ТЕЛОГРЕЙКА
Ты помнишь, друг, как я, назад три года,В Москве, с утра к тебе ворвался в дом?И сколько б мы ни пили в ту погоду,Дай бог, чтоб чаще было так, вверх дном!
Южанин, был я в ту метель простужен,И как же ты ругал меня, корил,Что даже пусть я сам себе не нужен,Тебе я нужен! — так ты говорил.
Сняв телогрейку, теплую от тела,Ее мне по-солдатски подарил.— Простуженный поэт — дрянное дело!Не смей болеть! — так ты мне говорил.
И голос твой, как огонек за вьюгой,Не потеряю я, пока живу,Пусть будет щепкою подарок друга, —С той щепкой я моря переплыву!
Когда теперь с ружьем в степи шагаюИ зимний холод режет, как стекло,Я сразу телогрейку надеваю,Хранящую еще твое тепло.
Когда в Баку ударит норд весенний,И с легкими начнется канитель,И все родные хором, нет спасенья,Зовут врачей, чтоб класть меня в постель, —
Я надеваю телогрейку этуИ в ней сижу упрямо у огня.Каких врачей еще искать по свету,Когда ты взялся вылечить меня!
ОДИНОКАЯ МОГИЛА
ФрагментМоя мечта вдруг унесла меняОт нашей громкой и живой планетыТуда, где ночи нет, и нету дня,Нет тишины, затем что звуков нету.
Людского не увидишь там лица,Вода горька там, и земля тосклива,Там нету ни прилива, ни отлива,Как нету ни начала, ни конца.
Там каждый камень, прошлое приемля,Стоит, вкушая вечности покой,Закрыв глаза на небо и на землю,В надгробных думах о судьбе людской.
Висят деревьев ветки неживыеНад кладбищем, где неживые спят.И кипарисы, словно часовые,Над белым камнем памяти стоят.
Ни дождь, хлеставший сверху мокрой плетью,Ни зной, сплетенный из сухих ремней,Не смог стереть за целое столетьеНи буквы с этих неживых камней.
Гляжу на это кладбище мирское…Жизнь прожита вся в спешке, на бегу,И что-то не доделано такое,Чтобы не быть у мертвецов в долгу…
Расул Рза
ПУТЬ ЖИЗНИ
И мокрые весенние деревья,И молодости теплые дожди,И первый страх,И первое доверье,И спутанные косы на груди —Все остается позади…
И голубые сонные глаза,И на щеке — соленая слеза,И шепот: раз пришел — не уходи!Все остается позади.
Надежды голубиные полеты,И привкус клетки — в просьбах: подожди!И трепет крыльев,И в гортани клекот —Все остается позади…
В вагоне позднего трамваяС дождем мы едем в старость оба,Дождь движется со мной бок о бок,Кружками к стеклам приставая.
А стук колес уходит в прошлое,Напоминая мне без жалостиО том, как много мною прожито,И об оставшейся мне малости.О том, что в прошлом есть мужчины,Есть женщины,Есть имена,Есть адресаИ нет причины,С ним встретясь, отводить глаза.
Да, многое осталосьПозади,Но кое-что припасено для спораИ с будущим.И если на путиВновь встанут горы —Ну и что ж, что горы!
Из грузинской поэзии{19}
Галактион Табидзе
НЕ ОСТАВЛЯЙ ЕГО, КАК СИРОТУ…
Твой стих с тобой брал века высоту,Решал бесстрашно и судил пристрастно.Не оставляй его, как сироту,Вне времени и вне пространства!
Одни проваливались без следа,Другие, оступаясь, шли куда-то…Ты сам об этом написал тогда.Ставь день и час! Где подпись — там и дата!
Твой стих не мост между добром и злом,Он — цвет знамен и ран на поле боя.Как в скалы врублен времени излом,Так врублен в стих ты сам с твоей судьбою.
В твоей эпохе все, что есть, — твое:Твой герб, твой серп, твой молот, твое знамя,Твоя решимость доконать старье,Спалить его индустрии огнями!
Твой стих с тобой брал века высоту,Решал бесстрашно и судил пристрастно.Не оставляй его, как сироту,Вне времени и вне пространства!
ЗОЛОТЫЕ ШКУРЫ
Отягощенные, ленивоПод летним ветром гнутся нивы;Блеснут то серебром, то сталью,То белой, облачной эмалью,
И снова, солнцем залитые,Лежат, как шкуры золотые.О, сколько тигров здесь убито!И прямо на поле забыто…
УТРО СОРОК ШЕСТОГО
Опять поставил: сорок пятый,Хотя с утра — сорок шестой.И памяти, и пальцам — с датойНепросто расставаться с той!
Она и на небе — в созвездьях.И на бумаге — под пером,Как, вслед за молнией, возмездьяДокатывающийся гром.
«Есть настоящий, сущий…»
Есть настоящий, сущий —Души твоих книг читатель.И есть — ему вслед ползущийКнижных листов листатель,
Тянет, потянет, вытянетГде-нибудь лыко в строку,Выудит, выдоит, выкопает…Ни спросу с него, ни проку!
«Нет, друг мой Георгий!»
Нет, друг мой Георгий!Не те уже годы,Чтоб — няньки да нянькиПод видом народа.Ему мы служили,Ему и дослужим.Ему! А не разнымПрохожим досужим.
Карло Каладзе
ВСТУПЛЕНИЕ К КНИГЕ
Слова простые не приходят сразу,Пока придут — польется пот со лба;Из них не выдуешь пустую фразу,Они тебе не медная труба!
Светает, тишина… Так, в самом деле,И напишу: «Светает, тишина…»С читателем, как старый Церетели,Сойдусь, чтоб пошутить, так просто, без вина.
Я чаще жизни рад, чем горем согнут,Улыбку на лице не признаю грехом.Но если у меня вдруг слезы в горле дрогнут,Пусть пальцы тоже дрогнут над стихом.
Я счастлив тем, что с первых рифм, с рассвета,Жизнь посвятил грузинскому стиху:Родное слово с грешного поэтаЧужих наветов смоет шелуху.
Печаль придет — мы за полночь проспорим,Пока я ей свое не докажу!Со всем, что есть, и с радостью, и с горем,Я будний день на горб себе гружу.
И если сердце без оглядки бьется,Моих годов разматывая нить,То у меня язык не повернетсяЕго за нерасчетливость винить.
У сердца на бессмертье нет расчета,Его земная оболочка — я.Без отдыха идет его работаВ моей груди. А отдых — смерть моя.
МОЙ ДЕНЬ
Я за солнцем не гонюсь,Взглядом друга обойдусь,
Да ущелья тишиной,Да небес голубизной,
Да кувшинчиком вина,Опорожненным до дна.
Мне до самой смерти леньЖизнь делить на свет и тень.
Я люблю мой день — сегодня,День обычный, день как день!
ПРИТЧА О СТВАРИ И ГУДА-СТВАРИ[6]
Эта притча со мной бываетВсегда в трескучую ночь зимой.Огонь в очаге языком болтает,Довольный, что я вернулся домой.
И, словно два домовых, из тениК огню ковыляют два бурдючка;Без спроса лезут мне на колени,Суют мне под мышку свои бока.
Один, от воздуха задыхаясь,Дудит из-под мышки в свою дуду,Другой, как пьяница колыхаясь,Ждет, пока я стаканы найду.
Один, похудев, стаканы наполнит,Другой, потолстев, опять запоет.Один, чтоб я выпил до дна, напомнит,Другой — не успеешь моргнуть — дольет.
Один мне сплетен полное ухоСладким голосом наворчит,Другой, наклонясь отощавшим брюхом,Заглянет в стаканы и забурчит.
Один меня хвалит. Другой наливает.К ним в лапы попал до утра я в плен.Огонь, как ни сердится, ни пылает,Не может согнать их с моих колен.
Но утром, когда в очаге лишь уголь,А ночь улетела с огнем в трубу,Двое друзей, истощив друг друга,Заснут, не жалуясь на судьбу.
Один без вина, до новой получки,У другого всего две ноты на дне,Свесив свои короткие ручки,Спят бурдючки, привалясь к стене.
Если мы вновь возьмемся за дело,Придется приятелей разбудить:Одному наполнить душою тело,Другого до горла вином долить.
Раз по душе тебе наш обычай,Присядь к очагу хотя бы на час.А смысл этой притчи, как многих притчей,Пусть выяснит тот, кто мудрее нас.
СЕМЬЯ СПРАВЛЯЕТ РОЖДЕНИЕ СЫНА
