грамотным и неграмотным, высокое значение гостей в обществе. Хотя их коммерческие операции отличались от операций менее значительных купцов скорее масштабом, чем сущностью, они принадлежали к московской элите, чья жизнь характеризовалась более богатой и изысканной материальной культурой – каменными домами, роскошной обстановкой, великолепной одеждой (хотя для участия в государственных церемониях гости получали облачения при дворе).
С административной точки зрения в некоторых ролях гости выступали как равные московским дворянам. Как пишет Н. Ф. Демидова, «из 50 лиц, пожалованных в XVII в. непосредственно в дьяки, 39 были выходцами из дворян, 8 из гостей и т. д.»1114. Хотя было бы неверно говорить об эквивалентности этих двух статусов, ведь московская политическая культура была слишком непрозрачной, чтобы ее можно было в полной мере раскрыть, исходя из бюрократических назначений, но то, что бояре и гости играли аналогичные роли в управлении такими учреждениями, как Сибирский приказ и Соболиная казна, и сотрудничали в достижении общих целей, свидетельствовало об определенном нивелирующем эффекте. Если же такого эффекта и не было, само богатство купцов уже обеспечивало им доступ к царю. От вклада Строгановых в выкуп Василия в середине XV века и до пожертвования Алексея Филатьева в 10 тысяч рублей Петру I деньги играли важную роль в Московии. Если гости были достаточно богаты, им принадлежали обширные земли и даже крепостные крестьяне (хотя владения Филатьевых были исключительны по своему размаху)1115.
Историки часто отмечали, что до наступления Нового времени купцы, которым удавалось заработать достаточные для этого средства, часто стремились покинуть свое сословие, покупая должности и землю в стремлении к дворянскому статусу1116. Тот факт, что многие гости стали дьяками в Москве, заставляет задуматься о матрице возможностей в коммерции и в правительстве, формировавшей подобное стремление. Имеется четырнадцать документированных случаев того, как гости или члены гостиной сотни становились дьяками1117. Гости Назар Чистой и Аверкий Степанович Кириллов (гость с 1659 по 1676 год) поднялись до еще более высокого ранга, став думными дьяками (секретарями царского совета)1118.
Если подобная политическая траектория и не была нормой, то, пытаясь разобраться в интеллектуальной жизни гостей, немедленно сталкиваешься с религиозным благочестием, которое проявляется во всем – в принадлежавших гостям книгах, в их пожертвованиях на монастыри, в церквах, которые они строили. Библиотека Строгановых насчитывала около двух тысяч томов, большинство из которых были религиозными текстами. Когда Никита Григорьевич Строганов путешествовал, он возил с собою двадцать – двадцать пять книг из семейной библиотеки1119. То, что нам известно о коллекции книг Остафия Филатьева, также указывает на его благочестие. В обеих библиотеках была религиозная книга «Палеи». Гость Остафий Филатьев летом 1662 года купил на Московском печатном дворе экземпляр «Пролога», стоивший около 40 медных рублей1120. (Кстати, боярин Иван Андреевич Милославский купил ту же самую книгу всего одним днем раньше, а Андрей Виниус – на следующий день.) Филатьевы и Строгановы принадлежали к узкому кругу высшей купеческой элиты, но они были не единственными книговладельцами среди купцов. По данным Л. А. Тимошиной, семьдесят пять семей привилегированных купцов покупали книги на Московском печатном дворе1121. Юдины и Гурьевы, гости, сумевшие отринуть свой класс и стать дворянами, владели копиями «Домостроя», вышедшего в XVI веке пособия по ведению домашнего хозяйства1122. Многие привилегированные купцы умели писать. Сто шестьдесят разных купцов подписали свои имена под коллективными прошениями, поданными Алексею Михайловичу в 1646 году1123. Анализируя записи Московского печатного двора, Поздеева пришла к выводу, что из 2316 экземпляров «Часовника», напечатанных в 1640‐х годах, 1092 приобрели купцы и представители низших классов, а из экземпляров «Учебной Псалтыри», напечатанных в 1646–1649 годах, купцы купили 15% (а знать – 9%)1124.
Петр Микляев был гостем из Новгорода. По словам Адама Олеария, это был «умный и рассудительный человек», который, будучи весьма проницательным, вместе с тем горячо желал объяснить символическое наполнение православного крестного знамения1125. Это не означает, что московские купцы были лишены интеллектуальных устремлений, считающихся знаками просвещения и цивилизации. Петр Микляев хотел, чтобы Адам Олеарий учил его сына латыни и немецкому. Последующая карьера Микляева привела его как на Восток, так и на Запад. В 1660 году он ездил в Голландию и Голштинию от имени царя, а затем, обнаружив новые экономические перспективы, переселился в восточном направлении – в Казань1126. Купец Григорий Боков отправил своего сына учиться в открывшуюся в 1687 году Славяно-греко-латинскую академию. Знаменитый русский поэт Сильвестр (Симеон) Медведев был сыном курского купца1127. Следует также задаться вопросом, насколько велики были интеллектуальные устремления западноевропейских купцов. Действительно, Николаас Витсен, директор Голландской Ост-Индской компании, страстный коллекционер и автор «Северной и Восточной Тартарии» был образцом утонченного и просвещенного ума. Но его интересы, многообразные, как у людей эпохи Возрождения, не были типичны для купцов, на что он и сам жаловался в письме к другу: «В связи с [Ост-]Индией вы спрашиваете об ученой любознательности! Нет, господин, только денег, а не науки ищут там наши люди, что весьма печально»1128. «Универсальный словарь торговли и коммерции», опубликованный в Лондоне в 1774 году, советовал учить будущих купцов только арифметике, бухгалтерии, языкам и иностранной истории. Словарь гласил, что такие предметы, как «латынь, грамматика, риторика и философия», не только «бесполезны, но и очень вредны»1129. В Цинском Китае, если успешный торговец солью покровительствовал ученым штудиям, считалось, что он выбрасывает семейные деньги на ветер1130.
Участие некоторых гостей, наряду с некоторыми боярами, в западных культурных новшествах XVII века служит еще одним подтверждением их принадлежности к высшей московской элите. В доме вологодского гостя Гаврила Мартыновича Фетиева были восточные ковры и стулья, обитые немецкой кожей, а рядом с семейной иконой у него висело зеркало. У Фетиева, который в 1683 году одним из первых русских позировал для портрета, был большой гардероб и очки, а в семейной описи фигурировали золотые, серебряные, жемчужные, изумрудные и рубиновые украшения. У него дома жили попугаи и канарейки, что показывает, что русская элита разделяла вкус к экзотике, характерный для высших классов Западной Европы1131. Бояре и гости были первыми русскими, которые стали заказывать свои портреты. Вряд ли самые консервативные элементы московского общества XVII века стали бы экспериментировать с портретами. В мире, где изображения были достойны только религиозные предметы и царская семья, заказать свой портрет означало проявить поистине скандальное тщеславие.
Возможно, так же часто, как гости строили в Москве каменные
