Ждать прихода спасительной помощи из внешнего мира? Или же попытаться самостоятельно преодолеть все коварные преграды?
Вывод сам собой напрашивался: конечно, самостоятельно, они боевики крутые – или где? Крутые, понятное дело, ясен пень!
Только, вот, Ник странность одну зафиксировал: Айна всегда принимала самое активное участие в обсуждении подобных предстоящих штук, а тут молчит, куксится, глаза постоянно отводит в сторону…
Пришлось поинтересоваться напрямую, мол, что такое случилось с вами, прекрасная госпожа Анна Гонсалес?
Айна на этот вопрос отреагировала неожиданно бурно: расплакалась и убежала в самый тёмный угол Тайного зала – дальше рыдать.
– Ну и? – лениво поинтересовался Ник у Сизого, впервые за долгое время перейдя на русский язык. – В чём дело, товарищ старший лейтенант? Разъясните мне, пожалуйста, возникшую ситуацию.
Лёха тоже совершенно смешался, стал заикаться и целенаправленно наводить тень на плетень.
– Извольте отвечать по существу заданного вам вопроса! – по-настоящему разозлился Ник. – Вы чекист или клоун из затрапезного карибского цирка?
Сизый тяжело вздохнул и покаялся во всём:
– Командир, ты же знаешь, что Айна ничего не боится: ни Бога, ни чёрта, ни крови. Только с одним ей никак не справиться: воды она боится до полной потери памяти. Не умеет она плавать. Совсем не умеет. Сколько ни учил – всё бесполезно. Как глубина становится выше груди, так она тут же теряет над собой контроль, начинает руками бестолково махать, через минуту сознание теряет. Я это дело проверял раз двадцать пять. Бесполезно, командир, два верхних клыка даю. Мало? Да и все остальные зубы в придачу! Ну, не дано ей плавать, командир!
– Стоп, старлей! – дальнейший разговор Ник продолжал уже без всякой надежды на позитивный исход, просто из принципиальных соображений и врождённой любви к дисциплине и субординации. – Во время составления годовой комплексной программы подготовки сотрудников от вас поступило заявление на имя комиссара второго ранга Бессонова, согласно которому вы просили освободить вашу жену – Анну Афанасьевну Сизых – от занятий по полномасштабной водной подготовке в общей группе. Так? В том же заявлении вы обещали, что лично возьмёте на себя функцию её тренера и учителя. По весне именно вы вывели в учётных табелях напротив фамилии своей жены наивысшие оценки по всем видам плавания, включая его подводные разновидности…. Я всё правильно пока излагаю, пока ещё старший лейтенант?
– Готов полностью ответить за данную провинность! – хмуро оттарабанил Сизый. – Готов смыть кровью и всё такое! Пойми, командир, люблю я её…. Ну, не мог я поступить по-другому! Не мог! Скрыл, виноват. Сам я её через подземную реку переправлю, у меня сил и на двоих хватит…
– А на троих?
– В смысле – на троих? – не понял Лёха.
Ник терпеливо пояснил:
– Я на себе попру весь архив, все двенадцать непромокаемых мешков, связанных в единую цепочку. Кошку эту, помещённую в отдельной мешок, подвешу на бок, рюкзак со светильниками взвалю на плечи. Всё остальное – только твоя забота. Жена, Джедди, который тоже плавает на уровне топора, рюкзак с продовольствием и медикаментами. Справимся, брат? Само собой разумеется, что как только окажемся на Родине, я и тебя, и Айну на месяц-другой помещу на гауптвахту. Не ухмыляйся, дружок, на разные гауптвахты. Даже – в разных городах…
Первым делом Ник переправил и расставил на скалах заводи три масляных светильника. Потом, уже вместе с Сизым, доставили туда же и все двенадцать брезентовых непромокаемых мешков, в которые был полностью упакован архив господина Бронштейна.
Всё, отступать было некуда, пришло время для осуществления самого опасного этапа в этой коренной передислокации.
Ник нырнул ещё разок, зажёг фонари, расставленные на скалах по границе заводи, сориентировал их так, чтобы будущий путь был чётко освещён, вернулся. Тщательно закрепил на поясе брезентовый мешок с посаженной в него камышовой кошкой. Что же – с Богом!
Маркиза первые тридцать-сорок секунд вела себя достаточно спокойно, будто бы всё понимала, но потом, когда Ник нырнул, забилась, собака бешеная, – только держись.
Вынырнул он в тихой заводи, отдышался с минуту, прицепил к карабину, закреплённому чуть выше копчика, небольшой поездной состав, сформированный из двенадцати брезентовых мешков, соединённых между собой короткими поводками, да и погрёб дальше – что было сил.
Чуть Ник не утонул по-настоящему, переплывая через эту подземную реку: бешеное течение волокло куда-то, двенадцать архивных единиц старательно и планомерно тянули на дно, а тут ещё кошка вертелась в мешке – как тот хорёк декоративный в специальном колесе…
На пологий безопасный берег Ник выбрался уже метрах в двухстах ниже по течению реки. Однозначно повезло: далее, метрах в пятидесяти, уже вовсю гремели серьёзные пороги, густо усеянные острыми скалами.
Он сразу достал из заплечного мешка три армейских факела (столько же осталось – на будущее), зажёг их по очереди, грамотно расставил и сориентировал – чтобы остальным, которые следом за ним должны были стартовать через десять минут, всё было видно.
А камышовая кошка в мешке всё как-то неловко дёргалась и истошно орала.
«Может, задыхается?», – забеспокоился Ник. – «Если помрёт, то Джедди мне этого вовек не простит…».
Взял, да и развязал узел на мешке.
Напрасно Ник это сделал: испуганная Маркиза вместо элементарной благодарности взяла да и вцепилась в него всеми четырьмя лапами.
Обе руки Ника за пять секунд были располосованы в полную итальянскую лапшу, а внезапно взбесившаяся кошка удрала куда-то в местные скалы, мирно дремавшие в темноте, недоступной слабому свету горящих факелов.
Ник тупо стоял, обливаясь кровью, а ведь в самом скором времени именно ему, как заранее и договорились, предстояло помогать всем остальным. Именно на его помощь надеялись товарищи…
Он наспех перетянул самые глубокие раны на руках лоскутьями, сотворёнными из собственной же рубашки. Внимательно всмотрелся в подземные воды, скупо освещённые огненными языками факелов: вот, и остальные показались. Вернее, сперва мимо него по волнам пронёсся большой рюкзак, следом за ним быстро проплыло ещё какое-то второстепенное барахлишко, а уже потом, собственно, показались и доблестные пловцы.
Как бедный Лёха, впрочем – весьма заслуженный бродяга этого Мира, но загруженный по самую ватерлинию сухопутным балластом, умудрился не потонуть, к такой-то матери?
Для обычных людей – одна такая сплошная и необратимая непонятка.
А для много чего знающих и битых долго и тщательно этой жизнью индивидуумов – где-то совсем даже рядовое и насквозь штатное мероприятие.