Суррагбар-диг недобро посмотрел на Кина. Его маленькие губки превратились в синюю точку.
– Сур, покинь нас, но жди, пока не призовем.
Эта фраза ударила чашника почти так же, как если бы ему на голову опустился тяжелый брездский щит. Оглушенный, он посмотрел на Кина и, приложив руки к глазам в знак наивеличайшего почтения, попятился назад.
– Ты тот, кто гнал людомара? – спросил совершенно незнакомый Кину голос. Он был груб, но силен. По всей видимости, принадлежал ориду.
– Да, Предвечный. Это я.
– Почему не догнал его?
Кин невольно закусил нижнюю губу. Прежний позор снова всплывал перед его глазами.
– Он слишком ловок и силен.
– Настолько ловок, что был быстрее груххов, быстрее коней, быстрее ветра? Он так силен, что даже и пория твоя, состоявшая из дикарей не могла состязаться с ним.
– Того не знаю, не довелось нагнать, но…
– Не довелось, иль не хотелось?
– Не дове…
– Иль знал ты о пророчестве…
– Примолкни здесь же, – оборвал говорившего Предвечного старческий голос. – Негоже им такое говорить. Держи язык привязанным к себе.
Снова произошло суетливое шевеление.
– Ты будешь вместе с Суром отправлен нами в Красноземье, – вдруг в один миг решилась судьба Кина. – Оставь себе, что прислано тебе пустым. Его заполним мы. Отныне будешь с ним ты неразлучен, пока заполнится оно, и не отпустим мы тебя.
После этих слов Сур был снова допущен в залу и тут же выпровожден вместе с Кином прочь.
– Что ты сказал им, пока я был за вратами? – спросил чашник Хмурого.
– Сказал, что прав ты, орид-диг, и что с тобою буду я, – соврал Кин. Внутренне он весь напрягся и каждой клеточкой своего тела осознавал, что отныне каждое слово, сказанное им, будет значить и для него, и для его семьи очень многое. А потому надо врать, чтобы уберечься.
– Ты изменил себе? Твои слова были другими.
– Не изменил, Суррагбар-диг. Что Владия важна для нас, то и теперь я думаю и знаю, но буду с тобой, что бы ни случилось.
Сур улыбнулся. Обманулся, понял Кин, и кулаки его, и напряженное тело его слегка обмякли.
– Мы отплывем, едва отпразднуем типпурины. Готовься к этому. – С тем Сур отвернул от него и скрылся за углом поворота прохода в громадном дворцовом комплексе.
Поднималось солнце. Его теплые лучи обласкали крыши высоких дворцов, заглядывали в каждую их щелочку, выискивая там сонливых обитателей, тормошили их и звали жить.
На улицах стали появляться оридонцы. В основном старые, как и он, Кин, ибо молодежь так рано никогда не вставала.
Кин медленно шел по улице, цепляясь невидящим взором то за один острый угол дома, то за другой. Его глаза скользили по грязноте каменных ступеней, которые только готовились принять мойку от домашних слуг, ежедневно очищавших их от блевотины, крови и иных испражнений; по обветренным выпуклым бокам колонн; по наличникам на оконных проемах да по понуро опускавшим ветви в ожидании жара садовым деревьям.
Кин ощущал себя букашкой, которая волею циклопов, обречена метаться средь их ног-столбов и думать лишь о том, как выжить. Понятную и простую жизнь его, пусть тяжкую, опасную, но простую, город проглотил без остатка и изрыгнул на него груз непереносимый, груз непередаваемо опасный и непонятный ему самому. Что он должен понести, куда, зачем, – этого Хмурый не знал и, как ему понималось, никогда и не узнает до конца.
Кин не понял, скорее почувствовал, как нечто громадное и очень опасное для него поднимается над горизонтом вместе со светилом. Оно набрасывает тень на будущее и, несмотря на яркий жаркий день, отныне и надолго глазам Кина дано различать лишь только темные тона на сером фоне.
***
Бурракаш уходил все выше и выше в горы. Его отчетливые следы запечатлевались в глубоком снегу рыхлыми, скошенными у снежного наста ямами. Древко копья, торчавшее в боку, оставляло за беглецом след, словно бы слепой мастер малевал линию красной краской. Зверь тяжело дышал. Сиплые выдохи вырывались из его пасти громадными клубами густого белого пара. Он оглядывался и смотрел на существо, которое следовало по его следам. Оно находилось в самом начале трудного пути, у подошвы горы.
Отяжелевшие от снега тучи, готовые вот-вот породить очередную страшную стихию, поглощавшую все живое, медленно покачивая боками, проплывали уже совсем близко от бурракаша.
Животное захлебнулось собственной слюной, схаркнуло ее и кашлянуло, изрыгнув из себя шмоток крови. Сил оставалось все меньше и меньше.
Бурракаш знал, что впереди него, уже совсем недалеко был перевал, а за перевалом тропа, которая поведет его вниз. Внизу же его ждут сочные заросли вуонов, мякоть которых быстро предаст сил.
Зверь закатил глаза и тихо зарычал. Тело его напряглось, выжало из себя еще пару движений и отказалось повиноваться.
Животное со вздохом опустило голову в снег и с наслаждением приняло его морозную свежеть. На минуту для него перестали существовать и погоня, и жгучая боль в боку. Стало хорошо и очень спокойно.
Уже темнело, когда Гом-e-нав добрался до лежавшего в снегу животного. Оно еще дышало и смотрело на охотника своим большим черным глазом. Пасть утыканная множеством клыков слегка приоткрылась, едва взор уловил страшный силуэт, но куснула воздух перед собой.
Коротким громким вдохом отреагировал зверь на удар второго копья себе под ребра. Гом-е-нав отер пот с шеи, снова закутал ее в шкуру и без сил опустился рядом с добычей.
Битва во тьме
Большие сине-черные глаза внимательно наблюдали за тем, как две тени неслышно скользили между стволами деревьев; чуткий нос улавливал удушающий смрад разлагающейся плоти, исходивший от них; тонкий слух воспринимал каждый шорох, каждое шевеление, порождаемое тенями. Для любого другого наблюдателя, движения двух силуэтов могли показаться бесшумными, неуловимыми, словно бы это легкий ветерок потревожил листву крон, и листья затрепетали, раскачивая ветви, и тени ветвей, налагаясь одна на другую, сливались в нечто удивительное, почти живое, перешептывавшееся шелестом листвы. Любому другому наблюдателю, но не людомару.
Сын Прыгуна замер, вцепившись в ветвь дерева и большей частью не смотрел, но слушал своих преследователей. Его ожидания оправдались: погоня не была умудрена опытом, ибо гналась за ним по следам Лоовы. Охотник разгадал их замысел и намеревался сыграть на выявленной слабости врага.
Трава и листья, которыми он отер тело спящей девушки, служили теперь хорошую службу. Они подвели наемника и странное существо рядом с ним прямо в засаду людомара. Они не были охотниками, и он смеялся над ними.
Запах Лоовы растекался по лесу ровно так, как это было нужно Сыну Прыгуна. Оказавшись позади погони, людомар осторожно последовал за ней.
След девушки вывел преследователей к реке, подле которой они остановились.
– Они переплыли реку, Слуга Танвера, – сказал тот, который был олюдем. – Нам придется плыть. Животное у его ног заскулило. – Ничего не поделаешь. Вода омоет нас. – И наемник ступил в реку. Но зверь наотрез отказался идти в воду. Тогда рипс, вошедший в воду по пояс, вернулся и попытался взгромоздить пса на себя. – Нет, Слуга, так не получится. Ты погубишь меня. – Он вздохнул. – Плыви сам. Ну же! – Но животное, вдруг, рыкнуло и клацнуло зубами.
Сын Прыгуна, тем временем, закатил глаза и шептал губами: «Омэго трабаа тана». К его горлу подкатывала волна жажды и злости. Эти силы овладевали им, заставляя каждую мышцу, каждое сухожилие напрячься до предела своих возможностей.
Зверь снова заскулил и посмотрел на реку. По водной глади пошли круги – чья-то спина взбаламутила мерное течение воды. Но наемник ни о чем таком и не подозревал.
– Я пойду один, – сказал он зверю и стал погружаться в воду. Взбив сонм брызг, зверь подлетел к нему сзади, повалил на спину и вытащил из воды.
Неожиданно, на прибрежье реки налетел сильный порыв ветра. Он пригнул камышовые заросли в ближайшей запруде и прошелестел в кроне дерева над головой рипса. Каково же было удивление последнего, когда с дерева прямо перед ним стала осыпаться круповидная крошка цветом чернее ночи. Она опадала на землю рядом с животным с легким шуршанием, и внезапно вздыбилась к небесам, обретя облик вытянутый кверху пирамиды.
– Ты слышал, я сказал тебе, следуй за зверем моим, ибо он мысли мои. Почему противишься ты? Не видишь ты, что зверь не хочет, чтобы ты переходил реку? – спросила пирамида.
Наемник от неожиданности отшатнулся и едва не упал на спину.
– Я… – залепетал он, – о-о-о… Танвер… прости мою глупость… я… воин… я…
– Молчи. Ты дважды не послушался моего наказа. Третий раз я не прощу тебя, слышишь ли?!
– Да, о, Танвер…
– Ты хотел идти в реку? Так иди, но смотри, что ждет тебя там. – Черная пирамидальная фигура выкинула две руки в сторону речного потока, и прямо посреди водной глади взметнулся вверх мощный взрыв. Спустя некоторое время, повсюду от них стали падать маленькие тельца рыб-жуков.
