— Когда у нас установили государственные рудодробилки, это было правильно сделано, — заметил Сэм. — Благодаря этим рудодробилкам старатели могли сами извлекать добытое ими золото, добыча возросла, да и деньги перестали утекать с приисков.
— Это верно, Сэм, — продолжал Том. — Если нам удастся сплотить безработных, мы потребуем не только немедленной выдачи пособий, но и субсидирования партий старателей, постройки дорог, сооружения плотин и колодцев для лучшего снабжения водой отдаленных районов, а также создания государственных предприятий. Это даст работу многим и в Калгурли и в Боулдере.
— Что ни говори, а владельцы рудников начинают кое-что понимать, — заметил Динни, который не мог отказать себе в удовольствии посмешить старых друзей. — Поняли наконец, что рабочие — члены профсоюза — хорошие вояки. Слыхали вы, что сказал Старая Перечница на днях в Боулдере, когда встречали ребят, вернувшихся из-за моря? Хотел, видно, подмазаться к рудокопам, я так считаю. Так вот, значит, как он сказал: «Подавляющее большинство тех, кто сражался на фронте, были членами профсоюза». И еще: «Члены профсоюза брали высоты на Галлиполи. Они научили немцев уму-разуму и в Германии и в Месопотамии».
— Пусть меня повесят! — задыхаясь от смеха, еле вымолвил Тэсси. — Как это его вдруг осенило? А все-таки он неплохой малый — наш Старая Перечница.
Глава XLI
Была холодная, ненастная ночь. Поздно, уже за полночь, пришел Дик и сразу направился в комнату к Тому и Эйли.
До Салли донеслись их голоса.
— Что случилось. Дик? — спросила Эйли.
— Демобилизованные подрались с кучкой итальянцев, — ответил Дик.
Том что-то пробормотал со сна.
— Мне очень жаль беспокоить тебя, старина, но нужно что-то предпринять, — настойчиво сказал Дик.
— В чем дело? — Теперь Том совсем проснулся, и в голосе его звучала тревога.
Салли услышала ответ Дика:
— Я был на вечеринке футболистов и, возвращаясь домой, проходил мимо кафе «Мажестик». На тротуаре стояла целая толпа. Кто-то сказал, что в кафе драка. Потом выбежал итальянец с ножом в руке, а за ним с полдюжины демобилизованных. За ними — еще несколько итальянцев и следом — целая толпа. Ты, наверно, в жизни не видал такой свалки! Итальянцев было меньше, и их били, пинали, сбивали с ног, на каждого навалилось по двое, по трое.
Потом с Аутридж-террейс подоспело еще несколько итальянцев, они закидали солдат кирпичами и камнями, и толпа разбежалась. Но напротив пивоваренного завода драка разгорелась снова. Кто-то крикнул, что солдата пырнули ножом. Оказалось, ранили Тома Нортвуда, сына мясника; когда его увозили, кровь так и хлестала из раны. И еще одного парня ранили. Потом явилась полиция — и все разбежались: итальянцы кинулись в сторону Аутридж-террейс, а солдаты, которые были в самой гуще схватки, повернули к городу.
Том начал одеваться.
— Пойду поговорю с секретарем профсоюза, — сказал он. — Среди иностранцев есть хорошие профсоюзники, нам надо защищать членов своей организации.
— Этого ты мне мог не говорить, — сказал Дик. — Я к тебе для того и пришел, чтобы ты занялся этим делом.
— Вот видишь, кое-кто оказался весьма проницательным, предсказав, что демобилизованных хотят натравить на профсоюзы, — сказал Том. — Это стало ясно уже во время забастовки портовых грузчиков, верно? Один полковник внес резолюцию, одобряющую действия правительства по защите штрейкбрехеров на верфях. Но тогда солдаты отвергли ее. Они стали на сторону грузчиков.
— У нас здесь несколько иное положение, Томми, — возразил Дик. — Ведь и я и многие другие демобилизованные — все мы знаем, что газеты и политические заправилы всячески стремятся посеять рознь между рабочими и демобилизованными. Но я понимаю калгурлийцев. Как не прийти в ярость? Солдат провел два-три года в проклятых окопах во Франции, возвращается домой — и сидит без работы, еле сводит концы с концами. Пока его тут не было, итальянцы процветали; их теперь сотни на рудниках. У них свои винные и фруктовые лавки, кабачки, рестораны. Достаточно поглядеть на них в городе в субботний вечер, как они, разряженные, катаются с девушками. А у солдат нет ни гроша, они не в ладах ни с хозяевами ресторанов, ни с девушками — те на них и смотреть не хотят. В отместку наши лезут в драку, ругают итальянцев последними словами, задевают при каждом удобном случае — то спихнут с тротуара, то вытолкают из пивной. Теперь же для них что динги, что даго — все одно. Сегодня в кабачке-то они выпили, кровь вскипела — вот и подрались. Но если Том Нортвуд умрет…
— Будем надеяться, что не умрет, — сказал Том.
Они вышли вместе. Том вернулся только под утро и едва успел вздремнуть часок-другой перед уходом на работу. Кто-то из соседей окликнул Салли через забор и спросил, знает ли она, что Том Нортвуд умер. Эйли кинулась в Рабочий клуб. Динни пошел поглядеть, что делается в городе; но вести о беспорядках распространились, как лесной пожар, еще до его возвращения.
Он пришел усталый и растерзанный.
— Ну, мэм, если б я собственными глазами не видел, ни за что бы не поверил, что в Калгурли может твориться такое, — еле переводя дух, сказал он.
— Да расскажите же Христа ради, что случилось? — нетерпеливо воскликнула Салли. — Надеюсь, Дика там не было? До меня доходят самые нелепые толки, будто солдаты громят итальянские лавки и кабачки, а хозяев выгоняют из города.
— Так оно и есть, — сказал Динни. — И с ними заодно орудует целая ватага бродяг и хулиганов. Я мимоходом видел Дика. Он и еще двое солдат пытались приостановить погром.
Динни помолчал, стараясь отдышаться.
— Дик сказал, что это началось сегодня утром, после митинга Ассоциации демобилизованных в Калгурли. Орава солдат двинулась оттуда к гостинице «Глен-Дэвон» — там живет несколько итальянцев, которые участвовали во вчерашней драке. Вход охраняла полиция. Тогда толпа обошла дом и ворвалась с черного хода. Итальянцы успели скрыться, но толпа выбила окна и двери, растащила спиртное и принялась грабить все, что попадало под руку. Они выпустили из клеток попугаев, которые разлетелись по всему дому, открыли конюшни и выпустили лошадей на улицу. Еще до этого дебоша в гостинице солдаты приняли резолюцию, в которой настаивали, чтобы федеральное правительство и правительство штата выслали итальянцев с приисков, — продолжал свой рассказ Динни. — Они требовали, чтобы итальянцам предложили убраться до субботы, и просили правительство штата выделить специальные поезда, которые отвезли бы их во Фримантл. Помните, Дик говорил, сколько было болтовни о том, что солдаты-де «поддерживают закон и порядок». Но всем было ясно, что должно произойти.
— Булочник рассказал мне, будто какой-то молодой парень, по имени Готти, сам явился в полицию и признался, что это он пырнул ножом Тома, — прервала Салли. — Готти думал, что после этого признания перестанут преследовать его земляков и погром прекратится.
— Это верно, — продолжал Динни. — Но толпа к этому времени уже успела ошалеть от водки: громилы кидались от одной итальянской таверны к другой, выбивали двери и окна, забирали с собой все бутылки, какие только попадались на глаза, вывозили бочонки с вином. Хозяев гостиницы «Для всех стран и наций», мужа и жену Орсатти, перепугали до полусмерти: толпа к тому времени уже выросла до трех-четырех тысяч человек. Орсатти вышел было на балкон и хотел сказать им несколько слов, но его стащили вниз и, верно, придушили бы, если б не подоспел фараон.
Дик рассказывал, что к гостинице подошли полковник де Морфэ и два-три офицера из Калгурлийской ассоциации демобилизованных. Им удалось увести с собой сотню-другую солдат на площадку за гостиницей «Шэмрок». Фриско и эти офицеры старались образумить солдат. Однако погром продолжался весь день. Итальянцев выгоняли из домов; мужчины, женщины и дети бежали в заросли, спасая свою жизнь.
— Стыд какой! Какой позор! — воскликнула Салли. — Ну скажите, Динни, как могут у нас происходить такие вещи?
— Понятно, Калгурлийская ассоциация демобилизованных во всех беспорядках винит толпу бездельников и хулиганов, которые увязались за солдатами, — сказал Динни, вытирая лицо грязным носовым платком. — Но ясное дело — кашу заварили сами солдаты.
В это время пришел с работы Том, а вслед за ним и Дик. Том сообщил, что профсоюз горняков и Боулдерская ассоциация демобилизованных собираются выступить против принятых в Калгурли резолюций о высылке итальянцев с приисков. Дик сказал Тому, что бился целый день, пытаясь хоть немного обуздать зачинщиков беспорядков, но они ликовали и хвастались, что вышибли итальяшек из города. В ту ночь был намечен поход на Боулдер. Гостиницам было предложено закрыться в половине восьмого: лихорадочная жажда разрушения и насилия все еще обуревала большинство тех, кто в тот день громил и грабил итальянские таверны. Том не стал дожидаться обеда. Он тут же отправился обратно в Боулдер, чтобы попытаться как-то организовать защиту иностранных рабочих.
