными.
Дик выглядел совсем больным и подавленным все эти месяцы, пока был без работы. Эми хотела, чтобы он уехал и попытался найти работу где-нибудь в другом городе. С тех пор как кончилась война, она вечно была всем недовольна и не находила себе места. Она твердила, что ненавидит Калгурли, ненавидит унылую и однообразную жизнь на приисках. Да и Дик, говорила она, стал совсем другим.
Она никогда не думала, что Дик может так измениться, жаловалась она Салли. Он всегда был такой милый и добрый со всеми. А теперь стал нервный, раздражительный, бывает даже просто груб с некоторыми ее друзьями, не позволяет ей приглашать их к себе и ходить с ними на танцы.
— Просто Дик расстроен тем, что остался без работы и ему приходится рассчитывать каждый грош, — успокаивала ее Салли.
— Пусть так, — капризно отвечала Эми. — Все равно нечего превращаться в какое-то пугало и нагонять на всех тоску своим угрюмым видом. Нет, прежде он был совсем другой.
— Да, до войны, — сказала Салли с горечью; она-то понимала, что сделала с Диком война. — Как ты можешь ожидать от него прежней веселости и беззаботности?
— Другие же не изменились так, — упрямо отвечала Эми. Она считала себя обиженной, и ее хорошенькое личико стало злым и плаксивым. — Недавно вечером я встретила в «Паласе» полковника де Морфэ. Он лишился глаза, но война не сломила его, как Дика.
Она помолчала минуту, потом прибавила как бы между прочим:
— Дик страшно разозлился на меня за то, что в субботу вечером я там обедала с Пэдди Кеваном. Конечно, Пэдди пригласил нас обоих, но Дик, видите ли, не пожелал пойти. Ну, а я не могла отказаться — ведь раньше я столько раз обедала с ним, не могу же я теперь послать Пэдди к черту только потому, что Дик вернулся. И потом я хотела попросить его, чтобы он как-нибудь помог Дику устроиться.
— Эми! — охнула Салли.
— А почему бы и нет? — вызывающе спросила Эми. — Он обещал сделать что-нибудь.
— Да разве можно быть такой наивной? — с досадой и горечью воскликнула Салли. — Неужели ты не понимаешь, что уж кто-кто, а Пэдди Кеван ничего не сделает, чтобы помочь Дику! Думаешь, он простил тебе, что ты вышла замуж за Дика?
Гримаса раздражения исказила лицо Эми.
— Надоело мне это до смерти! — крикнула она. — Мама вечно зудит все об одном и том же. Пэдди вовсе и не ухаживает за мной. Он просто хочет, чтобы мы были друзьями.
— Вот как?
Салли сказала это таким тоном, что Эми передернуло.
— Пэдди клянется, что он не имел никакого отношения к той истории с краденым золотом, когда арестовали мистера Гауга и Тома, — с жаром продолжала Эми. — Хотя, конечно, вы никогда этому не поверите, говорит он.
