— Ну и ну, выпил-то молодой человек, наверное, сто грамм, а дури — на целый килограмм. При задержании здорово упирался молодой человек, ну никак не хотел идти в милицию…
— А кому хочется, дорогой сержант, идти в милицию? — так ответил своему коллеге опер Грунин. Разве неправду в народе говорят: «Туда всегда ворота широкие (в тюрьму), а оттуда — очень узкие (из тюрьмы)».
Сыщик Грунин поблагодарил сержанта за информацию и в ту же минуту отдал распоряжение: задержанного не отпускать до особого указания. Возможно, задержанный будет направлен в суд. Мысли сыщика Грунина совпадали с теми доводами, что шепотом говорил сержант. «Возможно, он?..» Но если да, то это надо еще доказать.
Покинув порог дежурной комнаты, Грунин быстро направился в свой рабочий кабинет. Эта оперативная комната была расположена с западной стороны вокзала. Ровно в 8‑00 в эту комнату собрался весь личный состав пункта милиции.
Через несколько минут в кабинет Оперативников зашел майор Яковлев. О ЧП ему уже тоже было известно. На лысой голове начальника появились какие-то розовые пятна. Было совершенно очевидно, что начальник нервничал, но он как-то старался никому из подчиненных не показывать своего нервного расстройства. И в прежней спокойной манере майор Яковлев распорядился так. Он сразу без лишних слов создал небольшую оперативную группу. В эту группу включил опытного сыщика Грунина и молодого сотрудника УР Леонтьева. В разговоре майор улыбнулся и сказал всего лишь два слова: «Верю, раскроете». Это были отеческие вдохновляющие слова…
Два сыщика приступили к решению сложной и трудной задачи. Работа по любому «глухому» преступлению всегда начинается с нуля. Задержанный Чернов категорически отрицал свою причастность к совершенному преступлению. Да, надо сказать честно. Какой же дурак скажет, что он порезал или убил человека, когда нет живых свидетелей или каких-либо других веских доказательств. Их пока не было и против задержанного. А что касается маленького инцидента с сержантом, то, на худой конец, суд осудит за административное правонарушение. «Ну отломит судья 15 суток за «мелкое хулиганство», а то и того не дадут», — так думал про себя в эти минуты задержанный Чернов. Так же думали и оперативники… Но даже вопреки всем ожиданиям, Чернов… и пятнадцати суток не получил. Эта «щука» сорвалась с крючка совершенно случайно.
Два сыщика, не медля ни одной минуты, распределили свои обязанности так. Опытный Алексей Грунин срочно выехал к потерпевшему в больницу номер один. А молодой сыщик Леонтьев взялся за работу с задержанным. «А вдруг, — думал про себя Леонтьев, — этот тип «расколется». Но, к сожалению, такие розовые надежды не оправдались. Задержанный и малейшего вида не показал, что он каким-то образом сопричастен к ножевому ранению (порезу) Маштакова. Не отрицал только одно Чернов: да, он вчера на платформе в нетрезвом состоянии немного бузотерил, вырывался от сержанта и нечаянно оторвал пуговицу у рубашки милиционера. Чернов убедительно доказывал, что он очень дюже здорово перепугался милиционера. Все, конечно, логично и правильно. Но это были сказки, которые выдавал задержанный оперативнику. И у Леонтьева тоже на сей счет сложилось свое мнение, а по существу, убеждение. Оперативное чутье подсказывало вот что. Хотя вслух тогда об этом говорить было нельзя, но мысленно рисовалась иная картина: «Неискренне говоришь, молодой человек, чего-то ты недоговариваешь, что-то в своей душе скрываешь…».
Многое передумал в эти минуты сыщик Леонтьев. Думал и о том, что нет никакой гарантии, когда этот молодой человек, будучи под градусами, вполне мог всадить нож в живот пассажира. Думали, конечно, оба оперативника. Они прикидывали как раскрыть «глухое» преступление, доказать вину задержанного и обезвредить преступника. А сам задержанный, возможно, размышлял о том, как выкрутиться ему и выйти из воды сухим. Но мало ли какие мысли возникают в голове сыщика. Бывают и такие, когда все версии и предположения не подтверждаются и лопаются как мыльный пузырь. Тогда, как азартный игрок, сыщик идет на риск.
Он выбирает самый трудный вариант. Рассчитывает на худшее, но в перспективе с положительным балансом. Леонтьев оформил на задержанного Чернова протокол за «мелкое хулиганство» и немедленно выехал в Дзержинский народный суд. Это была единственная маленькая надежда… Возможно, судья с учетом всех обстоятельств даст молодому строптивому парню суток пятнадцать. Временная изоляция Чернова была в данной ситуации просто необходима. Идея у оперативника была сама по себе очень хорошая. Но эта задумка опера Леонтьева с треском провалилась. Сыщик целился и стрелял в десятку, а попал в молоко. Подвела Леонтьева то ли самоуверенность, то ли его молодость. Вот что произошло в суде… Сыщик Леонтьев без всяких намеков объяснил судье, что доставленный в суд Чернов был задержан в районе места чрезвычайного происшествия. При задержании сотруднику милиции он оказал сопротивление. Без всякой натяжки были все основания осудить Чернова на «сутки».
Судья понял, о чем идет речь, и дал «добро». Но надо же такому греху случиться. В ходе судебного разбирательства «суточников» тот судья, что вел разговор с Леонтьевым, по каким-то причинам сменился. И в процесс вступил другой судья. Сработал закон подлости — получилась неувязочка. В ходе дальнейшего разбирательства «мелких хулиганов» Чернов получил не «сутки», а штраф. Такой вердикт вынес судья по делу задержанного Чернова. Операция по временной изоляции подозреваемого в ножевом ранении Маштакова провалилась…
Леонтьев, узнав о решении судьи, резко раздосадовался. Но сердиться оперативнику надо было на самого себя. Виноват во всем был молодой сыщик. Не дождавшись решения по делу Чернова, он взял да и ушел из зала суда. Теперь кусай, сыщик, локоть. И хоть близок этот локоток — его все равно не укусишь. Так говорит нам народная поговорка.
Тем временем Чернов, освободившись из-под опеки оперативников, сам явился в линейный пункт милиции. Получив изъятые при задержании вещи, он со следующей электричкой выехал домой на Сейму. Чернов был уверен, что милиция проротозеила, и он из воды вылез сухим. Конечно, молодой сыщик Леонтьев допустил «ляпу», и тем самым розыск преступника по «горячим следам» усложнился. Неслучайно, покидая порог милиции, Чернов улыбался до ушей. В душе он смеялся, и по-своему был прав. Пока милиция сработала по-топорному. Но не будем так резко осуждать молодого сыщика. Не ошибается тот, — гласит народное изречение, — кто ничего не делает…
В это же время, параллельно, шла кропотливая работа с потерпевшим в больнице №1. Профессионально, умело, грамотно сработал старый волк-оперативник Грунин. Потерпевший Маштаков был еле жив. Но вот в чем состояла сложность вопроса. Доктора могли запретить допрашивать потерпевшего, так как ему была произведена хирургическая операция. Это исключительное право медиков. Именно врач принимает окончательное решение о допуске к пострадавшему. Вот как раз это обстоятельство и тревожило сыщика Грунина. Но его опасения оказались напрасными. Лечащий врач разрешил допросить Маштакова, не ограничив оперативника даже во времени.
Алексей, получив «добро» на вход в палату, одев белый халат, уже через несколько минут приступил к допросу потерпевшего. Это была очень трудная и кропотливая работа. Несколько часов подряд сыщик просидел у больничной койки с Маштаковым. Допрос шел очень медленно. Почти ежеминутно потерпевший «отключался», говорил какие-то непонятные слова. Иногда даже терял сознание. Оперативнику надо было иметь большое терпение, чтобы допрашивать полумертвого человека. Но иначе было нельзя. Грунин терпеливо вел допрос, не считаясь со временем. Он старался выяснить подробно все обстоятельства по делу и получить от потерпевшего маленькую, мизерную зацепочку. И тут нет никаких оснований осуждать сыщиков за их назойливость. Потому что любая маленькая крупица-зацепочка дает иногда ответ на многие сложные и скрытые вопросы. Так получилось и в этом трагическом случае.
Сыщик Грунин заканчивал допрос потерпевшего, но ничего существенного так и не прояснилось. Результат в итоге допроса оказался нулевой. Потерпевший Маштаков не мог дать ответ на главный вопрос: а кто же ему нанес ножевое ранение в область живота. И тут прямо-таки чудо сотворил и сделал опыт и высокий профессионализм Грунина. Потерпевшему был задан последний и единственный вопрос, который, по существу, сыграл решающую роль в раскрытии этого тяжкого преступления. И, казалось бы, вопрос-то очень простой, но как потом оказалось, он был очень и очень важным. Сыщик Грунин спросил потерпевшего:
— Ну, хорошо, Маштаков, вы не знаете, кто вас порезал, а, может, вспомните кого-нибудь из окружающих знакомых вам лиц, кто был рядом с вами во время нападения?
Долго думал потерпевший Маштаков, он, видно, перебирал в своей памяти многих пассажиров, что стояли в этот роковой час на платформе и сидели рядышком с ним на лавочке, ожидая подхода электрички на Сейму. Шли тяжелые минуты ожидания… «Вспомнит ли, ну хотя бы одного человека», — так думал про себя сыщик Грунин. Его сердце от волнения стучало как часовой механизм. Решался главный вопрос: или преступник будет изобличен и получит по «заслугам» согласно уголовного закона, или навсегда уйдет от возмездия. И вдруг как-то лицо потерпевшего преобразилось, совсем тихим голосом он сказал:
