— Хороша альтернатива!
— Ну, если бы страна, впервые создавшая их, сумела сохранить в тайне технологию, она бы в самом деле завоевала мир в течение нескольких лет, не прибегая к ядерному оружию. Как бы там ни было, когда у всех были солдаты-гоблины, когда на страх отвечали страхом, все стороны быстро сообразили, что взаимное разрушение будет столь же гарантированным с помощью искусственных солдат, сколь и с помощью ядерного орудия. Поэтому они пришли к соглашению, решив отозвать и уничтожить свои армии гоблинов.
— Но кто-то нарушил договор, — сказал я.
— Не думаю, — возразила она. — Я могу и ошибаться, могла все неправильно понять... но мне кажется, что некоторые из солдат оказались способны отказаться от возвращения.
— Господи.
— По причинам, которые так и не были установлены, по крайней мере, мне они непонятны, некоторые из гоблинов коренным образом изменились, выйдя из лаборатории.
Поскольку большую часть детства и юности я увлекался наукой, у меня возникла пара соображений по этому поводу. Я предположил:
— Возможно, они изменились потому, что цепочки их искусственных хромосом и подправленных генов были созданы слишком хрупкими.
Она пожала плечами.
— В любом случае очевидно, что одним из результатов этой мутации стало появление «эго», чувства независимости.
— А это — чертовски опасная штука в биологически сконструированном убийце-психопате, — заметил я.
— Была сделана попытка прибрать их к рукам, запустив имплантированные им в мозг приборы, вызывающие боль. Некоторые сдались. Некоторых нашли корчащимися и визжащими в необъяснимой агонии, которая успешно выдавала их. Но некоторые, как видно, «мутировали» в другом направлении — либо развили невероятную устойчивость к боли, либо научились любить ее, даже направлять боль себе на пользу.
Я легко представил, как развивались события с этого момента. Я продолжил:
— В превосходных человеческих обличьях и с интеллектом, равным нашему, ведомых лишь ненавистью, страхом и жаждой крови, их было невозможно найти... разве что подвергая каждого мужчину и женщину на земле мозговому сканированию с целью обнаружить отказавшие контрольные механизмы гоблинов. Но существовала тысяча уловок, с помощью которых твари могли уклониться от этого исследования. Некоторые могли изготовить фальшивые карточки, свидетельствующие об успешном прохождении мозгового сканирования, которого они никогда не проходили. Другие могли просто сбежать в дикие места и спрятаться там, совершая набеги на города и деревни, когда им надо было запастись едой... или когда жажда убийства невыносимо распирала их. В результате многие избежали бы опознания. Верно? Так оно все и было?
— Не знаю. Думаю, что так. Что-то в этом роде. А в какой-то момент после... после того, как всемирная программа сканирования мозга была запущена... власти обнаружили, что некоторые из восставших гоблинов претерпели еще одну фундаментальную мутацию...
— Они больше не были бесплодны.
Райа моргнула.
— Как ты узнал?
Я рассказал ей о беременной самке гоблина в Йонтсдауне.
Она продолжала:
— Если я ничего не перепутала, большинство из них остались бесплодными, но некоторые стали способны размножаться. Легенда гласит...
— Что за легенда? — Мне все труднее было обуздывать свое любопытство. — Где ты услышала все эти вещи? О какой легенде ты говоришь?
Она проигнорировала вопрос, как видно, все еще не готовая раскрыть свои источники информации, и продолжала:
— Согласно легендам, некая женщина попалась на мозговом сканировании. Когда ее разоблачили как гоблина, она была вынуждена принять свой истинный облик. Ее застрелили, и, умирая, она произвела на свет помет — извивающихся детенышей гоблинов. В момент смерти она снова обернулась человеком, как и была генетически запрограммирована (чтобы сбить со следа патологоанатомов при вскрытии). А когда расправились с ее отпрысками, они в предсмертных конвульсиях тоже превратились в человеческих младенцев.
— И тогда человечество поняло, что оно проиграло войну с гоблинами.
Райа кивнула.
Они проиграли войну потому, что у детей гоблинов, рожденных в лоне самок врага, а не в лабораториях, не было контрольных механизмов, которые можно было обнаружить сканированием мозга. Больше не было никакого способа разоблачать их человеческую маскировку. С этого мгновения человек делил этот мир с родом, который был равен ему по интеллекту и не имел иной цели, кроме как уничтожение его и дела рук его.
Райа допила скотч.
Мне страшно хотелось выпить еще, но я боялся налить вторую порцию, потому что в моем состоянии она непременно повлекла бы за собой третью, третья — четвертую, и я бы не мог остановиться до тех пор, пока не свалился бы, пьяный до потери сознания. А я не мог позволить себе расслабиться и напиться, потому что мрачное предчувствие нависшей опасности давило на меня тяжелее обычного, — психический эквивалент массивной темной кучи клубящихся грозовых облаков, опускающейся на летний день.
Я поглядел на дверь.
Закрыта.
Взглянул на окна.
Открыты.
Но на окнах были жалюзи, и никакой гоблин не смог бы пробраться сквозь них, не приложив значительных усилий.
— В общем, — тихо сказала Райа, — мы не были счастливы на земле, которую дал нам господь. Очевидно, в ту ушедшую эпоху мы слыхали про ад, и мы нашли эту идею весьма интересной. Мы нашли ее такой интересной, такой привлекательной, что сотворили демонов на собственный лад и воссоздали ад на земле.
Если бог есть на самом деле, сейчас я почти понял (как никогда прежде), почему он насылает на нас боль и страдания. С отвращением глядя на то, как мы пользуемся миром и жизнью, которые он даровал нам, он запросто мог бы заявить: «Ну ладно, неблагодарные мерзавцы, ладно! Нравится вам надо всем измываться? Нравится вам причинять боль друг другу? Вам это так нравится, что вы создаете своих собственных дьяволов и спускаете их сами на себя? Ладно! Да будет так! Встать — и дайте творцу потешить вас! Глядите на мой дым, крошки! Примите эти дары. Да будет рак мозга, и полиомиелит, и склероз! Да будут землетрясения и приливы с наводнениями! Да будут больные гланды! Нравится вам? Не слышу!»
Я сказал:
— Каким-то образом гоблины уничтожили ту раннюю цивилизацию, стерли ее с лица земли.
Она кивнула.
— Для этого потребовалось время. Несколько десятилетий. Но, согласно легенде, мало-помалу некоторые из их рода, выдав себя за людей, достигли высокого общественного положения и наконец проникли в такие политические круги, что в их власти оказалось начать атомную войну.
Что, согласно загадочным и скрываемым легендам, на которые она ссылалась, они сделали. Они не заботились о том, что большая их часть будет уничтожена вместе с нашим родом; самая цель их существования была разорять и уничтожать нас, и если полное выполнение их цели вело к их собственной немедленной смерти, они все равно были бессильны изменить свой жребий. Ракеты были запущены. Города были обращены в прах. От запуска не удержали ни одну ракету, ни одну бомбу. Взорвалось так много тысяч безмерно мощных ядерных средств, что их детонация как-то повлияла на земную кору. Или, может быть, появилось изменение в магнитном поле Земли, повлекшее смещение полюсов, но по какой-то причине по всей земле на это отреагировали линии разлома, они сместились и вызвали землетрясения невообразимой мощи. Тысячи миль полос низинной земли погрузились в море, и волны прилива обрушились на половину каждого континента, и взорвались все вулканы. Этот огненный ад, последовавший за ним ледниковый период и тысячи прошедших лет стерли с лица земли всякий след цивилизации, которая однажды «зажгла» несколько континентов так же ярко, как наша ярмарка зажигает свет на аллее каждый вечер. Гоблинов выжило больше, чем людей, потому что они были крепче, прирожденные бойцы. Те немногие из людей, кто выжил, вернулись в пещеры, вновь скатились в дикость, и по прошествии множества жестоких лет они забыли прежнюю цивилизацию. Хотя гоблины ее не забыли и никогда не забудут. Мы забыли гоблинов, вместе со всем остальным. И в последующие века наши редкие стычки с ними в их демоническом облике послужили источником множества суеверий и бессчетного числа дешевых фильмов ужасов, где действовали способные преображаться сверхчеловеческие существа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
