Лейтенант поднялся в кабинет к Людмиле Сергеевне, где, как видно, получил соответствующие указания, потому как быстро и деловито организовал две патрульных группы, по три человека в каждой, а сам вместе с бойцом вновь уселся в «газик», и тот медленно двинулся вперед.
К этому часу, а дело шло к вечеру, веселье в городке несколько поутихло. Народу на них еще хватало, но недавний кураж, казалось, улетучился, как улетучиваются из открытой бутылки с пивом пузырьки газа. Часть населения еще болталась без дела, попивая прямо из горлышка горячительные напитки, кто-то нет-нет да и затягивал песню, а некоторые, наиболее уставшие, отдыхали тут же под заборами на мягкой травке. На шагавших посереди улицы солдат если и обращали внимание, то только для того, чтобы предложить им выпить. Но те поначалу имели вид строгий и неприступный. Поигрывали висевшими на плечах автоматами, угрожающе таращили глаза. Однако скоро и они расслабились. Воротнички гимнастерок были расстегнуты, рукава засучены, на лицах появились улыбки, а самый смелый украдкой хлебнул винца. Солдаты не понимали, для чего их сюда послали. Перед выходом из тюрьмы им сказали: в городе беспорядки, их нужно прекратить, а на деле никаких беспорядков не наблюдается. Люди просто веселятся. Правда, непонятно: с какой стати? На дворе будний день… Но причины для веселья могут быть разными. Им-то какое дело? Однако приказ есть приказ.
После восьми вечера, когда начало чуть заметно смеркаться, на улицах раздался каркающий глас мегафона. Вещал лейтенант. Он сообщил населению, что согласно указу главы Верхнеоральска в городе с одиннадцати часов вечера и до шести часов утра вводится комендантский час. Это было действительно интересной новостью. Далее мегафон выдал: «…В означенный срок на улицах без специального пропуска появляться запрещено. Нарушившие постановление будут арестовываться вплоть до дальнейшего решения координационного совета».
Сообщение привело жителей в полное недоумение. Что это за совет такой с непонятным названием? И на каком основании запрещается по ночам бродить по улицам? Кое-кто не внял угрозам и продолжал резвиться на улицах даже после означенного часа. Такие, с позволения сказать, «субчики» задерживались и доставлялись в городское управление милиции, где наскоро была организована чрезвычайная комиссия, следившая за исполнением указа главы администрации города. Руководила ЧК все та же Людмила Сергеевна Плацекина, при ней состоял подручный из числа казачков Кости Тимохина старый испытанный боец дядя Коля Горожанкин, славившийся своей рассудительностью. Лихая парочка немедленно вершила суд и расправу. Большинство приговаривалось к легкой, профилактической порке (мужской пол получал пару-тройку ударов плетюганами, женский – такое же наказание, но розгами), потом задержанных отпускали домой, но не всех. Кое-кто из особо буйных отправлялся коротать ночь в каталажке. К двенадцати часам порядок на улицах был в общем и целом наведен. Горожане мирно почивали в своих кроватках, лишь некоторые беспокойно ворочались, потирая поротые задницы.
Людмила Сергеевна, председательствующая на скоростном «военно-полевом суде», то и дело касалась дланью красных, воспаленных глаз. Ей ужасно хотелось спать, однако чувство долга, которым в настоящий момент она была пропитана до предела, не позволяло успокоиться на достигнутом. Требовалось ее присутствие, и она готова сидеть в этом прокуренном вонючем зальце, за древним колченогим уродом, столешница которого исписана всякой чепухой типа: «Мишка П. импотент». Кстати, полная фамилия этого несчастного Мишки, хотя и была замазана чернилами, однако читалась вполне разборчиво, и совпадала с фамилией Людмилы Сергеевны, чем приводила ее в некоторое смущение. Хотя Плацекина знала наверняка: сие утверждение не имеет ничего общего с конкретными фактами, однако чувствовала себя в какой-то мере оскорбленной.
Но главной целью, державшей ее здесь, была тайная надежда, что патруль в один прекрасный момент задержит и приведет если не самого «джинсового» негодяя, то хоть кого-нибудь из его приверженцев. И когда всякая надежда уже, казалось, была потеряна, удача улыбнулась председателю чрезвычайной комиссии. В лапы патруля попал Иван Казанджий! А предшествовали этому следующие события.
Мы уже рассказывали о трапезе, проходившей на картошкинском подворье. Иван сидел вместе со всеми, старался больше слушать, чем говорить. Он отдал должное замечательной окрошке, выпил изрядную чарку первача и несколько захмелел. Алкоголь, против обыкновения, произвел на него не совсем обычное действие. Сломал какую-то запорную перегородку, что ли. И не сдерживаемая ничем ирония широкой волной затопила сознание. Сам обед и речи, произносимые на нем, казалось, очень сильно что-то ему напоминали. И скоро он понял – что именно. Перед ним чуть ли не дословно разыгрывалась ключевая сцена из Евангелия, а именно «Тайная вечеря». Шурик – Христос, толкующий о скорой кончине, предрекающий и пророчествующий, а все они – апостолы, напряженно внимающие словам Учителя.
Проведя в мыслях эту простую, но столь очевидную аналогию, Иван непроизвольно усмехнулся, но, к счастью, никто не обратил внимания на его реакцию.
Теперь неоднократно мелькавшая в голове неясная мысль о том, что Шурик попросту душевнобольной, оформилась в конкретную форму. Да ведь и «мессия» не отрицает, что провел некоторое время в психиатрической лечебнице. Сам же рассказывал… И того врача, который приезжал в Верхнеоральск из Соцгорода, а потом погиб при неясных обстоятельствах во дворе дома Соколовых, Шурик знал в лицо. Итак?.. Итак, скорее всего, этот странный малый просто-напросто душевнобольной. Начитался Священного Писания и вообразил себя вторым Иисусом. Надо думать, подобная мания не так уж редка. Поэтому и соратников выбрал себе из опустившихся людей. Малограмотные ребята не особенно вдумываются в суть происходящего. Для них главное – наличие личности, которой они могли бы поклоняться.
А чудеса?
Да какие там чудеса! Оживление Толика Картошкина, скорее всего, обычная случайность. Просто так совпало. Перепил Толик. Результат – глубокий обморок. А на кладбище во время похорон хлынул ливень. Холодная вода привела малого в чувство. Вот и все чудо! Еще чего он сотворил? В церкви поднял в воздух попа. Видели многие, и потому нет повода сомневаться. Но внятного ответа, как Шурик смог проделать подобную штуку, никто дать не может. Вот, пожалуй, единственный, необъяснимый факт. Хотя – почему необъяснимый. Возможно, отца Владимира подняла в воздух собственная вера. Ведь имели же место факты, когда священник, вдохновленный собственной проповедью, возносился над кафедрой, за что и был канонизирован. Так сказать, произведен в святые. Правда, это происходило в Средние века и не в России. Остальные, с позволения сказать, «чудеса» и чудесами-то не являются. Ребенок похороненный с кладбища явился? Где зафиксирован факт смерти малютки? А если и зафиксирован, – вскрытие-то не производилось. Как, впрочем, не вскрывали и Толика Картошкина. Кстати, если Шурик – чудотворец, то с какой стати дал себя выпороть? Захотел создать себе репутацию страдальца? Что ж. Резонно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
