— Послушай, — сказала она. Ее глаза по-прежнему глядели прямо в мои, умоляющая голубизна, просящая голубизна, яростная, почти болезненная голубизна. — Все, на что мы можем надеяться, это немного счастья в узком кругу друзей, с парой человек, которых мы любим, — и к чертям весь остальной мир! Пожалуйста, Слим, пожалуйста, подумай об этом! Это же просто чудо, что мы нашли друг друга. Это удивительно. Я никогда не думала, что обрету что-то подобное тому, что мы обрели вместе. Мы так подходим друг другу... так похожи... что какие-то мозговые волны у нас даже накладываются друг на друга, когда мы спим... у нас психическое единство и когда мы занимаемся любовью, и когда спим, вот поэтому нам так чертовски хорошо в постели и поэтому мы даже видим одни и те же сны! Мы были предназначены друг для друга, и самое важное, самое важное на свете — это чтобы мы были вместе всю жизнь.
— Да, — ответил я. — Я знаю. Я тоже так думаю.
— Поэтому оставь свой крестовый поход. Перестань пытаться спасти мир. Перестань так безумно рисковать. Пусть гоблины делают то, что должны делать, а мы просто проживем свою жизнь в мире.
— Так в этом-то все и дело! Мы не можем жить в мире. Если мы не будем обращать на них внимания, нас это не спасет. Рано или поздно они придут и будут вынюхивать вокруг, будут стремиться почувствовать нашу боль, пить нашу муку.
— Слим, постой, погоди, выслушай. — Она была возбуждена, рассержена, нервозно-энергична. Вскочив с кресла, она подошла к окну, полной грудью вдохнула воздух, снова повернулась ко мне и сказала:
— Ты согласен, что то, что у нас есть общего, должно быть первым, превыше всего, любой ценой. Так что, как насчет... если я укажу тебе путь, как можно существовать с гоблинами, прекратить войну против них и не волноваться, что они когда-нибудь набросятся на тебя или меня?
— Как же?
Она заколебалась.
— Райа?
— Есть только один путь, Слим.
— Какой?
— Это единственный разумный способ иметь с ними дело.
— Скажешь ты мне или нет, ради всего святого?
Она нахмурилась, глянула в сторону, начала говорить, снова засомневалась, произнесла «Черт!» и внезапно швырнула стакан со скочем в стену через всю комнату. Из него вылетели кубики льда и раскололись, попав в мебель и упав на коврик. Стакан вдребезги разбился о стену.
Я пораженно подскочил и тупо уставился на нее и остался стоять, когда она махнула мне рукой и вернулась в свое кресло.
Села.
Глубоко вздохнула.
И сказала:
— Я хочу, чтобы ты выслушал меня, просто выслушал и не перебивал, не останавливал, пока я не закончу, и... попытался понять. Я нашла способ сосуществовать с ними, сделать так, чтобы они оставили меня в покое. Понимаешь, и в детдоме, и после я поняла, что их не победить, у них все преимущества. Я сбежала оттуда, но гоблины повсюду, не только в детдоме, и ты не можешь совсем избавиться от них, куда бы ты ни убежал. Это бесполезно. Поэтому я пошла на риск, на рассчитанный риск, и вступила с ними в контакт, сказала, что могу видеть...
— Ты что?
— Не перебивай! — резко сказала она. — Это... это тяжело... будет чертовски тяжело... и я просто хочу закончить, так что заткнись и дай мне сказать. Я рассказала одному из гоблинов о своих психических возможностях. А это, знаешь, тоже своего рода мутация, последствия той ядерной войны, потому что, если верить гоблинам, в предыдущей цивилизации не было людей ни с какими психическими способностями — ни ясновидения, ни телекинеза, ничего подобного. Их и сейчас немного, но тогда их вообще не было. Я думаю, каким-то странным образом... поскольку гоблины развязали ту войну, обрушили на нас бомбы и всю эту радиацию... ну, можно сказать, что они как бы создали одаренных людей вроде нас с тобой. Определенным образом мы как-то обязаны своими способностями им. Ну, в общем, я сказала, что могу видеть сквозь человеческую форму их... не знаю... потенциал гоблинов внутри их...
— Ты говорила с ними, и они поведали тебе свои... легенды! Вот откуда ты узнала о них.
— Не все. Они не много рассказали мне. Но мне только надо, чтобы они сказали самую малость, и у меня тут же возникает видение всего остального. Это как... если бы они открывали дверь чуть-чуть, а я бы толкнула ее нараспашку и увидела все, даже то, что они хотели скрыть от меня. Но сейчас это не важно, и я молю бога, чтобы ты меня не перебивал. Важно то, что я ясно дала им понять, что мне наплевать на них, наплевать на то, что они делают, кого терзают, пока они не трогают меня. И мы заключили... соглашение.
Я ошарашенно откинулся в кресле и, невзирая на предостережение не перебивать ее, спросил:
— Соглашение? Так просто? Но с чего бы им потребовалось заключать с тобой соглашение? Почему бы просто не убить тебя? Не важно, что ты им наговорила, даже если бы они и поверили, что ты будешь хранить их секрет, ты все равно представляла угрозу для них. Не понимаю. Они ничего не выгадывают, придя к такому... такому соглашению.
Маятник ее настроения снова качнулся обратно в темноту и спокойное отчаяние. Она словно согнулась в своем кресле. Ее голос был едва слышен:
— Им было что выгадывать. Было кое-что, что я могла им предложить. Видишь ли, у меня есть еще одна способность, которой у тебя либо нет, либо... не так сильно развита, как у меня. У меня есть... способность разгадывать экстрасенсорные дарования в других людях, особенно если они могут видеть гоблинов. Я различаю их способности независимо от того, как бы они ни старались скрыть их. Я не узнаю это сразу, как только взгляну на человека. Иногда на это требуется время. Появляется уверенность, которая медленно усиливается. Но я могу ощущать скрытые психические способности в других людях почти так же, как вижу гоблинов под их маскировкой. До сегодняшней ночи я думала, что эта способность... ну, безотказна... но вот ты мне сказал, что Джоэль Так видит гоблинов, а я его никогда в этом не подозревала. Но я все равно считаю, что почти всегда быстро распознаю подобные вещи. Я знала, что в тебе есть что-то особенное, с самого начала знала, хотя ты оказался... более особенным, куда более особенным, чем я поняла вначале. — Сейчас она перешла уже на шепот. — Я хочу удержать тебя. Я никогда не думала, что найду кого-то... кого-то, в ком нуждалась бы... любила бы. Но пришел ты, и я хочу удержать тебя, а единственный способ сделать это — если ты заключишь с ними такое же соглашение, какое заключила я.
Я окаменел. Недвижимый, как скала, я сидел в кресле и слушал гранитное буханье своего сердца, каждый удар — точно киянкой по глыбе мрамора. Моя любовь, стремление к ней, нужда в ней — они по-прежнему были там, в моем окаменелом сердце, но были недосягаемы, как прекрасные статуи скрываются в грубом куске камня, но недоступны и не будут доступны для того, у кого не хватает художественного таланта и навыков работы с резцом. Я не желал поверить тому, что она сказала, и я был не в силах подумать о том, что последует за этим, но был вынужден выслушать и узнать самое худшее. Слезы показались у нее на глазах, и она сказала: — Когда я сталкиваюсь с кем-то, кто способен видеть гоблинов, я... я докладываю об этом. Я предупреждаю одного из их рода о ясновидящем. Понимаешь, им не нужна война в открытую, как это было в прошлый раз. Они предпочитают сохранять инкогнито. Они не хотят, чтобы мы организовались против них, хотя это все равно было бы безнадежно. Поэтому я указываю на тех людей, которые знают про них, которые могут убить их или рассказать про них. А гоблины... они просто... устраняют угрозу. А взамен они гарантируют мне безопасность со стороны их рода. Неприкосновенность. Они оставляют меня в покое. Это все, чего я когда-либо желала, Слим. Чтобы меня оставили в покое. И если ты заключишь с ними такое же соглашение, они оставят в покое нас обоих... и мы сможем... сможем быть... вместе... и счастливы...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
