Я застыла. Агамемнон собирает войско! Почему мы ничего не слышали об этом?
— Это что, тайна? — спросил Парис.
— Думаю, нет, — ответил купец. — Просто, пока дело не закончено, нет смысла о нем много болтать, потому как не о чем. А дела часто заканчиваются ничем.
Он встряхнул коврики из грубой шерсти, которые до сих пор сохранили овечий запах.
— Может, и обошлось бы, если бы не смерть матери этой беглянки. Она покончила с собой от стыда — повесилась в своей спальне. Старый царь и Менелай не стерпели горя и позора, нужно было что-то предпринять.
— Как? Царица… царица Спарты покончила с собой? — с трудом выговорила я онемевшими губами, позабыв о своем намерении молчать.
— Да, старая царица, прежняя. Нынешняя-то царица, ее дочь, она-то как раз и сбежала в Трою.
Матушка! Я прижала кулак ко рту, чтобы сдержать рыдания.
— Они собираются сразу напасть? Или сначала пришлют послов, попробуют договориться? — Париса интересовала практическая сторона.
— Я слышал, они уже присылали послов, а Приам их обманул. Так что, может, время переговоров закончилось. Точно не знаю. Я ведь только купец, и корабль достался чудом мне, а не Менелаю. Не понимаю, зачем поднимать такой шум из-за женщины, хоть и царицы Спарты? Неверная жена хорошего плевка не стоит.
Я почувствовала, что теряю сознание, и оперлась на Париса. Он поддержал меня. Будто издалека я слышала, как Парис говорит, уводя меня:
— Она ждет ребенка, а тут солнце сильно печет.
— По такой-то жаре лицо не надо закрывать: совсем ей дышать нечем, — посоветовал купец. — Хотя я заметил, у вас на Востоке многие ходят так.
Я еле передвигала ноги, навалившись на Париса. Матушка покончила с собой! На Трою движется огромное войско!
— Я должна… Парис, прошу тебя, отведи меня в наши комнаты.
Я не была уверена, что у меня хватит сил дойти: бросало то в жар, то в холод, ноги подкашивались.
— Я держу тебя, не бойся, — сказал Парис.
И мы медленно побрели от места многолюдных шумных торгов через луга с высохшей травой. Стены Трои маячили поодаль.
Дрожа от слабости, я опустилась на землю. Я хотела только чуть-чуть отдохнуть и поскорее снова отправиться в путь. Склонив голову, я смотрела на землю, на сухие травинки, колеблемые ветром. Они слегка шелестели и потрескивали. Вдруг у самого основания стебельков я заметила какое-то шевеление, хотя не могла разглядеть, что там. Я напрягла зрение и все равно ничего не увидела, краски смешались перед глазами. Вдруг из размытого пятна появилась черепаха, коричнево-желтый узор панциря отчетливо выделялся на фоне травы. Это была посланница Гермионы. Гермиона, Гермиона…
Я застонала от сильнейшей боли. Она расколола меня надвое, как молния ствол дерева. А черепаха все смотрела на меня своими внимательными черными глазами, не ведающими осуждения. Эти черные глаза становились больше и больше, они надвигались, пока чернота полностью не поглотила меня.
— Что с ней случилось? — спрашивал Геланор.
Его голос доносился издалека. Пошевелиться я не могла. Может, я умерла? И мой дух, прежде чем улететь, парит над телом, слышит голоса. Глаза не открывались, руки неподвижно лежали по бокам, как вырезанные из дерева.
— Мы шли через поле. — Голос Париса дрожал от волнения. — Она присела отдохнуть и потеряла сознание.
— Она беременна? — спросила Эвадна.
— Нет. Я сказал купцу, что беременна, но это неправда. Просто мы спешили уйти.
— Почему? — спросил Геланор.
«Потому что мы узнали про планы Агамемнона и Менелая. И еще про матушку», — хотела я ответить, но мой рот не издал ни звука.
— Мы встретили купцов на ярмарке. Они рассказали нам ужасные вещи! — Парис перешел на крик.
— Успокойся! — Геланор встряхнул троянского царевича. — Соберись с мыслями. Нужно смотреть в лицо опасности, какой бы она ни была.
— Целое войско — вот кому нам придется смотреть в лицо! — кричал срывающимся голосом Парис. — Агамемнон собирает армию, конфискует для нее корабли, а Менелай требует, чтобы женихи Елены исполнили клятву, которую дали во время сватовства. Греки будут, будут здесь!
Голос Париса стал высоким, как у евнуха.
— Когда? — резко спросил Геланор.
— Не знаю… Нам не сказали…
— Почему же ты не спросил?
«Потому что купцы выпустили на нас целую стаю новостей, те налетели, как вороны, выклевали мне глаза, я ничего не вижу. Они рассказали про матушку», — думала я, но не могла вымолвить ни слова. Может, я и правда умерла?
— Не знаю… Я не знаю… Мы растерялись…
— А когда сбежал с Еленой, неужели ты не допускал подобного развития событий? — наступал Геланор. — Ты совсем не думал об этом?
— Приам думал, но я считал, что он ошибается. Ведь ошибался же он насчет Гесионы. И вообще, раньше такого никогда не случалось! Почему же должно случиться сейчас?
— Потому что раньше на свете не было ни Елены, ни Менелая, ни Агамемнона. Потому что никогда раньше царица не бежала из своих владений с мужчиной. Что теперь случится — никому не известно.
— Елена! Елена! — Парис склонился надо мной. — Очнись же! Очнись!
— Оставь ее в покое, — сказала Эвадна. — Она проснется, когда сможет принять то, что ее так поразило. Тело замирает, когда голова перегружена. Дает ей время освоиться.
Я почувствовала, как Эвадна ласково погладила мне лоб. Потом к моим запястьям прикоснулась холодная ткань. Мне приподняли руки и скрестили на груди.
«Я не сплю, не сплю!» — хотелось крикнуть, но немота сковала язык. В своей немоте я не получила освобождения от ужасных мыслей, я стала их пленницей.
Матушка. Матушка повесилась! Эта страшная картина не отступала. Матушка. Веревка накинута на шею. Покачиваются в воздухе, высовываясь из-под платья, ее маленькие ножки. Какого цвета платье было на ней? Она всегда предпочитала белый цвет, как лебединые перья, возможно не случайно. Надела ли она в свой последний день белое платье? Она покачивается, словно призрак, голова склонилась набок. Все воспоминания, и светлые и мрачные, покинули ее…
Я захрипела и услышала собственный хрип. Словно железная рука, сжимавшая горло, разжалась.
— Нет! Нет!
Я рванулась и села. Глаза открылись, и я увидела людей, окруживших меня. Парис бросился ко мне, обнял.
— Любимая, — пробормотал он. — Если б я мог сказать, что разговор на ярмарке неправда, страшный сон.
— Нужно сообщить Приаму, — мрачно объявил Геланор. — Немедленно. Я иду к нему.
Приам, крайне встревожившись, послал за купцами. Но их не смогли найти. Тогда Парис привел отца на то место, где они торговали: там оказалось пусто. Только смятая трава выдавала, что недавно здесь шла оживленная торговля. Соседи не могли сказать, куда подевались купцы из Спарты и вернутся ли они. Приам послал солдат обыскать окрестности вплоть до самого берега, но поиски не дали результата.
— Уехать отсюда не стоит труда, — заметил один из солдат. — Добраться по чистому полю до берега можно в два счета, а там — на корабль и в море. Я думаю, они уже успели далеко отплыть.
— Почему они так поспешно уехали? — недоумевал Приам. — Почему?
— Может, кто-нибудь шепнул им, кто мы такие, — предположил Парис. — А узнав, что под покрывалом скрывается Елена, они испугались.
— Чего им бояться? Наказания? — вскричал Приам. — Ведь не они же сбежали с Еленой!
— Люди не всегда действуют разумно, — вмешался Геланор. — Когда они чуют опасность, как заяц погоню, им свойственно убегать.
— Вот оно! Началось! — воскликнула, входя в зал, Гекуба.
— Еще ничего не началось, — ответил Приам. — Мы сделаем все, чтобы и не началось. Я пошлю послов…
— Купцы сказали, что время переговоров миновало, — напомнила я, мой голос звучал еще слабо. — Когда Приам сообщил послам, что вы ничего не знаете о Парисе и обо мне, они восприняли это как… сознательную ложь.
— Так я и думал! Именно этого я и боялся! Помнишь, Парис, что я сказал в тот день, когда вы приехали в Трою? Я сказал, что по твоей милости я стал лжецом.
Помедлив, Приам добавил:
— Только невольным.
— Они подумали иначе, — мягко сказал Парис.
— Конечно, а что еще они могли подумать? — тихо сказала Гекуба. — Нужно самим отправить послов к грекам. Нужно созвать совет. Елена должна…
— Нет! — закричал Парис. — Даже не произноси этих слов! Елена не вернется в Спарту! Я не отпущу ее. Никогда. Пойми это, матушка. Пойми, отец. Мы с ней поселимся в горах, но никогда не расстанемся.
— «В горах»! — усмехнулся Приам. — А что ты будешь делать, когда греки придут в горы и подстрелят тебя, как оленя, из лука? Стены Трои служат какой-никакой защитой.
Глубокое, мучительное чувство вины захватило меня. Матушка умерла, не стерпев стыда. А теперь разговоры о бегстве, выслеживании, новых убийствах.
