и в самом деле оказался переломлен пополам. Носовая часть и борта оказались измятыми, местами зияли рваным металлом сквозные дыры. Кормовая половина находилась под водой. По этой причине верёвки для поднятия на борт не понадобились. На судно забрались, просто перешагнув в том месте, где оно уходило под лёд.
Контейнеров, как и следовало ожидать, на палубе не оказалось, вместо них чернели провалы в грузовые отсеки.
– Думаю, отсеки залило водой, которая заледенела, – предположил Васнецов.
До сего момента он хотел, чтобы на судне оказалось что-нибудь пригодное для долгой зимовки. Увиденное немного расстроило его.
– Это лучше, чем ничего, Сергей, – успокоил его Спанидис.
Верёвки пригодились, чтобы подниматься по скользкой палубе, превратившейся в горку. Сергей был обут в грубую обувь из комплекта аварийной экипировки по причине того, что после его реанимации нога больше не лезла в стильные капитанские ботинки. Подошва у аварийных ботинок для льда была что надо, потому капитану и досталась роль первопроходца, закрепляющего верёвки.
Внутри грузовых отсеков, насколько позволял видеть свет, попадающий через дыры, тоже находились контейнеры, вмороженные в лёд.
– В самом верхнем отсеке льда будет меньше, – предположил Спанидис.
Послушавшись его, пришлось карабкаться на самый верх. Палуба там, помимо дыр, была ещё и продавлена под весом льда, попадавшего на неё во время шторма. Как и предполагал журналист, льда там оказалось меньше. Разлетевшиеся во время шторма контейнеры сгрудились у задней стены отсека. Сергей принюхался. Из дыры несло вонью, как от горелых тряпок.
– Горит там что-то что ли? – он заглянул внутрь, но ничего подозрительного не увидел.
Не было дыма, не было пламени, но едкий запах горелой ткани ощущался, и это вызывало в нём живой интерес узнать причину его появления.
– Здесь можно спуститься, – пояснил капитан, и начал приторачивать верёвку к железной балке, торчавшей из дыры.
– Сергей, а вы достаточно окрепли? – спросил Казючиц.
– Вы теперь всю жизнь будете задавать мне этот вопрос? – усмехнулся Сергей. – Я давно в норме, просто по лицу этого ещё не заметно.
Это была самоирония относительно красноты лица, оставшейся после обморожения. Её всегда принимали за нездоровый вид. Александр всё равно не позволил капитану спускаться первым.
– Капитан, не ваше дело первым лезть во всякие подозрительные дыры. Координируйте работу отсюда.
Его поддержали остальные, после чего Васнецову пришлось согласиться с мнением большинства.
– Да я уже и не капитан как бы. Конторы, которая меня поставила, нет, ледокол больше не на ходу, так, свадебный генерал какой-то.
– Пока другого нет, берегите себя, – Казючиц ухватился за верёвку и ловко спустился по ней в тёмное нутро отсека.
– Что там? – спросили его сверху.
– Воняет, будто горело или тлеет ещё, – сообщил он.
За ним спустились ещё несколько человек. Васнецов от нетерпения метался вокруг краёв дыры. Джим Спанидис заметил его нетерпение.
– Спускайтесь, капитан, а я посторожу наверху. Мне точно по верёвке наверх не забраться. Стар уже, и никогда особо не умел.
– Спасибо, Джим, – Васнецов ухватился руками за верёвку и спустился вниз, где опёрся об угол контейнера.
– Осторожнее, здесь скользко, – предупредили его.
– Хорошо, – капитан подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и только после этого переставил ногу на более удобную опору.
Отсек представлял собой огромное кубическое помещение, больше чем на треть заставленное контейнерами, бо́льшая часть из которых находилась во льду. Вода попадала сюда как через дыры в корпусе, так и сверху, во время шторма. Удивительно было, как это судно осилило путь, находясь в таком потрёпанном состоянии.
Группа разошлась по отсеку в поисках источника дыма. Капитану повезло, он нашёл его. Запах доносился из открытого контейнера, стоявшего торцом с дверями вплотную к борту. Дверь была приоткрыта незначительно, только чтобы можно было протиснуться внутрь.
– Идите сюда, – позвал капитан, и не дожидаясь, пока все соберутся пролез внутрь.
В контейнере было ещё темнее, чем в отсеке, и запах стоял более едкий. Пол был устлан чем-то мягким. Капитан нагнулся и поднял с пола какую-то тряпку. Он посмотрел её на просвет из двери и понял, что это майка.
– Капитан, что вы нашли? – раздался голос Казючица.
– Кажется, я нашёл контейнер с китайским тряпьём. Есть у кого-нибудь фонарь или телефон?
– У меня есть, – сообщил кто-то из журналистской части команды.
Он протиснулся в контейнер и включил фонарь на телефоне. Свет выхватил беспорядочную груду тряпья под ногами и тюки с ним же в остальной части контейнера. На полу лежала отдельно от остальных горелая часть тряпок. Видимо они и источали этот запах.
– А кто же их поджёг? – спросил капитан?
Свет фонаря заметался по контейнеру и остановился на груде, из-под которой торчали замотанные в трикотажные майки чьи-то ноги в ботинках. Васнецов одним движением смахнул эту груду. Под ней лежал без сознания человек, по виду член команды контейнеровоза. Поверх его форменной одежды на нём была надета куча белья, которым он разжился в этом контейнере.
Матрос застонал и засучил ногами.
– Его надо немедленно на «Север» пока он не окоченел, – решил капитан. – Поднимайте его.
Рация почти не брала из отсека. Капитан поднялся наверх и попросил выйти из ледокола команду вместе с Лейсан, чтобы встретить их по дороге и оказать какие-то реанимационные действия замерзающему матросу. Джим Спанидис, увидев посиневшего от холода человека, выудил из своей одежды фляжку.
– Неприкосновенный запас, – вздохнул он, – бурбон собственного производства.
Он приложил горлышко к губам матроса и надавил на скулы, чтобы у того открылся рот. Немного жидкости затекло в рот и потекло в горло. Человек закашлялся и открыл глаза.
– Живая вода, как я и думал, – Джим убрал фляжку назад.
Матрос водил ничего не понимающими глазами по сторонам.
– Спокойно, друг, – капитан похлопал его по плечу, – ты спасён. Сейчас мы тебя отогреем, и ты расскажешь нам, как здесь очутился, и что стало с остальными.
Китаец произнёс несколько отрывистых фраз и снова начал терять сознание. Его спустили до уровня льда на верёвке, затем капитан подхватил его под пояс и перекинул через плечо, благо матрос был небольшого роста.