Юля не верила своим ушам, в голове ее шумело; она была уже близка к обмороку. И все же заметила, что охранники взялись за пистолеты.
– Это все запланировано, – прошептала она, обращаясь к одному из них, интуитивно чувствуя, что Крымов появился на арене не случайно, что, возможно, у него есть план и он знает, что она здесь…
При этой мысли у нее перехватывало дыхание – ведь появилась надежда, что она когда-нибудь выберется отсюда!
Крымов сдернул простыню, и все увидели обитый белым атласом гроб, обшитый воланами и украшенный вычурными золотыми капроновыми розами. Открылась крышка. И из гроба поднялась девушка, окровавленная, с перекошенным лицом и опухшими веками… Ее трудно было узнать… Крымов помог ей выбраться из гроба, и «покойница», опираясь на его руку, благополучно дошла до побелевшего Злобина. Когда же она, касаясь вице-мэра спутанными волосами, вымазанными в запекшейся крови, попыталась поцеловать его (двигалась она с размеренностью сомнамбулы; при этом глаза ее были чуть прикрыты, словно ей было трудно открыть их), Злобин дико закричал и оттолкнул ее от себя, замахал руками…
– Уберите ее отсюда! Я ее не знаю! Она сумасшедшая! Кто ее сюда привел?
– Да ведь это же шутка, господин Злобин! – зловеще усмехнулся Крымов. – А девушку вы эту очень хорошо знаете… Ведь сначала вы сами пробовали ее на роль бойца. И даже ударили несколько раз по лицу, после чего у нее чуть не вылетел глаз, а уж потом к ней подпустили словно сорвавшуюся с цепи Еванжелисту… Что, не узнаете эту девушку? Это же та самая девушка, которую на ваших глазах забили до смерти, а потом с вашего же согласия бросили в Затон… И это именно ее вы заприметили и затащили в свою машину ровно год назад и тоже накануне вашего дня рождения! Это же был подарок…
Девушка между тем, прекрасно ориентируясь в пространстве, подошла к еще более растерянному Боксеру. Юля, наблюдая эту сцену, поняла, что этот в общем-то смелый и рискованный человек, для которого не существует ничего святого, а человеческая жизнь – ничто, даже этот человек был потрясен появлением девушки.
Конечно, Юля понимала, что это розыгрыш, давление на психику и что история с гробом и загримированной под покойницу девушкой лишь блестящая идея Крымова, но Боксер почему-то не понял этого. Он поверил. И превратился в изваяние от неожиданности…
– Ипподром окружен, выходите по одному, – раздался раскатистый, наэлектризованный угрозой голос, рвущийся из динамика, установленного где-то сверху, – не советую усложнять ситуацию. Все будут отпущены после формального допроса. Извините, господин Злобин, но вы по уши в дерьме!
Нет, это была не милиция, никто бы не посмел задержать такую компанию, да еще и при таких щекотливых обстоятельствах… Но, учитывая шок, который испытал каждый, начиная с вице-мэра и кончая буфетчицей, протирающей в своем крошечном баре стаканы, все поверили властному механическому голосу, послушно встали и, как овцы на заклание, потянулись к выходам…
Несколько человек в масках, проворно проскользнувшие с черного хода, мгновенно обезоружили охранников, и Юля собственными глазами увидела, как защелкнулись наручники на том охраннике, который обычно приносил ей завтрак.
За считаные минуты старая конюшня опустела… Откуда-то снаружи доносились возмущенные крики, шум подъезжающих и отъезжающих машин, затем завыла сирена: вот теперь приехала милиция!
Юля подхватила почти бесчувственную Стеллу, которая, бормоча что-то, казалась невменяемой.
– Юля, он был здесь, ты видела его? Это мой муж, Кокорев… Он пришел посмотреть, как будут избивать меня… Я не знаю, что на меня нашло, но еще полчаса тому назад я готова была задушить тебя вот этими вот… – Она посмотрела на свои, словно бы чужие, руки и разрыдалась.
Увидев бежавшего к ней со всех ног Шубина, Юля закрыла лицо руками, боясь, что все это ей только снится и открой она сейчас глаза, как вновь окажется в том страшном доме…
– Юля, родная моя, господи, я и не думал, не ждал… – Он подхватил ее на руки и прижал к себе сколько было силы. Он плакал, уткнувшись ей в волосы. Он тоже не верил, что держит на руках именно ее, а не плод своего измученного воображения. – Мы знали, знали, что ты живая… Пойдем скорее…
– Игорек, подожди минутку, мы не можем оставлять здесь Стеллу, тут был ее муж… Она в шоке…
– Не переживай, за ней пришли… из детского сада две ее подруги. Думаю, что им будет о чем поговорить.
И действительно, выйдя на свежий воздух, Юля увидела обнимающихся Стеллу и двух женщин, которых она видела в детском саду.
– И как вы догадались?..
И тут она увидела Крымова, который о чем-то беседовал с Корниловым. Оба курили, Крымов смотрел под ноги, а Корнилов его сердито отчитывал. Появление Юли заставило Корнилова замолчать. Крымов подошел к ней, обнял, а Корнилов, последовав его примеру, растроганно гладил ее, как маленькую, по голове.
– Ну вот, видишь, жива… А ты переживал… Руки-ноги целы, голова вроде тоже… Где же тебя держали, детка?
– На курорте… – Губы у нее сводило судорогой, внутри все дрожало, она не могла еще прийти в себя, вымолвить хоть слово.
– Ей надо отдохнуть, – сказал Шубин и повел ее к своей машине.
Вокруг конюшни стояли милицейские машины и одна «неотложка», за которыми медленно двигался к конюшне огромный красный автобус. «Вернулись за пивом-водкой, стульями-гробами…» – подумала Юля, глядя на эту фантасмагорию.
* * *
В машине Шубина она потихоньку приходила в себя. Пила коньяк, обжигающий, горько-сладкий, – прямо из горлышка и рыдала в голос… Слезы все это время стояли у нее в горле, но ведь не всем же можно их показывать. Обнаруживать свою слабость…
– Куда мы едем, Игорек? – спросила она после того, как немного успокоилась.
– Сейчас увидишь…
Машина остановилась возле ресторана «Европа».
– Зачем? А где Крымов? – Она уже опьянела, и легкая истерика плавно переходила в сказочно-блаженное состояние.
– Он едет следом… Мы сняли зал, там все те, кого ты знаешь или узнаешь…
– Но я не могу в таком виде… Кроме того, мне надо хотя бы принять душ…
– Все предусмотрено, сейчас вы с Надей пойдете в ресторанную гостиницу; она там уже ждет тебя, а потом все вместе отпразднуем твое возвращение и еще кое-что очень важное…
– Хорошо… Игорек, можно я тебя поцелую?
Она как во сне поднималась по мраморной лестнице, шла, сопровождаемая Шубиным, по длинному, застланному красной ковровой дорожкой коридору, вошла в комнату и наконец увидела Щукину… Но это была она и не она…
– Я не поняла, – слабым голосом прошептала Юля, оборачиваясь к Шубину и ища у него поддержки, – это Надя? Но она так красива, у нее такое платье… Что со мной?
– Все в порядке… – Щукина бросилась ей на шею и разрыдалась.
– Так, девочки, мне пора. Мы вас ждем. Не задерживайтесь, а ты, Щукина, ей больше не наливай, а то она пропустит самое главное…
Он ушел, а Надя, которая обещала всем своим мужчинам – и Чайкину, и Крымову, и, конечно, Шубину – не волноваться, быстро взяла себя в руки и потащила Юлю в ванную комнату.
* * *
Спустя час обе женщины вышли из гостиничного номера и направились в банкетный зал ресторана «Европа». Надя – в своем свадебном платье, Юля – в своем вечернем туалете. Она уже знала, что Надя сегодня расписалась с Чайкиным, что Боксер и его команда арестованы, что Лена Ланцева отпущена за отсутствием доказательств, что Вера Лаврова в командировке в Москве, но обещала подъехать часам к одиннадцати…
– Больше я тебе ничего не скажу, пусть они тебе все расскажут… Для тебя мы приготовили настоящий подарок.
– Какой же? – Она с трепетом остановилась перед дверями, ведущими в зал, откуда звучала музыка Гершвина. – Музыка, как тогда… Это…
– Это Герман Кленов, твой обожаемый музыкант…
– Так какой же подарок?
– Мы нашли убийцу Лукашиной, Петровой, Зеленцовой и Орешиной…
– Это Боксер?
– Ты и сама догадалась… И еще убийцу Еванжелисты, Иволгиной и Рыжовой…
– Это тоже он?
– Нет… И теперь мы знаем наконец, кто убил Захара Оленина…
Распахнулась дверь, и Юлю чуть не сбил с ног… Олег Шонин.
– Браво! Наконец-то!
Никогда в жизни Юля еще не видела Шонина в таком радостном возбуждении. Он был просто счастлив. Взяв Юлю за руку, он повел ее за собой навстречу залитому огнями праздничному залу, из которого пахло жареным мясом, духами, лимонами и… розами. За накрытыми столами уже сидело множество гостей – мелькали знакомые лица… А за роялем сидел, словно ничего не изменилось за это время, – Герман… Он был все так же спокоен и меланхоличен, красив и обворожителен, являя собой образец изящества и какой-то учтивой снисходительности… Да, он был очень хорош, этот музыкант…
Ее усадили между женихом – подвыпившим Чайкиным, который со слезами на глазах умильно глядел на «воскресшую из мертвых» Юлю, и раскрасневшейся сияющей невестой.
