Заключенных здесь приковывают к забою, и все, что они видят, — это две пустые пещеры, в одной из которых добывается строительный материал, в другой заключенные спят.
Вероятно, существует и третья пещера, та самая, где ведется интересующее вас строительство, но попасть туда невозможно.
Что-то изменилось во взгляде арктурианина. Мимика этих существ всегда оставалась для землян загадкой, и все же Ловансал почувствовал, как стремительно уменьшается интерес инспектора к нему. Он словно бы уже перестал для него существовать.
— Очень жаль. Мы рассчитывали на тебя. Придется тебя заменить, раз уж ты не сумел справиться с заданием.
— И что будет со мной? — внезапно охрипшим голосом спросил Ловансал.
— Как что? Ты останешься здесь. Арктурия не вмешивается в судьбу тех, кто не представляет для нее интереса.
— Но ведь это по вашей вине я оказался здесь!
— Разве это имеет какое-нибудь значение? Ты согласился на это добровольно, а теперь ты — отработанный материал, к тому же ты землянин и не можешь рассчитывать на покровительство наших законов.
Доводы морали, призывы к справедливости были совершенно бессмысленны. Эти существа не способны испытывать сострадание, и они совершенно лишены даже чувства благодарности. Только голый рационализм определял их поступки.
И тогда Ловансал воззвал к этому рационализму, понимая, что если сейчас, в эти минуты, он ничего не добьется, его жизнь оборвется, едва он покинет каюту корабля.
— Подготовка нового агента стоит дорого. Ему придется вживаться в среду и изучать обстановку, на это уйдет немало времени. Я по-прежнему готов выполнить задание, и нужно мне для этого совсем немного.
— Что же именно?
— Несколько баллончиков с кристаллическим кислородом. Земное медицинское средство, способное вызвать временный паралич, немного наркотиков и денег для подкупа охраны. Вот, собственно, и все. Задержите отлет корабля всего на пару дней, и вам не придется возвращаться с пустыми руками. Я добуду для вас нужную информацию.
С минуту арктурианин раздумывал, ничем не проявляя своих эмоций. Тишина в каюте стояла такая, что было бы слышно, как пролетит муха, если бы здесь водились мухи. Ловансалом постепенно овладевало отчаяние. План, который он готовил так долго и тщательно, проваливался только из-за того, что вместо Похандоруса прилетел этот твердолобый арктурианин.
— Ну, хорошо. Давай попробуем. В конце концов, два дня небольшой срок, — проговорил арктурианин, прихлебывая из маленькой чашечки какой-то отвратительно пахнувший напиток. У Ловансала затекли ноги, но он боялся даже шевельнуться. — Сложность, однако, в том, что старший охранник попытается тебя убрать в первую же ночь, и я не смогу ему помешать. Моя власть, по сути, ограничивается этим кораблем.
— Не нужно ему мешать. Охранник — часть моего плана. Не догадываясь об этом, он сам поможет мне проникнуть на секретное строительство.
ГЛАВА 49
В эту последнюю ночь, лежа в темноте на своем грязном синтетическом матрасе, Ловансал думал о том, что одна-единственная досадная случайность способна перечеркнуть его план вместе с самой его жизнью. Слишком много этих враждебных ему случайностей выстраивалось с противоположной стороны линии, за которой заканчивалась его жизнь…
Лекарство, временно превращавшее его тело в труп, могло не подействовать или подействовать слишком сильно, и тогда он не проснется в нужный момент. Рокандос мог отложить удовольствие разделаться с ним на несколько дней, и тогда инспектор, потеряв терпение, улетит на Арутею, предоставив его собственной судьбе.
Наконец, если уж быть до конца честным перед собой, Ловансал вообще не знал, куда увозят заключенных по ночам, что с ними там происходит и почему они не возвращаются обратно… Будет ли у него хотя бы малейший шанс?
Его могли убить еще до того, как лекарство прекратит свое действие, его могли убить до того, как он придет в сознание, и почему-то такая смерть показалась ему самой отвратительной. В душе он всегда был и оставался воином. И не мог допустить, даже в мыслях, чтобы враги прикончили его, как какое-то беспомощное животное.
Время, как и в ту памятную ночь, когда он притворялся спящим, чтобы выяснить, куда исчезают люди, тянулось невыносимо медленно.
Ловансал лежал совершенно неподвижно, зажав загубник кислородного баллончика зубами, и терпеливо ждал, прислушиваясь к невидимому метроному, безжалостно отсчитывавшему секунды его жизни. Раскусить капсулу, спрятанную за щеку, можно будет лишь тогда, когда автоматическая грузовая тележка минует ворота тамбура. Не раньше и не позже. Если раньше — он очнется до того, как тележка достигнет конечной цели своего маршрута и охрана обнаружит, что парализующий газ на него не подействовал. И даже если этого не случится — наружный вакуум убьет его. Только с остановленным дыханием, с небьющимся сердцем и сниженной температурой тела он сможет выдержать путешествие по поверхности Ширанкана без скафандра.
Если он примет снадобье позже — он не сможет очнуться в нужный момент, сразу после того как путешествие по поверхности планеты будет закончено. Много раз Ловансал просчитывал в уме скорость этой проклятой телеги и время, необходимое ей для перехода между бараком и воротами, за которыми велось строительство. Но данные, которыми он располагал, были слишком отрывочны и неточны. В расчеты могла вкрасться ошибка.
Холод уже сейчас пробирался к его неподвижному телу сквозь рваное одеяло и медленно пополз по спине, перебирая своими ледяными пальцами позвонки. Ловансал не мог позволить себе даже повернуться. Газ уже был выпущен — об этом свидетельствовала мертвая тишина, царившая в пещере.
Лишь дыхание одного-единственного человека долетало до его слуха. Рэнд тоже не спал, он тоже сжимал в зубах загубник от кислородного баллона и в эту минуту наверняка тоже думал о близкой смерти. Сейчас Ловансал не смог бы объяснить, почему поддался на его уговоры и позволил этому парню участвовать в авантюре, которую затеял и которая, вполне возможно, закончится плачевно для них обоих.
Рэнд потерял вкус к жизни, он чувствовал себя обреченным и каждую ночь засыпал в ожидании смерти. В таком состоянии человеку нужен хоть какой-то шанс. Пусть даже мизерный.
Если им невероятно повезет и все сработает как надо, они не знают, что их ждет в том месте, куда отправляется железная тележка.
А самое главное, Ловансал не знал, что делать дальше, если первая часть этого безумного плана закончится успешно. Как вернуться обратно? И стоит ли возвращаться, если поднимется тревога? Можно попытаться прорваться к инспекторскому кораблю, но еще неизвестно, захочет ли инспектор, получив необходимую информацию, возиться с бежавшими заключенными и вступать в конфликт с руководством колонии. Скорее всего, он на это не пойдет. Но самое главное — Ловансал знал, что не отдаст добытую ценой смертельного риска информацию арктурианам. Почему? На этот вопрос он не смог бы ответить в данный момент, но это означало, что обратного пути у них не будет. Но тогда зачем все это? Еще не поздно отказаться, остаться в пещере, ждать утренней поверки, ждать прихода старшего охранника… Ловансал легко мог себе представить, что последует за этим приходом, и не мог допустить такого конца. Но кроме всех этих правильных рассуждений — было что-то еще… Что-то, что толкало его на смертельный риск.
В любую эпоху, в любом государстве находились люди, готовые жертвовать собой. Их называли героями — посмертно. И чаще всего их гибель казалась неоправданной. Но в длительном периоде времени именно их поступки служили историческими вехами развития целых цивилизаций.
Едва до Ловансала донесся отвратительный визг металлических направляющих, по которым передвигались ворота входного шлюза, и послышался знакомый рокот двигателя металлической телеги, он спрятал под матрас баллончик с кислородом и сдавил челюсти, прокусывая пластмассовую оболочку капсулы.
Ощутив горьковатый вкус лекарства, он еще успел подумать:
«Вот и все… Теперь у меня появился шанс… Рок не может быть настолько безжалостен. Прежде чем умереть, я должен увидеть ее… Женщину, у которой не было имени. Женщину, чей затуманенный образ оставался в скрытых глубинах моей памяти…» И, теряя сознание, он почти вспомнил ее имя, почти увидел ее глаза и улыбку…
Ловансалу показалось, что он очнулся через мгновение после того, как раздавил капсулу. Он даже подумал, что лекарство не подействовало, но за это короткое мгновение в окружающей обстановке, да и с ним самим произошли значительные изменения.
Он лежал на железной платформе совершенно голый, придавленный ледяными телами других заключенных. Телега стояла в каком-то незнакомом, ярко освещенном помещении, наполненном шумом механизмов, прерываемым жуткими нечеловеческими воплями.
