кремировали мусульманина, солгали полицейским, да еще и взятку им дали. Вы бы не стали так рисковать без выгоды для себя.
Кхуши перестала изображать из себя благотворительницу:
– Ну, разумеется, я получила выгоду. Она убила Самира, а это значит, что он не будет нападать на наших девочек. Я отплатила ей за услугу.
У Гиты в голове поднялся вихрь из противоречивых вопросов.
– Я думала, у вас только сыновья, – проговорила она.
– У меня-то сыновья, хвала Всевышнему. Девочек невозможно защитить в этом мире. Дочери – обуза для всех, а уж для далитов тем более. Мужчины из ваших высших каст думают, что их может осквернить наша тень, но не видят проблемы в том, чтобы залезть нам под юбки.
При этих словах у Гиты свело низ живота – она вспомнила о Даршане.
– Это единственный случай, когда любая из нас была бы рада своей неприкасаемости. – Кхуши кивнула в сторону внутреннего двора, хотя Амали уже домыла пол и ушла заниматься другими делами по хозяйству. – Как я сказала, Амали принадлежит к подкасте далитов, которая выше других подкаст, но она прислуга и не может пользоваться туалетом в доме. Однажды утром несколько месяцев назад она пошла в поле по нужде и, едва присела, на нее набросился и начал душить какой-то мужчина. Затем он попытался ею овладеть и легко преуспел бы, но его вспугнула целая группа других девушек, пришедших туда с той же целью, что и Амали. Теперь она пользуется нашим туалетом, когда удается туда попасть, конечно. Один из моих сыновей там, похоже, поселился навечно – у него проблемы с усвоением молочных продуктов, но он жить не может без сыра «Амуль», ай-яй!
– У вас есть холодильник? – немедленно полюбопытствовала Гита.
Кхуши столь несвоевременный вопрос удивил:
– Э-э… нет. Мы собирались купить, но у нас еда долго не задерживается, особенно при таком количестве праздников.
Гита подумала, что и сама могла бы догадаться.
– Я продолжу? – нахмурилась Кхуши. – Так вот, мы подали жалобу в панчаят. И знаете, что мне ответили?
– Послали нафиг, – резко сказала Гита. – Вот поэтому я и хочу, чтобы вы стали членом совета, – тогда все будет по-другому!
Кхуши поводила перед собой рукой, отмахнувшись и от кальянного дыма, и от довода Гиты:
– Мы и так уже решили эту проблему по-другому. Насильник мертв.
– Но на девушек нападал не Самир… – начала Гита.
Фарах ее перебила:
– Нет, это был Самир! Он иногда не приходил домой ночевать, являлся только после рассвета. И дважды именно в такие ночи кто-то нападал на девушек-подростков с окраины. Кроме того, Кхушибен говорит, что после его смерти нападения прекратились.
Тем не менее Гита покачала головой.
– Как насчет Даршана? – спросила она у Кхуши.
– А что насчет Даршана? Мои мальчики его уже кремировали, должно быть. – Кхуши посмотрела время на экране мобильного телефона. – Они скоро вернутся.
– На девушек нападал Даршан…
В этот момент во внутренний дворик вошли сыновья хозяйки дома – от них тотчас распространился сильный запах горелого мяса, древесных углей, табака и еще какой-то сладковатый дух. «Медицинские препараты», – подумала Гита, но не знала, какие именно. Зловоние было такое крепкое, что она старалась дышать через рот, пока молодые люди здоровались с матерью.
– Как все прошло? – Кхуши положила ладонь на голову старшему сыну, когда он склонился, чтобы в знак почтения коснуться ее ноги. – Ты что, выпил?
– А как же иначе вытерпеть вонь, ма?
– Тебе нужны мозги в нормальном состоянии, чтобы закончить школу. А если братьев начнешь спаивать, я тебе…
– Да понял я, понял. – Юноша сурово ткнул пальцем в кальян: – А это что такое?
Кхуши ласково хлопнула его по щеке:
– Нам, стареньким, можно.
Когда сыновья ушли в ванную, Кхуши спросила:
– На чем мы остановились? – Она указала мундштуком кальяна на Гиту: – Вы уверены, что насильником был Даршан?
– Совершенно уверена. – Гита помедлила. Она уже похвасталась Фарах, что убила его, и теперь должна была признаться себе, что в глубине души ей хочется завоевать и восхищение Кхуши. Поэтому она продолжила: – Перед тем как я его убила…
– О, прям как ты «убила» Рамеша, да?
– Заткнись, Фарах. Перед тем как я убила Даршана, он меня душил. – Гита откинула дупатту и указала на синяки у себя на шее.
Фарах примолкла и даже подвинулась ближе к ней на диване, внимательно слушая.
– Я тогда сразу подумала, что именно он и нападал на девчонок с вашей окраины. Тот же почерк.
«Ну, отлично, теперь и я заразилась дурацкой манерой Салони изъясняться, как персонажи «Си-Ай-Ди»!» – разозлилась на себя Гита. Приглушенное хихиканье Фарах подсказывало, что она тоже находит такую манеру дурацкой. Гита ткнула ее локтем в бок. Фарах ответила тем же.
Кхуши на эту драчку внимания не обратила. Она поднесла к губам мундштук кальяна, затянулась и выдохнула вместе с дымом:
– Это вполне могли быть и тот, и другой. Рама знает, насильников в нашем мире хватает.
– И получается, что я убила обоих. А значит, вы ничего не должны Фарах. В отличие от меня.
Кхуши устремила на нее пристальный взгляд – Гита прочла в нем искреннее уважение и немедленно просияла.
– Любопытно, – кивнула Кхуши. – А вы правда убили Даршана? Я, конечно, догадываюсь, что так оно и было, но хотелось бы от вас услышать, почему.
– А я вот сомневаюсь… – начала Фарах, но Гита ее перебила:
– Потому что такие, как он, не видят проблемы в том, чтобы, как вы сказали, «залезть под юбку» кому бы то ни было. А я вижу.
– Амали! – позвала Кхуши, отвернувшись от Гиты. – Принеси-ка нашей гостье чая. А теперь, Гитабен, давайте поторгуемся…
25
Рамеш при всей своей инвалидности умудрился влиться в деревенскую жизнь, наладил отношения с местными и даже нашел себе кое-какую подработку. Что уж там ему помогало – магия или усердие – неизвестно, но он исправно чинил велосипеды и плетеную мебель, разливал чай в ларьке и скручивал листья бетеля для разных продавцов, всё делая на ощупь. В качестве оплаты Рамеш принимал только мелкие банкноты, но мог с легкостью различать на ощупь и номинал монет.
С тех пор как по деревне со скоростью сезонного гриппа распространилась весть о возвращении Рамеша («Он жив! Похоже, его женушка никакая не чурел!»), Карем к Гите не заглядывал. Она не знала, расстроен ли он, учитывая, что как раз накануне они вместе провели ночь. Независимо от ответа на этот вопрос ее саму ситуация с Каремом расстраивала донельзя. Две ночи подряд в голове Гиты кружились воспоминания об их разговорах (под аккомпанемент Рамеша, храпевшего на все лады у крыльца), и теперь ей не давала покоя загадка: Карем дважды упоминал о том, что Рамеш слеп, – как он мог узнать? При этом она надеялась, что Карем не вообразил себе, будто между ними чаккар и что до него все-таки дошел слух о слепом черве, который
