к вам. Вам хочется сидеть совершенно неподвижно, не шевеля и пальцем, прислушиваясь. Но все это причудливо, перемешано… Не могу объяснить. Но оно здесь, о, оно здесь.
Ее очарование и красота были настолько невероятны, что Лейтом мгновенно овладел дух противоречия – он сомневался в ее искренности. Он намеренно настроил себя против нее. У него вырвался короткий смешок. Он сам не понимал, откуда взялось внезапно нахлынувшее желание причинить ей боль. Всю свою жизнь он избегал красоты. Одержимый работой, как отшельник молитвой, он мог бросить лишь беглый взгляд на закатное небо, расцветающее дерево, женское лицо. Он отстранялся от всего этого. И теперь вид ее юного тела, волос, освещенных лучами солнца, прелестного живого лица пробудил едкое, необъяснимое раздражение, мучительно поднимавшееся в груди.
– Простите, – бросил он резко. – Не имею и отдаленного представления, о чем вы говорите. Меня заботят только факты. Я биолог. У меня нет времени на смутные эмоции и глупые фантазии. И я уверен, что раньше мы не встречались.
Выражение необъяснимого разочарования вспыхнуло на ее лице.
– Да, несомненно, – проронила она и замолчала. А потом, словно собрав всю свою смелость, воскликнула прерывающимся голосом: – Говорит ли вам о чем-нибудь… знакомо ли вам название «Дом с лебедями»? Вы видели когда-нибудь сад с фрезиями? И фонтан со старым, потрескавшимся парапетом, где спят смешные маленькие ящерицы? О, я спрашиваю вас не по какой-то глупой причине. Я спрашиваю потому… потому что просто должна спросить.
На мгновение он не поверил, что она говорит серьезно, но ее взгляд, печальный и пристальный, странным образом не отпускал его. Харви покачал головой:
– Я не знаю, о чем вы говорите.
– Я подумала… – пробормотала Мэри, – я подумала, вы можете знать. – И, словно решив дать ему второй шанс, настойчиво продолжила, глядя вдаль: – На воротах – кованые лебеди. Вы идете по тропинке мимо маленькой желтой сторожки привратника. Дальше, в углу двора, стоит старое крепкое дерево с гладкими округлыми ветками. Конечно, вам это знакомо? – В ее голосе послышалась почти болезненная горячность. – Конечно, вы тоже там побывали?
– Нет.
Оба надолго умолкли. Ее грудь поднималась и опускалась.
– Я подумала, – невнятно повторила она, – я просто подумала, что вы можете знать…
Он с испугом заметил, что в глазах собеседницы заблестели слезы, и неожиданно для себя спросил:
– Где находится это место, «Дом с лебедями»?
Она перевела взгляд на волнующееся море.
– Я захожу туда иногда, – очень медленно промолвила она. – И порой у меня возникает чувство, будто… будто кто-то идет рядом со мной. Но совершенно ясно, что я ошиблась. Выставила себя дурочкой безо всякой причины. Вы меня не поняли.
И вновь ее слова необъяснимо тронули его, что-то всколыхнулось в глубинах души, словно потревоженное взмахом неуверенных крыльев. Харви наклонился вперед, но, прежде чем он успел заговорить, снизу раздался топот. Чаепитие закончилось, кают-компания опустела, пассажиры поднимались по трапу.
Прогремел голос Трантера:
– Тут есть места и для нас, друзья.
Сразу после этого все вышли на верхнюю палубу.
При виде Харви компания притихла. Дибдин захлопал по карманам в поисках монокля. Элисса таращилась с обычным своим беззаботным любопытством. Глаза Трантера вспыхнули. Он потер руки и просиял.
– Так-так, – зачастил он. – Рад видеть вас в добром здравии, мой друг. Чрезвычайно рад. Хотел заглянуть к вам, но Сью, видите ли, отговорила. В общем, я несомненно счастлив видеть вас в добром здравии, хорошем настроении и приятном обществе.
– Со мной он поболтать не соизволил, – заметила мамаша Хемингуэй, злобно хихикая. – А с ее милостью – нате, пожалуйста. Эх, хорошо, когда у тебя голубая кровь.
Роберт снова громыхнул смехом. Приблизился и по-братски положил на плечо Харви крупную руку.
– Отныне можете на меня рассчитывать, мой друг. Я не англичанин и не аристократ, как ее милость, но поболтаю с вами в любое время, когда только захотите. Да, сэр. Пожалуй, я вам так скажу: если я могу что-то для вас сделать – что угодно, – считайте это уже сделанным. – Он бросил быстрый взгляд на Элиссу. – Поверьте, если мы не можем помочь друг другу из христианского милосердия…
Харви одеревенел в своем кресле. Он, потерявший всё, вынужден иметь дело с этим гнусным пустомелей… Невыносимо. Он поднялся с нервным ожесточением, внезапно осознав, что все на него таращатся. Лишь Мэри, казалось, не смотрела на него, по-прежнему устремив взгляд на море.
– Вы мне льстите, – сказал он Трантеру зловещим тоном. – На самом деле я не заслуживаю вашего внимания.
– Вовсе нет, друг мой, вовсе нет. Право, я думаю…
– Заткнитесь! – прошипел Харви. – Прекратите эти завывания.
Трантер, разгоряченный чаем и собственным мужественным состраданием, нелепо сник.
– Ну что вы, – произнес он, заикаясь. – Ну что вы, я просто хотел выразить сочувствие как слуга Божий.
– Божий! – произнес Харви тихим голосом, отравленным горечью. – Странный у вас, должно быть, Бог, если позволяет вам проповедовать от его имени. – Наклонив голову, он прошел мимо компании и двинулся к трапу.
В этот момент из штурманской рубки вышел Рентон. Он не обратил на пассажиров никакого внимания, явно поглощенный своими мыслями, чуть ли не озадаченный. В руке он держал радиограмму.
Естественно, Элисса была первой, кто сообразил, что у капитана могут быть интересные новости, и воскликнула в своей томной манере:
– Капитан, неужели вы получили сообщение, которое избавит меня от скуки?
Рентон поднял глаза от тонкого белого листка и заметил присутствующих.
– Ничего особенного, – ответил он, стараясь придать голосу уверенность и легкость. – Извините, если я вас разочаровал. Совершенного ничего особенного.
Дальше Харви слушать не стал. Он уже ступил на трап. Спустился, преследуемый странным чувством потерянности и бестелесности, вошел в каюту и снова погрузился в одиночество.
Глава 9
В субботу утром они подплыли к безветренному берегу у Лас-Пальмаса. Проскользнув вместе с рассветом в спящую гавань мимо тихих судов, на мачтах которых все еще слабо помаргивали фонари, «Ореола» прислонила к молу свой покрытый соленой коркой бок.
Харви проснулся через три часа, разбуженный лязганьем люка в носовой части судна. Впервые за много ночей он хорошо выспался и теперь лежал, полностью расслабленный, наблюдая, как сияющий солнечный луч озаряет белые переборки его каюты. Он ощущал непривычную легкость в теле, а голова была занята единственной недоверчивой мыслью: как странно чувствовать себя отдохнувшим. Странным было и ощущение твердой койки под ним, словно переставшей парить в нереальности, как это было последние несколько дней. И когда до его ушей донесся отдаленный звон колоколов на суше, он внезапно понял, что судно вошло в порт. Движимый непонятным возбуждением, он встал,
