На лестнице послышался чей-то громкий голос.
— Это Зальтнер! — вскричал Торм и бросился к двери.
— Да, это я! — отвечал тот, радостно пожимая руки обоим друзьям.
— А моя жена? — был первый вопрос Торма.
— Не огорчайтесь, — сказал Зальтнер. — Ваша супруга, скоро подъедет, ведь теперь на Землю будет отправляться корабль за кораблем.
— Так она не приехала? — воскликнул Торм, бледнея.
— Она не могла ехать. Она не совсем здорова, и врач не разрешил ей сейчас путешествия.
— Она, по крайней мере, написала?
— Нет, она не могла писать, но просила устно приветствовать вас. Не беспокойтесь только, врач говорит, что она скоро будет в состоянии ехать на Землю. Правда, вам нечего беспокоиться.
Торм сел.
— А Элль, — спросил он мрачно. — Где же он?
— Он тоже остался, пока не выздоровеет ваша супруга. Он не хотел оставлять ее одну.
Торм молчал некоторое время.
— Простите, что я прошу у вас об одолжении, — сказал он вдруг, я хочу ехать на Марс.
Зальтнер и Грунте удивленно переглянулись.
— Этого вы не должны делать, — воскликнул Зальтнер. — вы разъедетесь с вашей женой.
— Здесь сейчас находится Илль. Грунте не откажется переговорить с ним и отправить световую депешу на Марс. Мы узнаем, таким образом, там ли Исма, и условимся. И если она еще не выздоровела, я поеду.
— Путешествие не представляет теперь особых затруднений. Каждую неделю отсюда отправляется воздушный корабль на северный полюс, а оттуда 15 го числа каждого месяца летит на Марс межпланетный корабль. Хотят открыть междупланетное сообщение.
— Я поеду сейчас! — воскликнул Торм.
— Ну, сейчас нельзя. Илль как раз находится во дворце, и с ним нельзя поговорить.
Грянули пушечные выстрелы. Этим возвещалось, что император вместе с полярным президентом показался народу.
Грунте встал и захлопнул окно.
Исма лежала бледная и изнуренная на своем диване Медленно выздоравливала она от тяжелой нервной болезни, которой она заболела под влиянием необычных жизненных условий, а также и душевных потрясений.
К ней вошел Хиль.
— Когда могу я ехать? — был, как всегда, ее первый вопрос.
— Как только у вас будут для этого силы, — ответил тот.
— Ах, Хиль, вы говорите мне это уже две недели. Дайте же мне попробовать!
Вам надо сперва попробовать другое: как вы будете себя чувствовать, начав здесь, у себя в комнате, понемногу принимать гостей. Вас уже много дней ждет один человек, которому я раньше не разрешал видеться с вами.
— А сегодня разрешите? — живо перебила его Исма.
Хиль улыбнулся.
— Только будьте совершенно спокойны, и только четверть часа, не больше. При этом условии я его пущу к вам сегодня.
Он вышел.
Через несколько минут вошел Элль.
Кровь слегка бросилась к щекам Исмы, когда она медленно протянула ему свою тонкую руку, которую тот с жаром поцеловал. Он не выпускал ее руки, и долго они ничего не говорили
— Вы давно вернулись? — спросила она наконец.
— Когда я узнал, что вам разрешают ехать, я поспешил сюда. Я не хотел, чтобы вы ехали одни. Но я нашел Вас уже больной. С вами нельзя было видеться.
— А вы больше не сердитесь на меня?
— Исма!
— Я была очень неправа, очень виновата… И вы теперь хотите сопровождать меня?..
— Если вы поедете, конечно. Но…
— Что такое? Скажите мне все, Элль! Вы думаете, что я никогда больше не смогу!..
— Что вы, что вы! Вы скоро будете в состоянии ехать. Нет, я думал о других обстоятельствах, говорящих против вашего отъезда.
— Не скрывайте от меня ничего. Мне ничего почти не говорят о Земле. Я думаю, что Илля с большим восторгом встретили в Берлине. А мой муж здоров?
— На этот счет вы можете быть спокойны. Я должен сказать вам больше, Хиль сегодня разрешил мне это. Если бы вам что-либо помешало ехать на Землю, вы все равно скоро увидитесь с вашим мужем. Он на северном полюсе и ждет известий, едете ли вы к нему, или он сам должен ехать на Марс.
— Он хочет ехать на Марс! И вы об этом знаете? А я?
— Его письма еще не успели дойти. Получена только световая депеша от Илля. Но Хиль не хотел вам сразу говорить.
— Он хочет приехать. Но зачем? Лучше я поеду на Землю.
— Сейчас вы еще не можете ехать, а там…
— Что такое?
— Могут измениться опять наши отношения с Землею.
— Теперь кажется всё мирно.
— Последние известия не так уже радостны…
— Рассказывайте скорей! А то пройдут наши четверть часа.
— Что я буду утомлять вас политическими известиями, в которых я сам еще не вполне разобрался. Державы спорят из-за английского наследства. Франция и Италия, Германия Франция, Австрия и Россия спорят о границах колониальных владений в Азии, Африке и Турции. На Средиземном море также нет ни одного пункта, по которому бы сговорились. Возможно что вспыхнет мировая война. Марсиане будут против. Вот почему может случиться, что опять у нас ухудшатся отношения с Землею, на этот раз и с Германией. Во всяком случае Терму следовало бы приехать сюда.
Исма покачала головой,
— Все, что вы мне рассказываете, меня очень огорчает…
И после короткого молчания она воскликнула:
— Но я хочу скорее выздороветь! Спасибо, Элль, что вы пришли ко мне. Теперь я знаю, что я не одинока.
Она протянула ему руку.
— Прощайте, Исма! Вы можете быть вполне спокойны. Скоро вы будете совсем здоровы.
Он посмотрел на нее прежними преданными глазами. Она улыбнулась и откинулась назад.
Неделей позже, в великолепный майский день, на улицах европейских городов царило сильное оживление. Повсюду слышны были ругательства по адресу марсиан. Там, где месяц тому назад приветствовали марсиан и кричали «ура!» теперь раздавалось: «Долой Марс! Долой колпаков!» — так называли марсиан из-за их диабарического головного убора. Толпа демонстрировала перед зданиями, занимаемыми марсианскими посольствами. На плоских крышах этих зданий стояли воздушные корабли, всегда готовые к отбытию.
Но не меньшее возбуждение, не менее гневное настроение царило и на Марсе. Туда только что дошли известия о кровопролитии, которое началось между людьми. В освобожденных от английского протектората Турции и Малой Азии, где спокойствие водворялось только британским авторитетом, начались волнения, разжигаемые магометанским фанатизмом. Начался погром христиан. Здания посольств в Константинополе были захвачены, все европейцы, не исключая женщин и детей, зверски перебиты в течение одной ночи. Но ужасна была и месть. Пушки европейских броненосцев превратили цветущие берега, дворцы и мечети Константинополя в груду развалин. Но и между европейскими государствами началась вражда, вызываемая желанием каждого из них занять развалины своими войсками. Война началась раньше формального ее объявления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
