— Ездил. Слушай, ты сам-то в это дело веришь?
— Фотографии видел?
Зайцев рассмеялся.
— Прости меня, пожалуйста, но ты очень доверчивый.
Тим почесал в затылке. Зайцев был теплый, пушистый и доброжелательный. И недоверчивый. Больше года он вел в газете еженедельную рубрику, посвященную слухам. Сам их находил, сам проверял и, как правило, опровергал. Тут станешь недоверчивым, черт побери!
— Знаешь что, Заяц, — предложил Тим. — Давай к этому делу отнесемся профессионально. Допустим, это чистой воды утка. Но на этой утке можно сделать имя. Можно на весь Союз прогреметь. А что потом будет — наплевать.
Теперь в затылке почесал Зайцев.
— Пусть нас потом опровергает хоть Академия наук, — продолжал Тим. — А народ вполне готов скушать историю про тонкие излучения. В экстрасенсов люди верят? Верят.
— Ну, здесь же не экстрасенсы. Здесь попытка создать аппаратуру, имитирующую их способности.
— Ты пойми такую вещь, старина. Сегодня в наш обиход вошла микроволновая печка, которая волшебным образом вскипятит тебе суп в коробке из-под ботинок. И это никого не удивляет. Люди даже понять не пытаются, как она работает. А группа Полынина строит все свои генераторы на том же принципе. Только частоты другие.
— Странный тип этот Полынин, — пожаловался Зайцев.
— Да он просто очень сильный биоэнергетик, — не удержался и ляпнул Тим. И чуть язык не прикусил. Потому что Зайцев бросил на него косой взгляд. — Олежка, ты совсем экстрасенсов не воспринимаешь? — спросил его Тим сочувственно.
Зайцев поморщился.
— Слишком много шарлатанов, — сказал он. — Слишком много фокусников. Сплошь обманщики. И очень часто — не злонамеренные, а просто со сдвигом по фазе. Они в первую очередь себя обманывают.
— Ладно. Что сказал Гульнов по этому поводу?
— Сказал, будем думать. Поедешь со мной в редакцию? Ты все сдал на сегодня?
— Я все сдал навсегда, — ответил Тим. На лицо его вдруг легла тень. Он достал из кармана зачетку и по красивой высокой дуге послал ее точнехонько в урну.
Зайцев ловко поймал зачетку на лету. Тим закусил губу и отвернулся.
— Не могу здесь больше, — пробормотал он. — Здесь все ложь от начала до конца. На весь факультет два нормальных журналиста. Остальные не практикуют уже много лет или выдают такое, что уши вянут и глаза слезятся. Надоело мне.
Зайцев открыл зачетку и перелистал ее.
— Я эту сессию сдал, принципиально не готовясь ни к одному экзамену, — сказал Тим горько. — И всего две тройки. Здесь всем на все наплевать, понимаешь? Единственные, кто болеет за свой предмет, — это крепкие и твердые ленинцы. Партийно-советская печать и история КПСС.
Зайцев протянул ему зачетку.
— Оставь хотя бы на память. Все-таки это три года жизни.
— Если считать армию, то все пять, — вздохнул Тим, неприязненно разглядывая зачетку издали. Помялся и взял. — Ты знаешь, я о двух годах в армии сейчас жалею меньше, чем о трех годах на факультете. Допустим, последний год я почти не ходил — но все равно…
— Поедем, — сказал Зайцев. — Узнаем, что Гульнов надумал.
— Он осторожный, — вздохнул Тим.
— Он умный, — сообщил Зайцев наставительно. — И опытный. Он нам объяснит, как все сделать, чтобы не подставиться.
— Я ни в чем не убедил ни его, ни тебя. — Тим вздохнул еще горше.
— Тима, ну ты подумай! Мало доказательств! Мало же! Раскопаем что-нибудь серьезное, и тогда…
Тим «щелкнул». И Зайцев стал таким, какой он есть, — крепкое, прочно стоящее на ногах, очень надежное образование желтых и оранжевых тонов. Через двор факультета пролетело несколько синих грушевидных сгустков. Один из них завис над памятником Ломоносову и принялся зачем-то его изучать. Синие груши Тима не интересовали. Не получалось у них взаимности. Тим «принюхался» к Зайцеву. «Хороший парень Заяц. На него и смотреть приятно, а уж «нюхать» — как это биоэнергетики называют то, что я делаю сейчас, — вообще одно удовольствие. Только вот левая почка слабовата. Ну, это мы поправим. Заслужит пусть сначала». Тим переключился в нормальный режим.
— Ты о чем задумался так глубоко? — спросил Зайцев. — Оставь, старик, ей-богу…
— Поехали в редакцию, — сказал Тим. — Вздрючим твоего начальника как следует.
— Ты только на него слишком не наезжай. Он знает, что делает.
— Я тоже, — сказал Тим. И в сотый раз глубоко вздохнул.
***
— Откровенно говоря, я не очень-то силен в физиологии, — признался Тим. Сейчас он работал, но в последние месяцы это уже не мешало ему общаться. Он стал гораздо сильнее и с каждым днем все изощреннее пользовался своим даром.
Его рука мягко оглаживала живот пациентки на расстоянии нескольких сантиметров от тела. «Может быть, скоро я научусь обходиться без рук, — подумал Тим. — Только бы не распугать клиентуру. В экстрасенса, который совершает загадочные пассы, люди еще способны поверить. А если ты просто напрягся и сидишь как изваяние, то это уже черт знает что такое».
— Как это? — удивилась женщина.
— Ну… Я, конечно, знаю, что у вас две почки и они находятся ближе к спине. Печень, одна штука, вот тут где-то недалеко, в животе. Ну, сердце. Тоже одна штука. Ну, женские дела… Хотя тут-то я почти эксперт. В том, как эта система функционирует, я хорошо разбираюсь. И приведу ее в порядок, не сомневайтесь. Но это для вас так просто — печень, сердце, почки, придатки… А для меня совсем не так.
— А что же вы видите?
— Знаете, сложно описать. Человек очень непростая структура. Вот представьте себе пишущую машинку. Казалось бы, какие дела — бац по клавише, буковка пропечаталась. А на самом деле одна-единственная эта клавиша приводит в действие три цепи, у одной из которых к тому же самостоятельный привод. И попробуй разберись. Вы ведь почувствовали в целом облегчение после того сеанса?
— Да, Тимофей, это было так замечательно…
— Вот видите… Да, я сконцентрировался на вашей конкретной проблеме. Но я не мог не воздействовать на все системы в целом. Кроме того, когда одному органу полегчало, организм смог больше сил бросить на то, чтобы подтянуть остальные. Много тут всякого разного переплелось. А я-то всего-навсего пытаюсь научить вас быть нормального цвета.
— Цвета? Ой, Тимофей, а какая я?
— Разных оттенков желтого и оранжевого. Потом, эти цвета разной интенсивности и разные на ощупь. Как у большинства людей. Но это только на мой взгляд. Я подозреваю, что у каждого биоэнергетика своя палитра. Мы все очень разные. И вообще, я не хотел бы оказаться в одном ряду с другими. Я с ними и не общаюсь почти. И сам не афиширую то, что я — сенс.
Тим оторвал руку от пациентки, слегка потряс кистью в воздухе, прижал ладони к глазам и неспешно, через все уровни пси-восприятия, начал спускаться к обычной жизни. Секунд через десять он уронил руки на колени, открыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.
— Нормально, — сказал он. — Теперь жду вас в четверг, в то же время. Еще два-три сеанса, и все.
— Спасибо вам большое, — сказала женщина, садясь и застегивая кофточку. На Тима она смотрела почти с благоговением.
— Потом, — отмахнулся Тим. — Вот когда родите крепкого здорового мальчика, тогда милости просим ко мне с цветами и коньяком. А пока лучше деньгами.
— Мальчика? — удивилась женщина.
Тим смутился.
— Не знаю… — пробормотал он, отводя взгляд. — Столько я всего чувствую, что иногда сам удивляюсь. Не знаю. Похоже.
Женщина рассмеялась и вдруг протянула руку и провела ладонью по его пышной темно-коричневой шевелюре, спадающей до плеч.
— Мне все равно, — сказала она мягко. — Лишь бы получилось. Мы с мужем так хотим ребенка… Ох, храни вас господь, Тимофей, от таких проблем. Хотя вы-то справитесь, наверное…
— Как знать… — Тим окончательно смутился. — Я тоже не всесилен. Да, я буду расти, учиться, совершенствоваться, но природа тоже не стоит на месте. Она с каждым годом портится. Тут мне один иглотерапевт жаловался, что в последние годы в Москве что-то изменилось. Он убежден, что его терапия перестала быть такой эффективной, как раньше. Симптомы она снимает по-прежнему хорошо, но саму болезнь уже не лечит. Я думаю, это очень серьезное предупреждение для многих и для меня в том числе.
— Воздух грязный? — спросила женщина, открывая сумочку.
— Все грязное, — вздохнул Тим, принимая деньги. — Спасибо. Воздух грязный, вода, пища… По мне, так самое страшное, что мысли у людей грязные. Кстати, о грязи. Если все получится, рожать постарайтесь за границей. Или подыщите себе заранее что-нибудь надежное здесь.
— Сейчас многие дома рожают…
— А реанимация у вас дома есть?
— Ну, Тима, это вы уж… Ой…
— Да нет, что вы! Нет же! Все у вас будет нормально. Но случаются же непредвиденные обстоятельства, понимаете? Ну, не знаю… потолок рухнет.