ткнул в тёмный дисплей прибора, на котором в сплетении изумрудных нитей ярко горела фосфорная точка.
— А толку? Тёмно, как у негра в жопе.
— Очки ночного видения, — подсказал Петровский.
— Он, гад, за дерево встал, хоть рентгеном свети, не достанешь.
— За какое?
— А хрен его знает. — Василий присел на корточки, втянул воздух толстым перебитым носом. — Здесь он, чую.
— Цель не движется, — шепнул Седой.
— Не суйся, башка седая. — Он дёрнул Седого за рукав, заставив сесть рядом. Глаза азартно заблестели. — Сейчас мы его, родненького, делать будем. Есть желание, доставай пукалку, пошмаляешь с нами.
— Может, голос подать? Прикажем сдаться…
— А вот хрен ты угадал! Подашь голос, рапорт писать не кому будет, понял? Вишь, притаился, чмо болотное. Ждёт. Я же говорил, его выстрел — первый. Как у Пушкина, бля!
— Чёрт с ним, давай шквальным огнём! — Азарт верзилы невольно передался Седому, только сейчас он понял какой кайф испытывал Дмитрий в командировках.
— Усохни! Хрен ты угадал. Две его гранаты — и наши кишки по соснам. Приготовься!
Он поднял автомат. Свободной рукой выписал над головой восьмёрку, махнул рукой вправо и влево, погрозив кому-то сжатым кулаком размером с пивную кружку.
Седой пошевелил озябшими пальцами ног, в ботинках давно хлюпало, сбившиеся носки до боли натёрли пятки. Хотя он почти ничего не видел в темноте, достал пистолет и снял с предохранителя.
— От это я понимаю! — В глазах верзилы вспыхнул сумасшедший огонёк. — Хрен ты угадал. А ты — рапорт!
* * *
Вся поляна была у него под обстрелом. Он засёк движение прямо по центру, там, где чернел куст. Потом хрустнула ветка справа. Слева подошли ещё двое.
«Надо начинать. Пока не подобрались остальные. Будет больше суматохи. — Антон погладил палец о спусковой крючок пистолета — Та-ак. Две в центр, две — влево, выстрелит справа — две на вспышку. — Он ещё раз наметил ориентиры и вытянул руки перед собой. Они абсолютно не дрожали, чему он сам удивился. — Раз-два, понеслась!»
* * *
Преторианцы
Первый выстрел всегда громче других. Седой от неожиданности подпрыгнул и толкнул под локоть успевшего вскинуть автомат Василия.
Василий дёрнул стволом, очередь ушла косо вверх, сквозь грохот автомата Седой не услышал второго выстрела.
Пуля прошила его насквозь, он завалился на Василия, потянул его к земле. Тот дёрнулся, стряхивая с себя цепляющиеся за одежду пальцы. Тупой удар в левое плечо опрокинул Василия на землю, спину свело тупой болью, он вцепился зубами в бушлат лежащего под ним Седого, заглушая рвущийся изнутри крик…
* * *
По характерному «швак», с которым пуля входит в тело, Антон понял — попал. И насмерть. Ни вскрика, ни стона. Только грузный удар о землю.
Быстро выстрелил вправо, по пуле из каждого ствола. Успел развернуться и послать пулю влево, откуда полетели яркие светлячки трассера. Очередь ударила в ствол, разлетевшись ослепительными цветными брызгами, точно указав цель, и сразу же в нескольких местах по чёрной кайме поляны зарябили ярко-красные всполохи.
Он успел трижды выстрелить по вспышкам, отпрыгнув к соседнему дереву, когда хрустнуло под коленом и глаза залило красное марево. Он задохнулся от боли и упал лицом в мокрую кашу палой листвы.
Яркая вспышка трассеров вспорола землю прямо перед глазами.
Рефлекторно перекатился. До крови закусил губу. Ослеплённый и контуженный болью он помнил только одно: надо нащупать гранату на ремне и непослушными пальцами сорвать чеку…
Они услышали крик и засекли, куда упёрлась прерывистая нить трассера, и теперь посылали со всех сторон одну очередь за другой, прекрасно зная, что уже всё, что уже кромсают мёртвое тело…
Преторианцы
Кто-то сноровисто бинтовал ему плечо, но всё равно Василий дёргал от боли белым, как мел, лицом.
— Писец, командир! Покромсали в лапшу. Нефига даже смотреть. С собой возьмём?
— Что?! — Василий вскинул голову и бешено сверкнул глазами на стоящего над ним Пеликана. — Шашлык, из него делать?! Если фотик работает, щёлкни для истории — и всё!
— Что — всё? — огрызнулся Пеликан. — Там куча дерьма лежит, и всё!
— Вот её и щёлкни! — Василий слегка толкнул локтем бинтовавшего — Бля, да хватит тебе душу мотать! Кончай быстрее!
— Всё пучком, командир! — осклабился боец. — Не будь бронника, да на два пальца пониже… Алё-улю, привет семье!
— Знаешь куда свои два пальца засунь! Покаркай ещё, Айболит недоделанный. — Он с трудом встал. — Что стоишь, Пеликан, или не ясно сказал?
— Гостинчик от покойника. — Пеликан протянул ещё тёплую гранату. — С намёком от личного состава вверенного вам подразделения. Народ требует шухер.
Василий сплюнул под ноги.
— Опять? Как вы меня задолбали!
— Стукачей нет, командир. И вони меньше. Если что, народ подтвердит, покойный сам себя подорвал. Нафига нам лишние проблемы? Опять начнут тебя сношать за срыв задержания.
— Ох, бля, подведёшь ты меня под монастырь своими заботами. Последний раз, Пеликан! И не скалься ты, клоун безработный!!
— Это я от радости, что вижу вас в полной здравии.
— Нет, ты точно до дембеля не доживёшь!
— Ну что париться, кэп? Без свидетелей, все свои. — Пеликан кивнул на лежащего у их ног Седого.
— Ладно, лепи горбатого. Пошмаляйте у кого чем осталось и подорвите сучонка. Пехота наверняка услышит. Вот тебе и свидетель. Да, ствол его на всякий случай подбери. И рюкзачок, если цел.
— Ага. — Пеликан перебросил гранату из руки в руку.
— Не «ага», бля, а так точно. Совсем оборзели! — Василь поморщился, пошевелив плечами. — Ой, мама родная, роди меня обратно. Как бревном по руке офигачил, паразит. Хрен ты угадал, собака бешеная. Айболит!
— А?
— На! Кого ещё зацепило?
— Гаврилу в ногу, Леща по башке царапнуло. Оба легко.
— Лещу, козлу, каску с рогами, как у фрица, куплю.
— Не надо, — хохотнул Айболит, складывая своё медицинское хозяйство в подсумок. — От той башки даже снаряды рикошетят! Лучше Гавриле сапоги стальные.
