Я уже заметил, как оказенилось мое сознание. Я почти перестал мыслить художественными образами. В голове теперь по большей части вертятся - килограммы, километры, имена и должности людей и прочая проза жизни, обычно мало интересующая художника. Но теперь я не художник, это надо запомнить четко. Я за всех отвечаю. Головой. Поэтому ты, говорю я себе, должен думать именно об этой прозе жизни. Никакие красоты природы и прочие там тра-ля-ля волновать тебя не должны. А волноваться ты должен только за жизнь и здоровье вверенных тебе людей. Но, черт возьми! Очень трудно удержаться от восхищения беспримерной дикостью и красотой джунглей.
Мы пробиваемся через лес гигантских деревьев, сами похожие на тараканов по сравнению с неохватными стволами. Лепидодендронами или чешуедревами называет их наш ботаник Полуньев. Следы от опавших листьев предают их коре вид чешуи дракона. По деревьям вьются папоротникообразные лианы. Подлесок составляют травянистые растения, похожие на папоротники, хвощи и плауны. Наш авангард с помощью топоров и больших тяжелых ножей, смахивающих на мачете, с воинственной яростью, свойственной молодежи, пробивается сквозь эти заросли. Каждые полчаса, когда ребята устают, их сменяют рядовые казаки с флангов. Такая тактика позволяет нам двигаться без остановок.
Еще в начале пути я тоже для разнообразия и солидарности помахал "мачете" минут пятнадцать, но быстро выдохся. Ребята, не желая видеть, как их начальник оконфузится, оттеснили меня в глубь колонны, чтобы я занялся своим делом - общим руководством движения. Весь облитый с головы до ног зеленым соком растений, мокрый от пота, запыхавшийся, я не протестовал.
Больше всего меня донимает влажная жара и тяжелая ноша. На мне надета камуфляжная форма, на ногах - высокие солдатские ботинки со шнуровкой. Все это обмундирование промокло почти сразу же. На груди перекатывается связка небольших газовых гранат (мы должны их применять на случай массовой атаки насекомых вида "мега" или "супер"). Пояс оттягивает пистолет "Макаров" в жесткой кобуре и запасные обоймы. Под мышкой болтается подсумок с противогазом. Плечи выламывает рюкзак с продуктами и питьевой водой. Мой спальный мешок везет Аркаша - и на том спасибо. Казакам приходится гораздо труднее, они еще несут автоматы и боекомплекты. Зато мы экипированы а-ля Шварценеггер и представляем собой грозную силу.
Вечером, заблаговременно, не дожидаясь когда солнце канет в бездну ночи и все погрузится в кромешный мрак, - ведь Луны у этой планеты нет - мы останавливаемся на ночевку. Разбиваем временный лагерь, разводим костры, готовим ужин. Поскольку хищники, даже в образе гигантских насекомых, в основном охотятся по ночам, приходится сразу же побеспокоиться об охране лагеря. Об усиленной охране. Зоолог Фокин снова напоминает всем одно из первейших правил безопасности: если на вас наткнется какое-нибудь хищное насекомое, то - не паникуйте, не орите и не дергайтесь. Лежите спокойно, притворившись мертвыми. В этом случае он, зоолог Фокин, дает высокой степени гарантию вашей безопасности.
Я спрашиваю себя, смогу ли я, не дрогнув ни единым мускулом, спокойно лежать, когда надо мной замаячит чудовищная образина с челюстями-шипами, с концов которых капает яд, - и не нахожу в себе твердости сказать определенно. Хорошо бы в это время грохнуться в обморок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
У костров мы раздеваемся, сушим промокшую насквозь одежду, пропитанную потом и гнилью. Раны на теле, натертые рюкзаками, смазываем смесью йодоформа с вазелином. Запашок по лагерю ползет еще тот! Но наше утомленное обоняние уже не столь чувствительно, как в первые дни похода. Отвратительные запахи оно воспринимает не так остро, как обоняние джентльмена, регулярно принимающего ванну с бактерицидным мылом "Мойдодыр". Кстати, я был бы сейчас не прочь принять душ даже без мыла. Но воду приходится экономить. Чистый источник попадается крайне редко. В основном же это водоемы с застойной водой, кишащей всяческой мерзостью, как крупной, так и микроскопической. Один Бог ведает, какие там скрываются лихорадки. Так что, пока не найдем ручей или озеро, о купании можно только мечтать. Поэтому я ограничиваюсь спиртосодержащей дезинфицирующей жидкостью. Ватным тампоном я протираю жидкостью лицо, руки и, пока не забыл, решаю дать важное указание своему заместителю по военной части. Я вызываю подъесаула.
Подъесаул Бубнов - двадцати пяти лет, худой, жилистый, среднего роста, но благодаря худобе и длинным ногам кажется значительно выше. Рыжий ежик волос и такого же цвета усы колоритно подчеркивают холерический темперамент их владельца и придают ему некий военизированный шарм. Он хороший служака. Как все рыжие, он амбициозен, а потому исполнителен и дисциплинирован. Этот человек способен на все, даже на душевный порыв.
Я приказываю ему лично проследить, чтобы все солдаты проделали процедуру дезинфекции.
- Имейте в виду, - говорю я, стуча ногтем по флакону, - это средство наружное, а не внутреннее. Вы меня поняли?
- Так точно! - отвечает Бубнов, в его низком голосе слышится сдерживаемый рык. - Будет исполнено, господин Походный Старшина!
И вот уже по лагерю прокатываются зычные голоса хорунжия Свистунова и подхорунжия Лебедкина: "Всем пройти дезинфекцию! Рядовой Хамзин, имей в виду - это средство наружное, а не внутриутробное, понял? Смотри у меня, морда!.."
Я доволен, но не намерен успокаиваться на достигнутом. Позавчера доктор Лебедев проводил беседу с личным составом о профилактике заболеваний в условиях тропических джунглей. Вчера я вел разговор с младшими командирами на эту тему и завтра намерен говорить о том же, и послезавтра... Я буду дотошен и пунктуален до тошноты, но постараюсь, чтобы ни один человек не свалился от болезни. Нужно каждый день, особенно в таких условиях, напоминать человеку, что он человек - иначе он оскотинится.
Вскоре, оттесняя запах грязного белья и химикалий, воздух на территории лагеря наполняется куда более приятными ароматами полевой кухни. Люди оживляются. Брякают котелки, стучат, скребут ложки по стенкам и дну котелков. Все с аппетитом уплетают гречневую кашу с тушенкой. Только из-за одной такой еды уже стоило идти в поход. Солдат и ученых надо кормить хорошо. Ну и начальство тоже. Из народа у нас только Владлен, но и он никаких притеснений не испытывает. Ребята вообще относятся к нему с опаской. Во-первых, потому что он является "скрытой женщиной", как сказал бы наш прокурор, а во-вторых, все знают мое к нему расположение, а теперь еще и покровительство.
Зоолог Фокин и Иван Карлович, посовещавшись о чем-то, подсаживаются ко мне с котелками. Эти двое - личности весьма контрастные. Дмитрий Леопольдович Фокин молод, подтянут, мускулист. Движется как боксер среднего веса или, скорее, мастер восточных единоборств. Лысоват спереди. Глаза карие, умные, но холодноватые. Когда он смотрит на вас, то кажется, будто он изучает редкое животное.
