страны при проверке ни к чему не привели. С каждым новым днем вероятность, что Кёрнер попадется в расставленные на него сети, уменьшалась. Он был слишком хитрым и опытным, чтобы попасться на типичных ошибках, которые совершают беглые преступники.
— Мои искренние соболезнования, — сказала женщина, опиравшаяся на трость.
Ей было за восемьдесят, но лицо сохраняло остатки красоты. У нее были заплаканные глаза. Должно быть, отец Айзенберга сыграл в ее жизни важную роль. Какое странное ощущение — не знать, кто она. Он посмотрел ей вслед. Старушка, несмотря на трость, удалялась с гордо выпрямленной спиной.
Когда он собрался выслушать следующего гостя, ему в глаза бросился молодой человек, стоявший в стороне от собравшихся. У него были соломенно-желтые волосы, из одежды — джинсы и черная толстовка. Несмотря на затяжной дождь, на носу сидели черные очки.
Айзенберг окаменел.
— Мои соболезнования, — сказал мужчина одного с Айзенбергом возраста. — Ваш отец долгое время был моим начальником…
— Извините… — перебил его Айзенберг.
Он оставил сконфуженного мужчину стоять одного и зашагал через недоумевающую толпу.
Молодой человек повернул голову в сторону Айзенберга. Ухмыльнулся.
Главный комиссар побежал. Пожилая дама в ужасе отскочила в сторону.
Молодой человек сорвался с места.
— Стойте! — прокричал Айзенберг.
По привычке он хлопнул себя правой рукой под левой подмышкой, но, разумеется, кобуры с пистолетом там не было.
На перекрестке парень скрылся за рододендроном. Когда Айзенберг подбежал к этому месту, то уже никого не увидел. Какое-то время он еще бегал среди могил, но на необъятном кладбище с его бесчисленными пересечениями дорожек скрыться было проще простого. Едва дыша, он вернулся к могиле и обвел взглядом обеспокоенных гостей.
— Это был он! — сказал он больше самому себе, чем остальным. — Этот ублюдок стоял там.
Отыскав в толпе своего недавнего коллегу, Айзенберг направился к Удо Папе, который выглядел так, будто всей душой желал быть где угодно, только не здесь.
— С тобой все в порядке, Адам?
— Да. Удо, это был он. Он был здесь. Тот блондин в солнцезащитных очках.
— Насколько мне известно, Кёрнер — шатен, — мягко сказал Папе.
— Понятно, что он был в парике, — ответил Айзенберг. — Вызывай оперативников! Он должен быть совсем рядом!
Вокруг них собралась толпа. Большинство из присутствующих не знали, как вести себя в такой ситуации, однако их распирало любопытство.
— Адам, Ольсдорфское кладбище — второе в мире по величине. Ты ведь не будешь настаивать, чтобы я вызвал сотню нарядов и заставил их все тут прочесать?
В этот момент до Айзенберга дошло, что многим он сейчас казался умалишенным. В первую очередь Эмилии и Михаэлю. Они все еще стояли у могилы, где, как и их отец, принимали соболезнования, и смотрели на него с беспокойством.
— Неужели никто не заметил молодого человека в желтом парике и темных очках, там, рядом с синими рододендронами? — сказал Айзенберг громко.
И не получил ответа.
* * *
С кладбища они отправились в ресторан, в котором старик-судья и его сын часто ужинали. Организованный для них зал быстро наполнился жизнерадостным смехом, словно они были на встрече выпускников, а не на похоронах. Раньше Айзенберг осуждал бестактность тех, кто во время поминок (что за уродливое слово!) позволял себе смеяться. Однако теперь он был этому рад. Только сейчас ему стало ясно, что этот смех служил утешением. Жизнь продолжалась. При всей своей серьезности его отец обладал чувством юмора и вряд ли захотел бы, чтобы сейчас все удрученно глядели в свои тарелки.
Айзенберг сидел в центре зала с Эмилией, ее другом, Михаэлем и сводной сестрой своего отца. Удо Папе только что ушел. Он пообещал, что передаст службе розыска предположение о том, что Кёрнер «вероятно» находится в Гамбурге.
— Как ты, папа? — спросила Эмилия.
Он пожал плечами.
— Все в порядке.
Такой краткий ответ ее, очевидно, не устроил.
— Что ты намерен делать?
— Что ты хочешь знать?
— Ты сделаешь перерыв, чтобы все обдумать? Возьмешь таймаут?
— Я не могу. Мы должны поймать убийцу.
Она посмотрела на него укоризненно (до боли похоже на взгляд матери).
— Почему бы твоим коллегам не подменить тебя, хотя бы на короткое время?
Он не знал, что ответить. Беспокойство дочери тронуло его, но одновременно вызвало раздражение. Конечно, его личного участия в погоне за беглым убийцей не требовалось. Он никоим образом не мог помочь в розыске. Но меньше всего ему сейчас хотелось брать этот «таймаут».
К счастью, в разговор включился Михаэль, который всегда хорошо улавливал настроение отца.
— Отстань, Эмилия, папа — уже большой мальчик и решает сам, как ему жить.
Она просверлила брата взглядом, но ничего не ответила.
Некоторое время они вяло ковырялись в тарелках.
— Папа, ты действительно думаешь, что его убили? — спросил Михаэль непринужденно.
Сидевшие за столом гости испуганно взглянули на него, будто услышали непристойность.
— Михаэль, мне кажется, сейчас — не самый подходящий момент… — начала было Эмилия.
— Я это точно знаю, — сказал Айзенберг. — И я обещаю вам, что схвачу убийцу.
«Никогда не обещай, если не уверен, что сможешь исполнить, сынок».
Михаэль кивнул.
— Схватишь, папа. Если кто и сможет его схватить, то только ты!
На этот раз слезы у Айзенберга навернулись не от боли из-за смерти отца.
Удивительно, как похороны сближают людей. В эти выходные Айзенберг провел со своими детьми больше времени, чем в последние пять лет. Они прогулялись по набережной вдоль Альстера, именно тем маршрутом, по которому Адам возил отца, и много говорили о прошлом и будущем. Лишь одной темы они не коснулись — убийства. Айзенберг рассказал им о своей новой работе и выдающихся способностях своих сотрудников и добавил, что рад возвращению в Берлин.
* * *
После того как в воскресенье он отвез Эмилию с ее другом в аэропорт, а Михаэля, который не любил летать, — на вокзал, Айзенберг сразу же выехал в Берлин. В комнате пансионата его ждали несколько десятков писем с соболезнованиями. Но ему не хотелось их вскрывать, вместо этого, устав за день, главный комиссар отправился спать.
Ночью он проснулся, испугавшись, что кто-то стоит рядом с ним. На ощупь включил ночник, но комната оказалась пуста.
Он снова щелкнул выключателем и валялся в кровати, стараясь уснуть, но не смог. Айзенберг встал и сел за стол, чтобы просмотреть письма. Большинство из них были от коллег из Берлинского УУП. Лишь на одном конверте не был указан отправитель. Он осторожно вскрыл его. Из него показалась безвкусная скорбная открытка с изображением черного венка, креста в центре и надписью:
Покинув мир
Чрез смерть,
