Спирька привел красногвардейца к себе на квартиру, приказал хозяйке накормить его, покровительственно советовал Мишке:
— Ты на допросах-то не запирайся. Расскажи, что знаешь, и всего делов. Будешь кочевряжиться — запорет Тирбах до смерти, верно говорю. А правильно отвечать будешь — отпустит, ей-богу, отпустит. А я тебе коня приготовлю, и в ночь махнем на прииска. Ты меня только до приисков проводи и можешь отправляться домой, а я один исправлю все, что мне надо.
Не пришлось Спирьке вести Мишку на допрос к Тирбаху. Едва успели пообедать, как в селе поднялась суматоха, за окном трескуче хлопнул выстрел…
— Тревога! — Спирька метнулся к окну, откуда видно было, как по улице забегали конные и пешие белогвардейцы, в ту же минуту опрометью выскочил на крыльцо, заорал на своих — Седловка! Живо-о!
Мишка на минуту остался в избе без охраны. Хозяин, оглянувшись на дверь, успел сказать ему: «Дотянуть бы до ночи, выручу» — и смолк: в дверях появился Спирька.
— Куда я тебя теперь, в гроб твою… в печенки! — заорал он на Мишку. — Хозяин, открывай амбар, живо!
Хозяин, вмиг поняв, в чем дело, отложил в сторону хомут, соскочил, загремев ключами, потянул с ленивки потник-подседельник и рваную шубейку, вышел. По пятам за ним Спирька торопил прихрамывающего пленника:
— Шевелись живее! Ползешь, как мокрая вша по гашнику!
Пропустив Мишку в новый, под тесовой крышей амбар, хозяин кинул ему подседельник и шубенку, закрыл дверь на замок, ключ положил в карман.
Спирька сказал что-то по-монгольски скуластому, узкоглазому харчену и, уже сидя на коне, подозвал к себе хозяина:
— Этот останется здесь часовым, передай ему ключ. Да смотри у меня: если пленный сбежит или еще что такое, своей головой за него ответишь. Понял? То-то!
Глава XVII
К вечеру семеновцы снова вернулись в Черный Яр, потеряв день в напрасной подготовке к обороне. Подвели их разведчики, принявшие табун скота за колонны красной пехоты. Красных кавалеристов-разведчиков семеновцы приняли за передовые дозоры и, полагая, что главные силы их где-то на подходе, спешились, принялись рыть окопы, ложементы, устанавливать пулеметы.
Красные разведчики, было их два взвода, заняли небольшую сопку напротив, растянувшись цепью по гребню ее, продержались там около часа, изредка постреливая, и, очевидно выяснив все, что надо было, скрылись.
Только к вечеру белые командиры поняли, что тревога оказалась ложной. Был отдан приказ сниматься с позиций, и на закате солнца голодные, злые от неудачного выезда семеновцы прибыли в поселок.
— В гроб их, в печенки, в селезенки, с эдакой разведкой, — зло матюгался Спирька, появляясь в ограде старовера. Увидев возле поленницы дров хозяина, Спирька остановил коня, спросил:
— Живой пленник-то?
— Чего ему сделается, — ответил хозяин, — сидит в амбаре, можешь удостовериться.
— То-то. Прикажи старухе ужин нам приготовить. Да поживее там, ну! А коням овса мешка два нагреби, живо!
Хозяин воткнул в чурку топор, не торопясь пошел в дом, а Спирька, продолжая ругаться, набросился на своих подчиненных, на одного из них замахнулся нагайкой, но тот ловко увернулся, нырнув под шею коню.
Подобрел Спирька только за ужином, когда хозяйка, разложив по столу деревянные ложки, поставила на стол берестяной чуман с крупными ломтями черного хлеба и перед каждым «гостем» глиняную миску горячих жирных щей. Затем на столе появилась жареная баранина с картошкой и свежие огурцы. Но больше всего умилило Спирьку, когда хозяин, засветив семилинейную лампу, выставил для «гостей» полуведерный котел самогонки.
— Вот это я понимаю, порядок, — воскликнул донельзя обрадованный Спирька, — то-то я ишо давеча определил, что хозяин у нас душа человек, ей-богу? Я потому и курить-то не стал в избе и ребятам моим то же самое приказал, ить верно?
Ребята, три баргута и двое русских, согласно закивали головами в ответ: верно, верно.
Старовер наполнил самогонкой стаканы, налил себе, кивнул головой:
— Выпьем за ваше здоровье!
«Гости» того и ждали:
— Выпьем!
— Дай боже и завтра то же!
— С праздником!
Выпили, принялись за щи. Хозяин налил по второму стакану, а Спирьке нагрузил здоровенную эмалированную кружку, в которую входило по меньшей мере стакана два, а когда стал разливать остатки, то всем досталось по половине стакана, а Спирьке опять полнехонькая кружка. От такого внимания рябое лицо «восподина урядника» сияло блаженной улыбкой.
— Дружище, — заливался Спирька счастливым смехом. — Коня хочешь, коня? Пожертвую тебе вороного, видел воронка у меня? Бери, для тебя не жалко, ей-богу, не жалко.
Хмель кружил Спирьке голову, но он все еще держался и даже пытался петь, обнимая сидящего рядом верзилу в зеленой гимнастерке.
Хозяин еще сходил в подвал, принес оттуда второй котел самогона, при этом не забыл он и часового, что охранял Мишку, — нацедил ему полную манерку. Гулянка в доме разгорелась в полную силу: о чем-то оживленно лопотали по-своему баргуты, а Спирька, и двое русских орали во всю мочь:
Ой да вдоль по у-у-улице каза-а-ачий по-о-олк идет.Ой да по широ-о-о-окою каза-а-чий по-о-олк идет.
Второй котел осилили наполовину: борол сон гулеванов, не спавших вчерашнюю ночь. Первым свалился верзила в зеленой гимнастерке, остальные разбрелись, кто в ограду, кто в сени, кто тут же расположился на полу. Спирьку хозяин отвел в кладовку, уложил его там на постель, укрыл тулупом, а дверь закрыл на пробой.
Убедившись, что все его «гости» спят, хозяин взял висевший на стене запасной ключ, вышел в ограду, осторожно ступая, подошел к амбару. Зажав между колен винтовку, часовой спал, насвистывая носом, у ног его валялся пустой котелок, в котором хозяин приносил ему самогон.
Тихонько поднялся хозяин на крыльцо, открыв дверь, шепнул в темноту:
— Спишь?
— Нет, — так же тихо ответил пленник.
— Выходи.
Светало, утреннюю тишину будоражил петушиный хор, узенькая, светло-розовая заря на востоке ширилась, наливалась багрянцем. Во дворе, привязанные к колодам с недоеденным овсом, дремали расседланные кони, напротив, возле забора, рядком лежали седла.
Хозяин остановился, заговорил частым, жарким полушепотом, показывая рукой на коней:
— Выбирай любого, седлай скорее, а я тебе сейчас винтовку принесу, шинелю с погонами, за своего примут, проскочишь.
И, не слушая, что начал говорить ему пленник, хозяин рысцой побежал к дому, а красногвардеец принялся седлать высокого вороного коня. Он уже подтягивал последнюю подпругу, когда за околицей, с восточной стороны, хлопнул выстрел, второй, третий. Мишка вздрогнул, насторожился. В воротах с шинелью, винтовкой и шашкой в руках показался хозяин.
— Скорее, паря, скорее, — зачастил он, подбегая к Мишке, — надевай шинель-то!
— Поздно, хозяин, смотри, что делается.
Повсюду слышался все нарастающий шум: хлопанье дверей, людские голоса, слова команды, топот ног, по улице бешеным наметом промчался верховой. Стрельба за околицей усилилась, а оттуда, с восточной стороны, волной докатилось громовое «ура-а», размеренно захлопали залпы, злобным лаем залились пулеметы.
— Хоронись в баню, вон! — Хозяин сунул в руки Мишке винтовку с патронами и шашку. — Скорее, пока не увидели, коня-то я спрячу.
Опираясь на винтовку, Мишка скачками побежал к бане, а хозяин, закинув шинель на седло, завел вороного в сарай, наглухо закрыл за ним ворота и поспешил в дом.
«Гости» безмятежно спали, наполняя избу разноголосым храпом. Старик с трудом добудился верзилу, принялся расталкивать остальных.
— Что случилось? — потягиваясь, спросил верзила, он сел на скамью, и вдруг лицо его испуганно вытянулось.
— Стреляют! Где Былков-то?
— Убежал будить других, приказал всем…
— Тревога! Поднимайтесь! — заорал верзила и загрохотал сапогами к порогу, где кучей стояли в углу винтовки. Тут проснулись и остальные; сообразив, в чем дело, заметались по избе, сталкиваясь и мешая один другому. О Спирьке больше никто и не вспомнил, каждый думал о себе. Наконец все они повыскакивали из избы, в момент разобрали, оседлали коней и прямо из ограды наметом туда — к своим.
Часовой, проснувшись, первым делом открыл амбар, заскочив туда, невесть зачем выстрелил три раза и лишь тогда побежал к коню. Из ограды он убегал последним, яростно нахлестывая плетью сивого коня.
К восходу солнца, когда красные обошли семеновцев слева и открыли по ним фланговый огонь, у белых началось отступление. В окно горницы хозяин наблюдал из-за колоды, как по улицам села и за околицей во весь опор мчались семеновские конники, видел, как валились с седел убитые и кони без всадников бежали следом за отступающими. В одном из беглецов старик узнал даже своего постояльца, длинноногого верзилу; под ним, очевидно, убили коня, и он бежал пешком, ухватившись за хвост чужой лошади. Это было уже не отступление, а паническое бегство. Стрельба затихла, с ближней елани вдогонь отступающим, сверкая шашками, катилась лавина красных кавалеристов.
