Опасаясь, что пожар мог быть устроен мятежниками, чтобы под его прикрытием устроить ночную атаку, братья Хоу не решились бросить на тушение крупные военные силы. К десяти утра пожар угас сам собой.
Сгорели пять сотен домов — почти четверть города. Ни у кого не было сомнений, что это гнусные происки врага. Еще ночью изловили нескольких поджигателей; одного, застигнутого с факелом в руке, британский гренадер сбил с ног, а потом швырнул прямо в пламя. Другого, обрубавшего ручки у пожарных ведер, повесили британские моряки. Губернатор Уильям Трайон уверял в письме лорда Джермейна, что Вашингтон лично разработал этот план и дал инструкции поджигателям.
Вашингтон же в отчете Конгрессу назвал происшедшее «несчастным случаем». Однако Лунду Вашингтону он признался: «Провидение или какой-то добрый честный малый сделали для нас больше, чем мы готовы были сделать сами».
Сами американцы уже как будто не собирались делать ничего: солдаты массово дезертировали, уходя по 30–40 человек разом. У Вашингтона опускались руки; на душе было так скверно, как никогда ранее. Но он делал всё, что мог, — не подавал виду, как ему тяжело, и выглядел, как всегда, подтянутым, строгим и невозмутимым.
«Если Конгресс не примет скорых и действенных мер, наше дело будет проиграно», — твердил он Хэнкоку. Срочно нужны хорошие офицеры, а единственный способ их обрести — создать армию на постоянной основе, растолковывал он в письме от 25 сентября. Хватит уже краткосрочных контрактов. Офицерам надо хорошо платить и хорошо их учить, солдатам — тоже выдавать хорошее жалованье, а также одежду и одеяла, да еще пообещать земельный надел.
Вашингтон еще не знал, что благодаря усилиям Джона Адамса, главы военного совета, Конгресс уже предпринял кое-какие шаги: солдатам, подрядившимся служить «всю войну», пообещали по 20 долларов и по 100 акров земли. Новый военный устав, составленный Адамсом на основе британского, предусматривал за тяжелые проступки более суровые наказания (до сотни плетей и даже смертную казнь). Адамс же предложил создать Военную академию, но пока дело ограничилось словами.
А Вашингтон устал, смертельно устал. «Если бы я захотел наслать злейшее проклятие на врага по сю сторону могилы, то заставил бы его испытать то, что чувствую я», — писал он Лунду Вашингтону 30 сентября. Но — ближе к делу: «Каминная труба в комнате верхнего этажа должна быть угловой, как и прочие, но если этого никак нельзя сделать, не перекроив весь план, то не нужно. Камин в новой комнате должен быть точно посередине; двери и всё прочее — точно соответствующими и единообразными. Короче говоря, я хочу, чтобы всё было исполнено мастерски». Пусть хоть дома всё будет четко, строго, единообразно и как полагается…
Утром 9 октября три британских корабля, дождавшись прилива, поднялись по Гудзону между фортами Вашингтона и Конституции, несмотря на все усилия американцев перегородить русло реки затопленными судами и колодами с воткнутыми в них пиками. Пушки из фортов открыли огонь. Корабли окутались дымками. Распустив паруса, они медленно, но неуклонно продвигались вперед.
Вашингтон всё это видел. Столько трудов — и всё зря! Значит, оба форта совершенно бесполезны; пытаться их удержать — напрасный риск, думал он грустно и даже как-то безучастно. Но в конце дня воодушевленный и готовый к подвигам генерал Грин доложил, что позиции армии крепки, за исход кампании можно не опасаться. Вашингтон не стал возражать.
Рано утром 12 октября 150 кораблей под командованием адмирала Хоу в неожиданно сгустившемся тумане вышли вверх по течению через опасный пролив Хелл-Гейт. Моряки творили чудеса; всё прошло как по нотам. К полудню четыре тысячи солдат во главе с Генри Клинтоном высадились на болотистом участке суши к востоку от американских позиций в Гарлеме и у Королевского моста.
Вашингтон сразу понял, что Гарлемские высоты превратились в западню. Англичане снова намерены окружить их, зайдя в тыл; армию нужно выводить как можно скорее. Он решил сосредоточить основные силы в более надежном месте — на Уайт-Плейнс, в 18 милях к северу. Благодаря обмену пленными лорд Стерлинг и генерал Салливан вернулись к нему. Вашингтон не увидел в этом никакой насмешки судьбы и тепло их приветствовал, поставив каждому задачу.
Четырнадцатого октября в лагере появилась долговязая, нелепая фигура генерала Чарлза Ли в сопровождении неизменных собак. Невероятно популярный в Конгрессе после своих успехов в Чарлстоне, Ли был послан в Нью-Йорк как спаситель. Он не мог понять, зачем Вашингтон вообще советуется по поводу ведения войны с «быдлом из Конгресса»; эти штафирки совершенно с ним не считаются, потому что он ни разу не пригрозил им своей отставкой, писал он генералу Гейтсу, умолчав, разумеется, о том, что отставка была бы принята и тогда главнокомандующим стал бы он сам.
Вашингтон, далекий от подковерной борьбы, очень обрадовался прибытию старого товарища и даже переименовал форт Конституции в форт Ли.
На военном совете 16 октября было решено, что форт Вашингтона надлежит «удерживать как можно дольше», чтобы обеспечить сообщение с Нью-Джерси; все войска с Манхэттена следует вывести, оставив только тысячу солдат для защиты форта.
Солдаты шли налегке, взяв с собой лишь самое необходимое: оружие и амуницию. По узкому мосту переправлялись на другой берег и двигались на север, к Уайт-Плейнс, по западному берегу речушки Бронкс. Зачастую обозные повозки и пушки приходилось тащить на себе.
В это время четыре тысячи британцев и гессенцев высадились у Пеллс-Пойнт и походным шагом двинулись вперед. Они успели пройти чуть больше мили, не встречая сопротивления, но тут на них с ближайшего холма свалились 750 американцев храброго Джона Гловера. Укрываясь за каменными стенами, они вели прицельный огонь, задержав врага на целый день и заставив его отступить. Британские потери были больше, чем в сражении при Бруклине; американцы потеряли восемь человек убитыми и 13 ранеными.
Каменных укрытий впереди было еще много, и Хоу опять заосторожничал. Если бы британцы продвигались с той же скоростью, с какой начали марш, они настигли бы отступающую армию Вашингтона и покончили с ней. Но Хоу был сыном своего времени — он собирался выманить Вашингтона на открытое пространство и устроить там форменное сражение, чтобы одержать решительную победу по всем правилам военного искусства. Даже выйдя к Уайт-Плейнс, Хоу обождал несколько дней, чтобы убедиться, что всё готово.
Двадцать восьмого октября британская полевая артиллерия открыла огонь и армия Хоу двумя стройными колоннами двинулась в центр американских позиций. Штыки посверкивали на солнце, красные мундиры оживляли вид поля с пожухлой травой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
