Но в комнате застал брата, служанку и Амана, который собирал свою пижаму. Сын тут же бросился к нему, и Азар с радостью подхватил его на руки.
— Арсель обещал мне сегодня на ночь рассказать истории про драконов, поэтому я останусь у него. А завтра мне подготовят отдельную комнату. Только мою. И тогда я буду совсем как взрослый.
— Это чудесно. Ты, и правда, совсем большой.
— Спокойной ночи, папа, — сын чмокнул его в щеку, и этот простой жест отозвался в нём фейерверком новых впечатлений. — Эльма, давай наперегонки!
— Ваше высочество! — Воскликнула девушка и кинулась за неугомонным наследником трона.
Азар перевел взгляд на брата, тот пристально рассматривал его и заговорил первым.
— Если ты обидишь её, я тебя уничтожу.
— Я не обижу, но перед тобой отчитываться не буду.
— Конечно, Ваше величество, королю не пристало перед кем-то отчитываться.
— Ты ревнуешь?
— Что?
— Ты её ревнуешь ко мне?
— С чего бы? Ведь ты ей не нужен.
— А ты? Будешь нужен после того, как она узнает, что утром из твоей комнаты сегодня уходила служанка.
— Не твоё дело, кто и когда выходит из моей комнаты.
— Если ты претендуешь на неё, то должен ценить и не изменять с другими.
Ну и что, что это сложившиеся веками порядки, позволяющие правителю и членам его семьи иметь гаремы, его Эмми достойна быть единственной. Но брат зло рассмеялся ему в лицо.
— А тебе ли говорить про её ценность? Давно ли для тебя она стала единственной? Не у тебя ли был один из самых больших гаремов среди чёрных драконов? Не ты ли заставлял её прислуживать, а потом развлекать твоих гостей? Не ты позволял обижать её, выжечь на ней клеймо? Не ты это был, скажи, братец?
И Азар, скрипя зубами, смолчал.
— Я люблю её. И никогда не причинил бы ей вред. А она… ты бы знал, как она говорила о тебе прежде, как любила. Даже меня заставила полюбить тогда. Хоть я и не видел тебя почти. Но верил ей, что ты «чудесный, справедливый, добый». И стал винить во всем только отца, оправдывая тебя. А потом нашёл её на нижнем этаже для рабов с тряпкой, безжизненную, убитую, растоптанную… Ты все рушишь и ломаешь. И её жизнь, и собственного сына, и мою. Это ты тогда забрал у меня её заботу. Ты забрал у меня её ласку, смех, улыбку. Ты. И за это я стал ненавидеть тебя. Не за то, что забыл обо мне, бросил, стыдился, хотя она всегда говорила, что стыдиться надо чёрной души, а не моей особенности. Она называла это особенностью. Говорила, что я красив. Она целовала меня в эту самую щеку и шутила. А потом ты убил мою Эммили. Ты. Убийца.
— Мне жаль…
— Я вижу, и даже верю, в отличие от неё. Так пусть твои муки продлятся вечность. И еще. Если между нами и не может ничего быть, это не значит, что она даст шанс тебе.
Когда Арсель вышел, Азар тяжело осел на пол. Он действительно убийца.
Он уничтожил свою Эмми… Это правда.
Глава 81
Эммили
Она вошла в свою комнату и застала там короля. Он почему-то сидел на полу, закрыв лицо руками. Как тогда в башне. Но ей даже не стало жаль его. Он вполне оправился от повреждений, которые получил при падении. И за его помощь она расплатилась с ним же высшей силой, поэтому не считала, что чем-то обязана. Однако спрашивать, что случилось и не пришлось, мужчина поднялся и заговорил сам.
— Аман сегодня остался в покоях брата, после обряда нам лучше…
— Я помню, что сказал жрец. Хотя чувствую себя прекрасно. Возможно, в этом не будет необходимости…
— Если всё будет хорошо, то я не приду больше. И не переживай, я лягу на полу, рядом с кроватью.
— Это шутка?
— Нет, ты — человек, и тебе будет сложнее, чем мне, поэтому я должен быть рядом. В идеале прикасаться к тебе, но это не так обязательно. Понимаю, что ты этого не хочешь, но другого варианта…
— Про пол — это серьёзно?
— Это единственный вариант нам спать рядом…
— Простите, Ваше величество, но я слишком уважаю себя, чтобы так не уважать Вас. На кровати поместится ещё человек семь, неужели Вам нельзя лечь с другой стороны, и всё?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я подумал, что ты не захочешь.
— Не стоит думать за меня, Вы привыкли называть меня глупой, — желваки заходили на лице короля, — но всё же простейшие свои мысли и желания озвучить смогу. Я не считаю тебя идиоткой. И не могу сказать, что для меня важно Ваше мнение. Поэтому вернитесь к здравому смыслу, ложитесь нормально и спите на здоровье. Меня не трогает Ваша близость. Если же сегодня всё пройдет нормально, то завтра в ней необходимость отпадет вовсе.
После её отповеди король молча прилег на самый край постели с той стороны, где обычно спал Аман и ждал, не отводя взгляд, когда она подойдет ближе. Эммили почти спокойно опустилась на свою половину и повернулась к нему спиной. В комнате царил полумрак. И теперь ей правда стало немного неуютно от того, что он здесь. Так близко. А ещё было немного боязно лежать к нему спиной. Но и смотреть на него она не хотела.
Гнала прочь картинки из прошлого и вновь растущую неприязнь в душе. Старалась гасить её, вспоминая его обескураженное выражение лица сегодня в храме. Он вызывал… в общем, совсем немного, но всё же сочувствие. Не заметить то, как отчаянно он пытается показать ей своё расположение, как готовился к «торжеству», которое и не планировалось, мог только слепой. Эммили, к несчастью, всё прекрасно видела. Но каждый раз, когда испытывала к нему хоть что-то, похожее на жалость, сразу же себя одергивала, напоминая себе, кто перед ней.
Нет, нельзя верить ему ни на секунду. Непонятно, что теперь ему от неё нужно, но поверить в то, что лицемерный король искренне раскаивается было сложно. Да, если быть честной, Эммили и не хотела этого. Зачем? Разве станет ей легче от того, что ему жаль?…
Может самую малость. Не больше.
И нет, она не лгала себе. Её сердце было так же холодно и безразлично. Хотя со вчерашнего вечера явно что-то происходило. Словно плотина поддается натиску запертых за ней эмоций. Свидетельством этого стал и её разговор с драконом, которому, откровенно говоря, тоже не стоило так уж верить. И всё же она рассказала ему маленькую часть тех мыслей, что заставляли её иногда плакать ночами. И не жалела бы об этом даже, если дракон тоже солгал. Пусть. Она не сказала ему ничего, за что следовало бы стыдиться… Но всё равно надеялась, что его слезы были настоящими, а не ролью, чтобы что-то вновь получить от неё.
Неожиданно тишину нарушил чуть хриплый шёпот.
— Эммили, а я могу…взять тебя за руку?
— Это необходимо?
— Нет, но…
— Тогда мой ответ — нет. Я не хочу этого.
— Хорошо… А ты… все ещё боишься меня?
Она промолчала. Зачем он опять?
— Я не сделаю тебе ничего плохого, обещаю.
— Обещания не значат ничего, не так ли? А Ваши — тем более.
— Я очень жалею, что так поступил. Сейчас я мог бы быть счастлив с тобой. Ты бы меня любила, улыбалась бы мне как раньше, у нас была бы семья, я оберегал бы тебя и Амана…
— Не стоит говорить об этом.
— Хорошо, не буду. Прости…
— Ваше величество…
— Я не имею права просить тебя ни о чём, но каждый раз, когда ты так обращаешься ко мне, то не просто возводишь между нами очередную стену, ты словно режешь меня без ножа, это мучительно… Пожалуйста…
— Хорошо. Я не стану. У меня больше нет цели причинять Вам вред намеренно.
— Спасибо, — выдохнул он. — А раньше была?
— Да. Я хотела мести.
— Почему не хочешь теперь?
— Я хотела мстить жестокому подлому королю, а не жалкому трусу.
— Ты права… Я был трусом. Я испугался того, что почувствовал к тебе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— И это, конечно, может служить Вам оправданием?
— Нет, конечно нет, даже напротив… — Он кажется перевернулся лицом к её напряженной спине, от чего стало совсем неловко. Ей чудилось, что чувствует его дыхание между лопаток. — Ты хотела же что-то спросить?
— Да. Мне интересно. Если бы Вы узнали тогда, что я… что появится Аман. Что бы Вы со мной сделали?
