заслуга доктора Нессмана, у которого есть способность еще красноречивее, чем я, убеждать своих пациентов, что по излечении они должны заплатить больнице эту дань.
Но где же найти тридцать человек, нужных для того, чтобы исполнить все кровельные работы? В больнице у нас последнее время лежат одни только тяжелобольные и полные инвалиды. И вот однажды в воскресенье решаюсь отправиться попытать счастье в деревни, расположенные по ту сторону реки. Найду ли я там людей? Я почти не надеюсь на. это, ибо сейчас такое время, когда все мужчины работают на лесных участках. Но тут по случаю какой-то серьезной палавры они возвратились в деревню. Нахожу их под большим деревом, где они слушают речь адвоката-негра. Иду меж ними от кучки к кучке и уговариваю иных из них сразу же, с понедельника, приехать ко мне помочь покрыть крышу. Продолжая путь, наталкиваюсь на гребцов г-на Роховяцкого, которые сидят в большом унынии. Оказывается, сегодня ночью, в то время как они были на пути к Ламбарене, гиппопотам опрокинул их лодку. Случись это не возле песчаного берега, а где-нибудь в другом месте, все бы они неминуемо потонули, ибо прибыли они сюда из отдаленных районов и плавать никто из них не умеет. Люди эти преисполнены такого страха перед водой и гиппопотамами, что мне не стоит большого труда убедить их провести день или два в полной безопасности у меня на крыше и к тому же заработать там подарок. Когда лодка их опрокинулась, они лишились всего, что у них было.
Таким образом, в понедельник на крыше у меня уже идет работа, и за несколько дней она покрыта. После этого мы вытаскиваем на берег наши каноэ, чтобы починить их и просмолить. Все эти работы необходимо успеть проделать до окончания сухого сезона.
«Каждый день теперь стоит трех», — говорит брат Сильван из католической миссии, который так щедро снабжает нас овощами со своего огорода. У нас нет места, чтобы завести свой огород, да пока что нет и времени, чтобы сажать овощи. К сожалению, снабжать нас овощами, бобами и капустой брат Сильван сможет всего лишь какие-то несколько недель. На огороде урожай бывает только во время сухого сезона. В дождливое время года приходится его забрасывать, ибо ни овощи, ни капуста не выносят большой влажной жары.
В начале августа доктор Нессман едет на три недели отдохнуть на мыс Лопес. Он отплывает на маленьком речном пароходике. На всех стоянках нашего доктора приветствуют его бывшие пациенты, а новые хотят воспользоваться его услугами. На мысе Лопес он отправляется к норвежским китобоям, которые в это время года занимаются здесь своим промыслом. Именно теперь киты направляются из южных морей к экватору, чтобы спастись от холода. В южном полушарии сейчас зима. Южный ветер приносит нам прохладу.
На этих днях к нам прибывает из глубины страны больной элефантиазисом мужчина с большой опухолью, которую он просит оперировать. Типпой — так его зовут — проплелся с ней пятьсот километров. Идти он может только маленькими шажками. Кое-где ему пришлось пробираться по голодным районам.
Человек, которого мы избавляем от такой огромной опухоли, по возвращении повергает свою деревню в ужас. Видя, что он помолодел и идет теперь легким шагом, его односельчане решают, что это не он, а его дух, и все от него убегают. Он нам рассказывает об этом сам, когда привозит в подарок козу и новых пациентов, которых нам надлежит оперировать. Но надо сказать, что не все больные слоновой болезнью, которых мы избавляем от страданий, отвечают нам благодарностью. Одного из них Доминик ловит, когда тот в воскресный день собирается удрать, прихватив с собой москитник и одеяло.
В начале сентября к нам приезжает еще один европеец с начинающейся сонной болезнью. Это исключительно интересный случай, ибо пациент всего три с половиной недели как находится в стране и до этого не был нигде в колониях. Поэтому совершенно очевидно, что заразился он совсем недавно. Но выглядит он уже совершенно осунувшимся.
На лице у него выражение страдания, характерное для прогрессирующей сонной болезни. Столь стремительного развития болезни мне еще не доводилось видеть. После трехнедельного лечения он чувствует себя так, как будто вновь родился на свет.
Такое граничащее с чудом выздоровление придает нам мужество продолжать наши усилия. Оно нам необходимо. Непрерывно растущее число случаев дизентерии все больше затрудняет нашу работу. Все мы измучены и пали духом. Тщетно стараемся мы остановить распространение инфекции. Уже немало людей, прибывших к нам с другими заболеваниями, заразились дизентерией. Иных из них не удается спасти. Та же участь постигает и оперированных больных, которые были уже на пороге выздоровления. С каким страхом справляемся мы каждое утро в бараке для оперированных больных, нет ли среди них новых случаев дизентерии! Когда к нам с открытым сердцем прибывает новый больной, чтобы вверить свою жизнь нашему скальпелю, мне становится не по себе. Не станет ли и он жертвой дизентерии?
Напрасно стараемся мы прибегать к полицейским мерам, чтобы заставить всех следовать нашим строгим предписаниям. Дикари до такой степени к ним глухи, что все наши отчаянные усилия ни к чему не приводят. Как-то раз вечером вижу, как одна женщина наполняет бутыль водою из речки, где она больше всего загрязнена. Это жена одного из оперированных больных, которая отправилась за питьевой водой для своего мужа. Она ждала, пока станет совсем темно, чтобы пробраться в запретное место. Идти к источнику для нее чересчур далеко.
Хуже всего то, что больные начали теперь скрывать от нас заражение дизентерией. Они не хотят привлекать к себе наше внимание и допустить, чтобы мы в чем-то стесняли их свободу. Другие же больные не только не выдают их, но, напротив, помогают им оставаться неузнанными. Выясняется, что у одного только что оперированного больного дизентерия. Она у него была уже раньше, но он скрыл ее от нас, ибо знал, что тех, кто болен дизентерией, мы не оперируем.
От всей дополнительной работы, которой требуют от нас дизентерийные больные, наши сотрудники окончательно выбились из сил. Поразительно, что лекарские помощники продолжают еще что-то делать. Работать с такими раздраженными врачами, как мы, не очень-то весело.
Разумеется, бенджаби пользуются тем, что на нашу долю выпало сейчас так много работы и всевозможных забот, чтобы проявить себя с худшей стороны.
Однажды, доведенный до отчаяния теми же бенджаби, которые снова набрали себе грязной воды для питья, я валюсь в приемной на стул и восклицаю:
— Какой же я все-таки дурак, что
