Мобильный завибрировал вместе со звонком, но я не спешила брать его в руки, потому что слишком боялась сообщения, которое могла там обнаружить. Не хотела читать и даже видеть, потому что плохо будет в любом случае: положительное — минус, ведь я теперь учитель; отрицательное — минус, ведь я же люблю его, чёрт возьми! Так что я дежурно улыбалась, хвалила отличившихся и ругала двоечников, пока все собирались. Отвлекалась, как могла.
Тим собрался быстрее всех, подхватил сумку и направился к двери. Я не провожала его взглядом, потому как чувствовала присутствие всем нутром. Знала, что не вышел, что стоит в дверях и ждёт, ждёт… Я опустила голову, разблокировала мобильный и всё же открыла сообщение.
Тим: «Но кое-кто ошибся, не решившись прямо сказать, что любит её».
Сердце ёкнуло и бешено заколотилось, горло сдавило так отчаянно, что я не могла даже вздохнуть. Я вскинула голову, резко оборачиваясь в сторону двери, надеясь, что Тима там уже нет.
Но он был. Стоял на пороге, весь такой идеальный, подтянутый, родной. С пронзительными серыми глазами, с плотно сжатыми губами, с каштановыми волосами, находящимися в вечном лёгком беспорядке. В чёрном костюме с бордовым галстуком. Совсем такой же, как тогда, в день рождения. Совсем мой Агент-47.
Мы просто смотрели друг на друга в тишине, устоявшейся после седьмого урока. Школа постепенно пустела, ученики уходили, учителя скорее сбегали домой, откладывая журналы на потом, а мы словно замерли во времени.
Он и я.
Вместе.
Вдвоём.
Отмерли мы одновременно. Я вскочила со стула, собираясь выставить его в коридор. Тим же резво повернулся, захлопнул дверь и щёлкнул замком. Снова тишина. Снова взгляд глаза в глаза, будто смотреть иначе мы просто не умеем. Между нами плавился воздух, он горел, полыхал, окончательно исчезая и оставляя нас без возможности существования. Чем меньше огня, тем больше кислорода. Чем ближе мы друг к другу, тем легче дышать.
Не знаю, кто первый сделал шаг. Я? Он? Вот только что мы стояли в разных концах кабинета, а секунду спустя уже сжимали друг друга в объятиях, целуя так неистово, словно от этого зависела судьба всей Вселенной. Его губы на моих — требовательные и горячие, почти обжигающие. Мои пальцы в его волосах — упрямые, напряжённые. Дыхание, слившееся воедино, тела, прижимающиеся друг к другу так плотно, что не оставляли место ни единой лишней молекуле.
Этот поцелуй был таким долгожданным и желанным, что не просто кружил голову — он вырывал из реальности. Меня не было здесь, я была там, где-то в невесомости, рядом с парнем, которого весь грёбаный последний месяц мечтала обнять. И поцеловать именно так: всепоглощающе, яростно, с полной отдачей.
— Тим. Тим, нет… — выдавила я, едва сумев отстраниться. Получилось с трудом, словно за пару минут мы срослись настолько, что теперь приходилось отдирать себя с мясом. — Нельзя.
— Просто молчи, — прошептал он, вновь пытаясь меня поцеловать.
— Нет.
Голова перестала кружиться от восторга, и я упёрлась ладонями ему в грудь, стараясь оттолкнуть от себя. Тим не поддавался, поэтому пришлось добавить слова:
— Сдурел? Мы в школе, ты мой ученик. Так нельзя!
— Минуту назад школа тебя не смущала, — Тимка покачал головой. — И я не твой ученик.
— Конечно, не мой! Ты прогулял почти месяц! — возмутилась я.
— Лада, я не твой ученик. Вообще.
Он сжал мои плечи и посмотрел так строго, что я почти поверила и едва не вздохнула с облегчением, вновь кидаясь в объятия. А потом вспомнила о пропускном режиме внизу: без карточки ученика или учителя не пробраться, даже если пригрозить охране пистолетом. «Соколы». Чёртовы бравые птицы. А если ты не числишься в школе, карточки у тебя нет.
— Тим, отпусти. Если ты не ученик, как попал в школу? — Я попыталась освободиться. — Отпусти, мне надо идти.
— Ты ведь прочитала смс, — напряжённо поинтересовался он.
Я подняла глаза. Не знаю, что в них увидел Тим, какой ответ смог прочесть, но он порывисто притянул меня к себе и коротко поцеловал в губы. Совершенно невинно, без страсти и огня, но с таким обещанием, что становилось не по себе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты хотя бы меня простишь? — выпалил он. — За то, что было тогда. Лада, правда, извини, я был дурак.
— У меня совещание, — жалобно выдавила я.
— Ты меня простишь? — упрямо повторил он.
Прощу ли? Господи, да я давно уже готова была вернуть тебя любыми способами, дурак. Потому что сама такая же идиотка. Но теперь душа разрывалась на две части, потому что к «идиотке» добавилась не менее дурацкая работа. Судьба разводила нас снова и снова, может, она была права?
— Тим… — пробормотала я.
Он вздохнул. Рвано, сквозь зубы. Вздохнул и разжал руки, действительно меня отпуская. А потом молча направился к двери. Открыл замок, осторожно выглянул в коридор, проверяя, есть ли так кто, и уже собирался выйти, когда…
— Тим! — окликнула я.
Он не обернулся, но ответил:
— Иди, опоздаешь на совещание. Но я ещё вернусь.
Тим вышел, а я прекрасно понимала, что он действительно вернётся. По крайней мере, послезавтра. На урок, который окончательно сведёт меня с ума.
— 81-
Совещание помогло слегка успокоиться и упорядочить мысли. Пока завуч вещала что-то об обучающихся среднего звена и требовала, чтобы классные руководители были внимательней, я рисовала на полях каракули: цветочки, сердечки, звёздочки, буквы. Когда буквы пытались складываться в имя Тима, я старательно их перечёркивала, превращая в завитушки — или в чёрные квадраты. За первый месяц работы удалось выяснить одно: если ты не классрук, совещания — это пустая трата времени. Но слава Богу, если ты не крассрук!
Думать о чём-нибудь или о ком-нибудь, кроме Егорова, сегодня не представлялось возможным. Я перебирала мысли о нём всё совещание, весь путь домой и даже потом, когда слонялась по квартире, не желая браться за готовку. По средам Джой не работал, так что, скорее всего, остался у родителей, а у меня мысли отбивали весь аппетит. Вот завтра метод день, отосплюсь, плюну на всё и закажу набор роллов.
Если отосплюсь. И если хотя бы они смогут перебить полное отсутствие аппетита.
Услышать стук в дверь я не ожидала. Он раздался часов в девять вечера, когда я едва вылезла из ванной, в которой отмокала последний час, — готовку всё же было решено отложить до завтра или вообще до послезавтра. Понимая, что любой другой сначала бы позвонил в домофон, я крикнула, подбежав к двери:
— Джой, подожди минуточку, я только из ванны. Халат накину.
И скрылась в комнате, торопливо приводя себя в порядок. Встряхнула влажными волосами, натянула бельё вместо полотенца и накинула на плечи лёгкий шёлковый халат, радуясь, что в таком спокойно можно щеголять перед хозяином квартиры. Но когда с улыбкой открыла дверь, придерживая халат на груди, чтобы не распахнулся, оказалось, что на лестничной площадке стоял совсем не Дериглазов.
— Тим? — охнула я.
— Я же обещал, что вернусь.
Он пожал плечами, не отрывая от меня глаз. Убийственно серьёзный и хмурый, на губах — ни намёка на улыбку.
— Но…
— Боже, и это Джой видит тебя такой каждый день? — выдохнул Тим, обжигая меня взглядом. Захотелось запахнуть халат ещё крепче, хотя я и так сжимала его на груди в кулак. — Это несправедливо.
Тим шагнул вперёд, оттесняя меня с порога и захлопывая за собой дверь. Одно движение — и мы оказались отрезаны от окружающего мира, заперты в квартире. Ещё один шаг — и губы его уже сминают мои, заставляя подчиниться, открыться, ответить.
— Ти-им, — простонала я, когда поняла, что он не собирается останавливаться на поцелуе. Что горячие руки сжимают мои ягодицы, а губы исследуют шею.
— Ещё секунду, — прошептал он, целуя ямку у ушка. — Я слишком соскучился по этому ощущению.
Признался так обезоруживающе честно, что захотелось рассмеяться. Будто бы я не соскучилась! Мы не виделись почти полтора месяца. И я подождала: ещё секунду, ещё минуту, плавясь в его объятиях, превращаясь в самый мягкий воск.
