— Поздно, — ответил Йорген обреченно и первым шагнул через высокий порог.
Привратник посмотрел им вслед тем особенным взглядом, каким обычно провожают покойников, громко шмыгнул носом, вроде бы даже слезу смахнул кончиком седой бороды и скрылся внутри. Снова трагически взвизгнули ворота. Отрезая путь к отступлению, злобно лязгнул засов.
Вот и все. Жизнь осталась позади. Впереди — только Тьма.
А прямо перед носом — дерево, раскидистое, но совершенно голое и сухое, даже без коры. Под деревом — жирная гифта, свежий яд капает с кончика языка. На дереве же, на одной из тонких верхних ветвей, будто черная курица на насесте, сидит, поджав ноги, боевой маг Легивар Черный, злобно шипит: «Пшла прочь! Пшла!» — и мечет вниз огненные шары. Один за другим, один за другим, да только все мимо! И, судя по тому, сколько маленьких черных пятен выжжено в траве вокруг дерева, длится их противостояние уже не один час.
Если бы Йорген, главный его недоброжелатель, поднял бакалавра на смех, Гедвиг не стала бы его осуждать. Зрелище было таким, что она сама не удержалась от улыбки, и даже Кальпурций Тиилл, несмотря на свое силонийское благородство, прыснул не стесняясь. Но именно ланцтрегер остался совершенно серьезен. Слишком хорошо помнил он собственную ночевку в навозной яме, чтобы смеяться над чужой бедой. Просто подошел, ловко снес голову изготовившейся к броску твари и кивнул Легивару:
— Все, можно слезать!
Но тот не слез, лишь пробормотал неразборчиво о бесцеремонных личностях, имеющих дурную привычку вмешиваться не в свои дела и воровать чужие победы.
— Ну извини, — развел руками Йорген, посчитав упрек справедливым. — Это я на нервной почве, больше подобного не допущу, клянусь!
Гедвиг с удивлением поняла, что сказано это было без всякой иронии.
— Нет, каков нахал! — присвистнул Кальпурций, не заботясь о том, достаточно ли далеко они отошли от дерева, слышит их маг или не слышит. — Его спасли от голодной смерти в ветвях, и он еще недоволен! Победу у него украли, видите ли!
Ланцтрегер фон Раух покачал головой:
— Нет, он прав отчасти. Многие воины сочли бы мое поведение оскорбительным. Не простые, конечно, а те, что состоят в рыцарском ордене. У них там свои строгие правила, кодекс чести. Может, и среди боевых магов принято нечто подобное, мы же не знаем. Так что впредь лучше не вмешиваться, пусть разбирается сам…
— Глупость какая! — возмутилась Гедвиг. — А если его будут пожирать заживо, мы тоже не станем вмешиваться?
— Не станем, до тех пор пока он сам не попросит о помощи. А он, скорее всего, просить не станет, предпочтет погибнуть на поле боя, чтобы снискать посмертную славу. У рыцарей именно так заведено.
Гедвиг взяла ланцтрегера за руку, заставляя остановиться. Развернула его к себе лицом, заглянула в глаза. Потребовала торжественно и сурово:
— Йорген, милый, признайся честно, ты, лично ты, в рыцарском ордене состоишь?
— А что?! — удивился тот.
— Неважно, просто ответь.
— Нет, я не состою, потому что это очень хлопотное дело. Ну там турниры, балы, церемонии всякие. И без того ко двору то и дело призывают, а уж как станешь посвященным рыцарем — вообще не отвертишься… И потом, мне кажется, рыцарство в наш век уже устарело морально, это пережиток эпохи короля Густава, на которую пришелся его расцвет. Анахронизм. Теперь и вооружение другое, и стратегия боя, и принцип формирования армии… — Все это, слово в слово, он уже не раз и не два высказывал Дитмару, потому и теперь говорил как по писаному. — …Но учти, это мое личное мнение! А мой отец, к примеру, и мой старший брат Дитмар, и младший Фруте, и еще четыре кузена — все они состоят в ордене Пятой Девы, и…
Ведьма слушала вполуха. Не интересовали ее ни многочисленные родичи Йоргена, ни принципы формирования армии. А заботило только одно.
— Скажи… Нет, оба скажите. Вы можете пообещать мне одну вещь?!
— Для тебя — все что угодно! — вскричал Кальпурций пылко.
— Какую? — осторожно осведомился Йорген.
— Клянитесь! Что, если мы сумеем вернуться на родину живыми, вы никогда, слышите, НИКОГДА не согласитесь на посвящение в рыцари!
Кальпурций Тиилл откликнулся моментально:
— Клянусь! У нас в Силонии рыцарство вообще не распространено!
— А я не клянусь, — проворчал ланцтрегер мрачно. — Это не от меня зависит. Если мы вернемся живыми, да еще паче чаяния с победой, то молодой король Видар меня неминуемо посвятит, он уже сколько раз порывался!
— Тогда обещай хотя бы, что будешь соблюдать их кодекс чести не слишком рьяно. Без фанатизма.
— А! Ты о том, чтобы я не искал посмертной славы чересчур усердно?! — Он сообразил наконец, к чему был весь разговор. — Клянусь, клянусь, клянусь!
Это прозвучало очень искренне, но мимо внимания Кальпурция не прошла одна маленькая деталь. Подкреплять свою клятву принятым у гвардейцев жестом — поднятая вверх раскрытая ладонь — ланцтрегер почему-то не стал.
— Интересно, когда же наконец начнется Тьма? — спросил Кальпурций, подбрасывая ветки в костерок.
Пять часов резвого ходу отделяло их от восточного подножия Сенесс, когда Йорген объявил, что устал как собака и пора бы уже устроить небольшой привал.
— Да вроде бы рановато еще, всего ничего прошли, — возразила ведьма, но прозвучало это не слишком убедительно, спина заболела от непривычно долгой ходьбы.
Ланцтрегер напустил на себя обиженный вид:
— Я уже все ноги стер! И есть хочу! И шея… — Тут он умолк, мысленно обозвав себя дурнем.
Дернула же Тьма брякнуть про шею, не озаботившись сочинить заранее, какая именно неприятность с ней приключилась. Потому что на самом деле не успел он ни устать, ни проголодаться и все части его тела пребывали в полном порядке. Просто так уж подобралась их компания, что роль самого нежного и капризного ланцтрегеру пришлось взять на себя.
Гедвиг постоянно стремилась доказать и себе самой, и спутникам, что не хуже других переносит тяготы пути и ни для кого не является обузой. Кальпурций боялся выказать слабость в присутствии дамы сердца. Кого они, собственно, могли обмануть своей напускной бравадой? Разве что друг друга! Но только не ланцтрегера фон Рауха. Уж он-то прекрасно знал, как выглядят люди, из последних сил превозмогающие усталость, но при этом пытающиеся скрыть свое состояние. И чем подобные усилия обычно заканчиваются, тоже знал. И что ему оставалось? Смотреть, как эти двое загонят себя до смерти? Или поставить друзей в неловкое положение советом прекратить валять дурака и заниматься самоистязаниями? Ни того, ни другого Йорген не хотел. Вот и приходилось ему измышлять несуществующие страдания. Получалось, увы, не всегда правдоподобно и продуманно. Вот как в этот раз с шеей. При чем тут вообще шея? Пришло же в голову…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
