— Объясните, пожалуйста, — прошу я. — Я вас не понимаю.
— Гай и Гвендолен, его младшая сестра, всегда были очень близки. Мать была хрупким и утонченным существом, полностью зависела от прихотей мужа и, полагаю, здоровье ее так и не поправилось после рождения Гвен. Она горячо любила Гая — сильнее, чем его старших братьев, чем, наверное, отчасти и объясняется их неприязнь к нему — однако у нее не было сил следить за всем происходящим в доме. Может быть, если бы она не болела и не была временами прикована к постели, ей лучше удалось бы наладить атмосферу в семье. Гай был всей душой привязан к Гвен, особенно после смерти матери.
— Сколько лет ему было, когда она умерла? — спрашиваю я.
— Погодите-ка… Он на год старше меня, значит, ему было восемь лет, а Гвен четыре. — Он покачал головой. — Мне не верится, что Гаю в этом году стукнет сорок. Значит, на следующий год сорок исполнится мне. Черт побери!
— Не такой уж ты старик, — улыбается Лора.
— Спасибо на добром слове, милая, — отзывается он. — Короче говоря, когда их мать умерла, мне кажется, Гай почувствовал еще более глубокую ответственность за сестренку. Их отец, к счастью, редко бывал дома и не проявлял никакого интереса к детям. Насколько помнится, если дети желали увидеть отца, им приходилось договариваться о дате встречи с его личным секретарем.
— Но почему вы сказали, что Гай обвинил отца в убийстве матери? — спрашиваю я.
— Потому что отец наградил мать ребенком, вопреки строжайшему запрету врачей. Во время беременности она тяжело болела, потом потеряла младенца. Это был еще один мальчик. Ума не приложу, почему его отец так стремился к продолжению рода. Может быть, догадывался, что произвел на свет двух никчемнейших мерзавцев, каких не видывала Англия, а единственный достойный сын возненавидел его самого и все, что он олицетворяет. Я этого, наверное, никогда не пойму. И Гай тоже. — Он качает головой. — Одним словом, беременность и гибель ребенка прикончили мать Гая. Она пролежала в постели еще несколько месяцев, затем умерла. Гай так и не простил отца за это.
— А что случилось с сестрой?
— То ли корь, то ли свинка, — продолжает Хью. — Одна из детских болезней, которые мы все подхватываем и благополучно поправляемся. Нелепая болезнь, нелепая смерть. Гай был в школе, а она — дома; отец с нянькой решили, что у нее обыкновенный грипп — дети часто простужаются. Поэтому на ее симптомы никто не обращал внимания, пока не стало поздно. Нянька была кошмарная; ей и в голову не приходило заботиться о своих подопечных. А Гвен была терпеливой малышкой. Она не плакала, не жаловалась. Бессмысленная трагедия.
— Гай был с ней, когда она умерла? — спрашивает Белладонна.
Хью озадаченно посмотрел на нее.
— Да. Почему вы спросили? Мне кажется, между Гаем и Гвен была глубокая, телепатическая связь. Когда она заболела, он почувствовал неладное. Я хорошо помню тот день. Мы были в школе, он разбудил меня среди ночи и сказал, что уезжает, что ему нужно домой, Гвен заболела. Я сказал ему, что он дурак, что если он убежит, его высекут и запрут в карцер, но он заявил, что ему все равно: он, дескать, уже подкупил одного из сторожей, чтобы тот довез его до станции. Я отдал ему все свои скромные сбережения, какие хранил в носке, и он уехал. Гай есть Гай; он, конечно, добрался до дома, проник внутрь и поднялся в спальню к сестре. Она была очень больна, но, мне кажется, усилием воли заставляла себя дождаться брата, попрощаться с ним. Она сказала ему, чтобы он не горевал, на небесах она встретится с мамой и маленьким братиком и всегда будет любить Гая, станет его ангелом-хранителем.
По щеке Лоры скатывается слеза; у меня, признаюсь, тоже перехватывает горло.
Хью замолкает и переводит дыхание.
— Она умерла у него на руках; вряд ли это утешило его. Но затем им овладела ярость. Он сидел с Гвен, пока ее тельце не остыло. Никто не вошел посмотреть, как она себя чувствует, ни один человек. Потом по черной лестнице он спустился в парадный зал, где отец устраивал очень важный обед.
— И никто не знал, что Гвен умерла и что Гай находится там, в доме? — спрашиваю я.
— Никто, — отвечает Хью. — Гай, не помня себя от ярости, ворвался в обеденный зал. Он вопил во всю мочь, молотил кулачками по груди отца в точности так, как учил его Лэндис. Ну и сцена была для гостей! Благовоспитанным юным джентльменам не полагается давать волю своим чувствам на публике, тем более среди выдающихся друзей и коллег своего отца. Но Гаю было наплевать на этикет. Он орал на отца, утверждая, что тот убил сначала мать, а теперь прелестную маленькую сестренку, что придет день, и отец за это заплатит, что он, Гай, не успокоится, пока не отомстит подлому убийце за смерть матери и сестры. И заявил отцу, что не будет больше с ним говорить, что возненавидит его навеки, до конца своих дней, покуда не узнает, что старик мертв и брошен на съедение крысам. Мальчишка бился в такой истерике, что пришлось позвать на помощь всех слуг. Они с трудом успокоили его и уложили в постель.
— Бедный мальчик. Какой ужас. Я никогда не знала этой истории во всех подробностях.
— И знаете, в чем самая большая ирония судьбы? Скорее всего, это был единственный раз, когда отец Гая по-настоящему гордился сыном, — добавляет Хью. — Гай доказал дорогому папочке, что у него есть мужество и характер. Что он готов сражаться за то, во что верит. Гнев и угрозы — такими методами отец привык устрашать всех, кто встречался на его пути. Он был наделен могуществом и волей к власти. В тот единственный раз, когда мне довелось повстречаться с ним, он напугал меня до полусмерти.
— Как его звали? — спрашиваю я, как будто между прочим, стараясь не смотреть на Белладонну. Судя по описанию, отец Гая именно такой человек, каким мог быть Его Светлость. — Он еще жив?
— Его звали граф Росс-и-Кромарти. — Хью горько смеется. — Такое звучное имя дано такому подлецу. Но он умер много лет назад. Если не ошибаюсь, незадолго до конца войны. Гай говорит, старик получил по заслугам.
Проклятье. Если отец Гая умер во время войны, значит, это наверняка не он. Разумеется, глупо с моей стороны думать, что каждый богатый английский подонок, о котором нам доведется услышать, может оказаться Его Светлостью. С тем же успехом можно заподозрить отца Хью. Или Лоры. Или даже отца Притча. Дважды проклятье. Пора остановиться.
— Значит, старший сын теперь стал графом, — заключаю я, оставляя свои подозрения при себе.
Хью кивает.
— Джон Фрэнсис. Донельзя никчемный тип. Когда я в последний раз слышал о нем, мне рассказали, что он напивается до бесчувствия. Пропил почти все поместье. Не помню, где находится Фредерик, второй сын. Может, в африканском вельде, стреляет обезьян в спины и считает это развлечением. На него это похоже.
— Гай вернулся в школу? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает Хью. — Граф поговорил с директором, и его взяли обратно. Он приезжал ко мне домой каждые каникулы, а когда ему исполнилось восемнадцать, сбежал. Братья ненавидели его не меньше, чем он их, и потому были рады избавиться от него. Насколько мне известно, Гай объехал всю Африку и Индию, а в войну судьба снова свела нас. Его направили в Индию, меня тоже. Там мы завели множество полезных знакомств. А когда война закончилась, он открыл свое дело. Наверное, пригодились те же самые знакомства. Он занимался и драгоценными камнями, и импортом-экспортом, завел чайные плантации на Цейлоне и Бог еще знает что. Я хорошо знаю Гая и поэтому не расспрашивал о подробностях.
— Но он хороший друг, — замечаю я.
— Самый лучший на свете, — искренне подтверждает Хью. — Да, я знаю, с дамами он обращается не всегда порядочно, но, если говорить всерьез, у него доброе и горячее сердце. Без него, без всего, что он сделал для меня — для нас обоих — я бы не сидел здесь с женщиной, которую люблю. И он ничего не просит взамен. — Хью хмурит брови. — Пожалуй, Гай чересчур гордится тем, что у него такая железная воля. Я часто думаю об этом, потому что многим ему обязан. Но, боюсь, он муштрует свои чувства, как в армии муштруют новобранцев. Он мастер утаивать свои мысли.
В этом он встретил достойного противника.
* * *
Хью может остаться у нас всего на четыре дня, и после его отъезда Лора долго гуляет вокруг садового павильона и безутешно рыдает. Она собиралась уехать вскоре после него, но я уговариваю ее остаться еще на несколько недель. Ее дети путешествуют с отцом, так что ей нечего делать в опустевшем доме. Я настоял, чтобы в следующий визит Лора привезла к нам Руперта и Кассандру. Это будет полезно для Брайони — она станет страшно скучать по Гаю. Но и эта проблема разрешается легко. Лора уговаривает нас разрешить Гаю остаться вместе с ней, чтобы они вернулись в Лондон вместе. А затем он собирается на Цейлон. Дела на чайных плантациях — вот все, что он сказал. Он слишком долго отсутствовал.
