Пробившись через лес, отряд выбрался на относительно открытое пространство. Снег падал все гуще, взвихряемый резким порывистым ветром, видимость продолжала ухудшаться, хотя казалось, что дальше уже некуда. Грешник завертел головой, пытаясь хоть как-то осмотреться. Впереди себя он видел не больше трех-четырех человек, растянувшихся цепочкой, остальных поглотили снежные вихри. С двух сторон бывшего шоссе подступали густые заросли – сюда топоры людей из метро так и не добрались, слишком далеко от точек выхода на поверхность, и растительность все больше захватывала жизненное пространство. В этом районе города всегда было много зелени и до Катаклизма, но теперь за ней не приглядывали городские службы, не мешали разрастаться бесконтрольно. Еще несколько лет, и это шоссе окончательно скроется под лиственным покровом. Пару раз, когда ветер внезапно менял направление, из снежной завесы проступили угрюмые коробки заброшенных многоэтажек, тянувшихся вдоль улицы метрах в двадцати от дороги.
На перекрестке, как только они свернули направо, и полуразрушенные здания подступили немного ближе, потеснив придорожные скверы, Грешник вдруг узнал улицу, по которой они двигались. Шоссейная. Именно так и пролегал маршрут его бегства из Убежища. Хотя он почти и не помнил, как прошел весь этот путь, погруженный в свои мысли и сжигаемый горем от гибели семьи, но что-то в памяти все-таки осталось.
Изгибаясь ленивой змеей, эта улица тянулась на несколько километров. Больше сворачивать не придется, она доведет их до цели. И осталось не так уж много. Отлично. Может, бродяги больше и не нужны? Его беспокоили люди в отряде, намерения которых по-прежнему не мог прочесть. Из-за них в любой момент может что-нибудь пойти не так, ведь неизвестно, что у них на уме. Стоит нажать на новокузнецких, и все будет сделано быстро – пятерым, какими бы они опытными ни были, от полутора десятков стволов не отбиться, да еще если застать врасплох…
Где-то впереди ударил выстрел, приглушенный шумом ветра. Застрочили автоматы, закашляли ружья. Черт, что за фигня, он же еще не решил!
Не успел Поляков схватиться за карабин, как стрельба закончилась. Чертыхаясь, он устремился вперед, чтобы выяснить причину переполоха.
Когда снежная круговерть расступилась, взгляду открылась окровавленная туша шилоклюва – инерция скорости и веса протащила рухнувшую под шквалом пуль тварь почти на середину дороги, взгромоздив перед зверем вал из снега и измочаленных веток. Грешник подошел ближе, заставив расступиться окруживших зверюгу новокузнецких, ради предосторожности все еще не сводивших с нее стволов. Голова и мощные костистые лапы шилоклюва еще дергались, загребая снег, но тварь явно подыхала, лишние патроны тратить уже не стоило.
Грешник впервые видел шилоклюва так близко – недалеко от Убежища. В редкие сталкерские выходы он чаще замечал клыканов, и то старался наблюдать за ними издалека – чрезмерное любопытство губит идиотов, а Поляков себя идиотом не считал. Скользнув взглядом по широкому следу зверюги и обнаружив слева от обочины пробитую дыру в зарослях, он хмыкнул, чувствуя невольный холодок внутри при виде такой силищи – шилоклюв пронесся сквозь препятствие пулей, стряхнув с кустов снег и словно дубиной обломав ветки потолще. Ну и здоровенная же тварь! Инстинкты буквально вопили об опасности, не позволяя приблизиться вплотную. Да уж, природа и до Катаклизма была весьма изобретательна, множество причудливых зверей водилось на планете, а после Катаклизма фантазия неведомого фотошопера разгулялась не на шутку. Шилоклюв похож на курицу-переростка, только клюв длиннее, чем у цапли – костяное шило не меньше метра, туша размером с небольшую лошадь, а броня как у… да черт его знает, как у кого, до катаклизма таких тварей не водилось. По цвету серый, как носорог, только носорогу далековато по прочности кожи до этой пташки: окостеневшие перья, сросшиеся в бугристый панцирь на наименее подвижных участках тела, брали не всякие пули. Но дружными усилиями тварь все-таки превратили в фарш из мяса и костей.
– П-повезло, – обронил Заика, опасливо покосившись на Грешника, от облика которого ощутимо несло злобой из-за очередной заминки. – С-снег г-глубокий. В-вовремя з-заметили. В-видимо, одиночка, не в-видно д-других.
– Увидишь тут, – проворчал Горелка. – Снег валит, как из ведра. Да и ночь на носу.
Грешник сухо кивнул, понимая, о чем речь. Излюбленная тактика шилоклювов – разгоняться до безумной скорости по прямой, причем на разгон этот тварям хватает нескольких метров. И когда такое костяное шило вонзается в жертву, не выдерживает никакая защита – даже бронежилет рвется как бумага. Спасти может только упреждающий выстрел на поражение, или резкий отскок в сторону, с пути монстра.
Еще несколько братков обеспокоенно забормотали что-то в свои маски, переглядываясь и жестикулируя, но Поляков усилием воли живо заставил их заткнуться и присмиреть. Мнение ходячего расходного материала его не интересовало. Он даже лиц их не запоминал. Намеренно. А их личные истории, вторгшиеся в его память без спроса, уже стер. Оказалось, это не так уж сложно, просто нужно было разобраться в себе и своих новых возможностях.
– Никто не пострадал? – сквозь зубы процедил Грешник.
Большинство отводили глаза, опускали головы, не в силах выдержать его жгучий взгляд. Казалось, в расширенных из-за недостатка света зрачках Грешника дышит сама тьма.
– Все целы, – едва слышно из-за шума ветра и отдаления отозвался Первый, из группы бродяг, скучившейся в нескольких шагах от новокузнецких. – Пора двигаться. Нельзя стоять, звери хорошо чуют запах крови.
– Ну тогда какого черта встали?! – Поляков рявкнул вполголоса, не желая привлекать еще какую-нибудь живность. – Двигайте лыжами, мать вас за ногу! Шевелитесь!
Толпа братков всколыхнулась и снова замерла, когда Горелка выступил вперед, поднимая автомат и наводя ствол на Полякова.
– Мы вот что решили, Грешник, – угрюмо начал следопыт, борясь со страхом в душе. – А не пошел бы ты со своим Убежищем в жопу. И хабар, который ты там собираешься взять, тоже можешь туда же засунуть. А с нас хватит! Мы идем обратно!
– Здесь решаю я! – резко оборвал Поляков.
– Д-да н-неужто? – Заика встал рядом, тоже поднимая ствол, а глядя на него, и остальные братки снова зашевелились, вкидывая оружие. – А к-как т-тебе т-такой массовый аргумент?
На Полякова вдруг снизошло странное спокойствие: словно десяток стволов, готовых в любую секунду от малейшего неосторожного жеста и слова изрыгнуть огонь, нацелены совсем не на него. Бунт все-таки начался. Что он упустил? Их что, нужно убивать каждый пройденный километр по одному, чтобы держать в страхе? Или просто его силы, как и у этих людей, начали иссякать? Ничего, это поправимо. Потому как сейчас он снова чувствовал знакомый голод, а мысль о «батарейках» уже не вызывала тошноту, совсем наоборот. Разве что в груди и висках нарастала боль, колола острой иглой и стучала молоточками. Но это, скорее всего, тоже от подступающей усталости…
– Да кончай его, и всех делов-то! – сорвав маску, заорал обросший до глаз мужик лет пятидесяти, торговец оружием с Новокузнецкой.
Крикун был как раз одной из «батареек», и Поляков выбрал его, потянулся к нему, словно невидимой рукой…
Левую скулу будто опалило раскаленным ветром. Поляков резко повернул голову. Громко затрещал кустарник слева от дороги, взвился взбаламученным облаком сбитый с веток снег. Словно разрывы гранат прошлись по зарослям – раз, два, три… темные туши шилоклювов вырвались на дорогу спортивными болидами, пролетая дистанцию до людей в считанные мгновенья, и врезались в толпу.
Грешник прямо на лыжах отпрыгнул в сторону, заваливаясь на бок. Воздух пронзили отчаянные крики, громыхнули выстрелы. Рухнув на спину, Сергей вскинул автомат, выцеливая ближайшую тварь…
Что за черт… Его восприятие как-то странно поплыло – все двигалось как в замедленной киносъемке. Группу братков разметало, шилоклювы прошли сквозь них, как сквозь строй оловянных солдатиков. Заика, так и не успев вскинуть снайперку, умер мгновенно – клюв одной из тварей ударил его в живот и, уже красный от крови, вышел из спины. Поляков ощутил его смерть, как погасший огонек задутой свечи. Торговцу повезло меньше – пытаясь отпрыгнуть, он подставил несущейся твари руку, и костяное шило срезало ее по плечо, как бритвой, ударом тела отшвырнув изувеченного человека в сторону. Именно в этот момент состояние мгновенности Полякова и настигло. Все почти остановилось. Почти. Казалось, он может теперь разглядывать все до мельчайших подробностей, не заботясь о времени. Даже оторванная рука несчастного повисла в воздухе и почти незаметно двигалась вниз в ореоле из брызг крови, чтобы через целую вечность упасть наконец на снег.
Но и тело стало неуклюжим, оно не успевало за сознанием Полякова, за его желаниями, за полетом его мысли. Он лежал, вскинув автомат, и ждал, когда проклятый палец, преодолев сопротивление тугой, как автомобильная рессора пружины, наконец нажмет на спуск. Даже движение глазных яблок почти прекратилось. Только мозг работал в форсированном режиме, выделяя приоритеты. Такой шанс нельзя было упустить, Сергей чуял, что это временное явление. И нужно быть готовым, когда все вернется в норму.
