ведущая назвала Лёньку живым классиком отечественной эстрады, и я отчётливо заметил, как друга перекосило, несмотря на грим. Ну да, особенно приятно определение «живой», с подтекстом «всё ещё». Девушке-то лет двадцать пять, не больше, ей Волк кажется динозавром. Лёня начал махать руками и объяснять, что он старается быть современным, любит работать с молодёжью и каждый год записывает десятки новых песен, и тут я не выдержал, вырубил ящик. И задумался. А ведь правда, Лёнька, можно сказать, единственный уцелевший артист того поколения, продолжающий выступать. И на фоне современных исполнителей очень сильно выделяется и по возрасту, и по репертуару да по всему!
Удивительно как получается. БÓльшую часть коллег смыло волной перестройки, кто-то ушёл на пенсию, кто-то подался в бизнес, кто-то вообще эмигрировал. Самые сильные остались — не святая троица, постоянно конкурировавшая между собой: Волк, Кигель и Агдавлетов. Причём Лёня неизменно от обоих отставал. Кигель старше и быстро вырвался вперёд, Агдавлетов — вообще баловень судьбы, ему каким-то непостижимым образом удавалось получать лучших авторов, лучшие эфиры, лучшие поездки. У Лёньки было бесспорное преимущество: композиторский талант, он мог обеспечить сам себя репертуаром, не зависел ни от авторов, ни от аккомпаниаторов. С его редкой музыкальностью мог обходиться даже без инструмента. Сколько раз случалось, что в какой-нибудь деревне, куда заносила его гастрольная судьба, не было пианино или оно в таком состоянии, что лучше уж вообще без него. И Лёнька пел просто под хлопки зала, ногой отстукивая себе ритм.
Тем не менее Лёньке всегда казалось, что он второй или третий. Он последним из них троих получил народного, у него была ниже концертная ставка, его реже звали на «Огоньки» и «Песни года». Я много раз объяснял ему, что не нужно догонять, не нужно соревноваться — у каждого свой зритель, и чёрт с ними, с государственными подачками в виде званий и квартир, которые кому-то дают бесплатно, а кто-то вынужден строить сам. Зато у Лёньки была такая зрительская любовь, которая не снилась ни Кигелю, ни Агдавлетову. Что творили его поклонницы — это отдельная история! Помню, как-то я приехал к нему домой рано утром после ночного дежурства. Поднимаюсь по лестнице и вижу, что возле его двери целая делегация. Девчонок пять или шесть расположились на ступеньках с рюкзаками, как будто в походе, и сидят. Кто-то дремлет, привалившись к стеночке. Я едва протиснулся между барышнями, чувствуя на себе их внимательные взгляды, позвонил в дверь. Открыла Натали, они тогда уже вместе жили.
— Быстро заходи! — прошипела она, придерживая дверь.
И только когда я оказался внутри квартиры, выяснилось, что девушки со вчерашнего дня в засаде, ожидают его светлость Леонида Витальевича! А Леонид Витальевич боится, что его порвут на сувениры, и не знает, что делать: то ли милицию вызывать, то ли дома отсиживаться. В итоге барышень выгонял я, но они потом регулярно возвращались.
Любил народ Лёньку, очень любил. И девушки, и бабушки, и простые работяги с заводских проходных, и интеллигенция в лице врачей и учителей. Но Лёнька всё равно страдал комплексом неполноценности и оглядывался на коллег. Я, конечно, не психоаналитик, но, по-моему, это у него из детства. Уже и забыл он про своё заикание, а ощущение, что ты не такой как все, осталось. И он старался изо всех сил быть не хуже, причём доходило до смешного. Агдавлетов записывал пластинку итальянских песен, Лёнька загорался идеей тоже спеть что-нибудь на иностранном языке. Откопал где-то записи дико популярных тогда «Битлов», сделал собственную аранжировку, Найдёнов написал русский текст, Лёнька спел, а музыкальные редакторы схватились за голову: низкопоклонство перед Западом, чуждая советскому слушателю музыка и так далее. Лёню даже вызывал «на ковёр» председатель Гостелерадио и орал на него минут тридцать, объясняя, чем нормальный исполнитель отличается от «западных охламонов». Пластинка так и не вышла, и Лёнька недоумевал, почему же итальянские песни Агдавлетову петь можно, а ему английские, даже с русским текстом, нельзя?
Похожая ситуация была и с Кигелем. В начале восьмидесятых творческое объединение «Экран» сняло о нём музыкальный фильм. Тогда музыкальные фильмы вошли в моду, практически о каждом известном артисте что-нибудь снимали, а о Маше Зайцевой так вообще фильма три вышло. Но на Машу Лёня как-то особо внимания не обращал, а вот за творчеством Кигеля следил пристально. Фильм получился неплохой, как бы сейчас сказали, эпичный. Андрей играл сам себя и показывал зрителям трудовые будни артиста: и репетиции, и гастроли, и процесс записи песен, и концерт, после которого он, весь такой уставший и измождённый, героически принимал поздравления и цветы, раздавал автографы. В фильме прозвучало штук двадцать песен Кигеля, в том числе написанная специально по такому случаю песенка со скромным названием «Я — певец эпохи». Мы с Полиной валялись от хохота, когда смотрели сей шедевр, вот кто от скромности не умрёт, так это Андрей. А Лёнька сидел мрачный-мрачный, он фильм уже видел и теперь следил за нашей реакцией.
— Не вижу ничего смешного, — проворчал он, когда прошли титры. — Этот самовлюблённый индюк совсем стыд потерял. Певец эпохи!
— Не злись, для здоровья вредно, — посоветовал я. — Ты-то почему до сих пор фильм не снял?
— Да зачем? Кому он нужен? Народ веселить, демонстрируя своё я?
— Так ты нормальный сними! Не просто о себе любимом, а с сюжетом. Что-нибудь такое современное, с танцами, с хорошим балетом.
Лёнька задумался, а через пару недель сообщил, что написал сценарий и уже отнёс его на телевидение и вроде бы там даже дали добро. Интересная у него задумка была: показать зрителям целую историю любви. Как будто бы он случайно встречает прекрасную незнакомку и влюбляется, начинает за ней ухаживать и писать ей песни, которые будет петь под её балконом. Причём песни Лёнька планировал включить в фильм только новые, специально сочинить отдельный цикл. Идею одобрили, начались съёмки. Самое интересное, что снимали в Ленинграде и роль прекрасной незнакомки играла миниатюрная девушка с белокурыми волосами, очень похожая на Настасью. Совпадение или ирония судьбы? У кого-то из классиков я читал, что всё написанное непременно сбывается. Видимо, придуманный Лёнькой сценарий так причудливо воплотился в жизнь спустя больше десяти лет.
Снимали фильм несколько месяцев, Лёнька пропадал в Ленинграде, а когда приезжал, взахлёб рассказывал, какой шикарный получается материал, какие там будут песни, какие современные аранжировки он придумал. Специально для фильма он сшил два новых костюма и, вот уж совсем нетипичный для Лёньки поступок, брал уроки хореографии, чтобы не выглядеть на фоне балета слоном в посудной лавке. Одним
