Перебор. Увы. Согласна, даже при таком раскладе это чересчур… тем не менее — возможны варианты.
Недоделок был классический правша, я же в состоянии работать одинаково — почти — как справа, так и слева. Для начала я его слегка потанцевала, уворачиваясь от ударов и ловя момент для контратаки. Основной уперто продолжал махать своим оружием поверху, на уровне лица и шеи. Опаньки! Опасно заложил…
— Я тебя достану, сука рваная… порежу на ремни!..
Достаточно с меня. Увернувшись от очередной размашистой атаки, я левой с полуразворота жестко провела уширо-геро-кекоми в подмышечную впадину — при некотором навыке такой удар ногой практически парализует руку оппонента. Бритва отлетела в сторону, подонок устоял; тем хуже для него. Ребром зажатой между пальцами монеты (говорила же, что может пригодиться) я без сожаления пропахала ему щеку до челюстной кости. Не смертельно, но, по-моему, поучительно: какою мерой меряете вы, такою же и вам будет отмерено. Не я — Христос; а заслужил — носи.
Завершающий удар маваши-гери по виску отправил Основного в аут. Минус три.
Оставшихся я танцевать не стала — не было нужды. Один из них подался было на помощь вожаку, но малость припозднился. В общем-то, благоразумно; ну да ничего — кто не успел, тот всё равно получит. Для начала я ему хотя и незатейливо, однако же добротно шибанула основанием ладони в верхний уровень. Отнюдь не гьяку-цуки, нет, но тоже по уму, в нашем случае — сиречь по лобной кости. Быка на раз таким ударом вряд ли свалишь, но быкующему переростку — в самый раз. Приложила я его без фанатизма, аккурат в плепорцию: рудиментарные мозги гаденышу не вышибла, но в изумление пациента привела. А чтобы вьюноше наука точно мимо не прошла, сугубо воспитательно, так скажем, ласково почти ребром стопы ему сломала переносицу. Наличествует всё-таки во мне педагогическая жилка, как вы полагаете?
Удирать ему оно не помешало.
С последним недоделком мне возиться, в общем, не пришлось. Девчоночку я недооценила, характерец у пэтэушницы, пожалуй, был бойцовский. Не она теперь, а этот сукин сын валялся на земле, и девчушка неумеючи, зато с энтузиазмом пинала это напрочь деморализованное дерьмецо ногами.
— Притормози чуток, так дело не пойдет. — Я в итоге всё-таки вмешалась. — Позволь-ка ему встать, — распорядилась я, подобрав с земли опаску. — Для начала, кстати, застегнись, — посоветовала я девчонке — и, угрожая бритвой, пацану: — А ты штаны снимай, забавничек. Кому сказала? Ну!
Незадачливый насильничек от страха пребывал в легком помрачении сознания.
— З-з-зачем? Т-ты что?..
Торможенный клиент.
— Я — как, мудак, — я перешла на рык: — Штаны спустить! Не спустишь — член отрежу! Живо! — Он сломался. — Ниже! До колен! Трусы! Руками не держать! Как всё запущено… Давай-ка мы его слегка подвинем, — обратилась я к девчонке, — к примеру вот сюда, поближе к костерку. Распорядись-ка.
— Я?
— Ну, не всё же мне трудиться, правильно?
— А… а как?
— А пни, как по мячу. Или, если хочешь, стукни по уху.
Упрашивать себя девчонка не заставила — и стукнула, и пнула, и еще добавила вдогонку. Передача получилась очень ничего, мне грешно бы было промахнуться. В круговом прыжке (признаться, для души — не то чтобы пижоня, но уже шаля) я переправила его ногой в тлеющее костровище. А что — а даже артистично, тоби-йоко-гери, право, удался… ну не яйца же ему кромсать прикажете!
Траекторию мне править не пришлось.
А углей там оставалось больше чем достаточно.
— И зачем ты голым жопом на углях сидишь, гордый и красивый птица Феникс? А затем, чтобы все знали, кто я есть — гордый и красивый птица Феникс! — живенько прокомментировала я, игнорируя отчаянный скулеж подонка. — Больше, правда, на паленую ворону смахивает, — подмигнула я девчонке, — как ты полагаешь?
— Гнида он!
— Есть некоторое сходство.
С перепугу выбраться из костровища у него никак не получалось, хоть помогай ему… сам, впрочем, обошелся. Стреноженный своими же портками недоделок, опалив себе не только задницу, но и бока и руки, наконец-то выкатился из костра и теперь, корячась на земле, пытался кое-как одеться. Подвывал и всхлипывал он в равной степени от боли, унижения и страха. А ужо ему.
Достаточно с них всех.
Ноги никому я, если кто заметил, не калечила.
— Бегом отсюда! Все! Бегом!!!
Командно получилось. Удивляюсь, как девчонка тоже не сбежала. Остальные же (я даже допускаю, что не все в сознании, во всяком случае — полном) драпанули, словно тараканы от струи инсектицида. В конечностях они, по крайней мере, путались.
Праздник жизни удался.
— И никакого тебе полового удовлетворения, понимаешь, окромя одышки, — проворчала я. — Измельчала нынешняя молодежь! — Я взглянула на девчонку: — Ну, чего уставилась?
— Простите… — малолетка стушевалась, — а меня вы бить не будете?
— За что? За глупость разве что, — пожала я плечами. — Расслабься, повезло тебе. Всё хорошо, что хорошо кончается.
— Как вы с ними… круто, как в кино! Я думала вы их совсем убьете…
— А надо было? Впрочем, не мой жанр. Ладно, ты не обращай внимания, настроение у меня такое. Я сегодня, как та девочка в песочнице… знаешь этот анекдот?
Девчонка покачала головой.
— А очень просто. Девочка в песочнице сидит и плюшевому медвежонку лапы отрывает. К ней мужик подходит: «Девочка, зачем же ты зверей-то так не любишь?» А девочка встает, отряхивает руки — и к нему: «Знаешь, дядя, а людей-то я на самом деле тоже не люблю!»
Девчонка вежливо хихикнула.
— Вы, наверное, какой-нибудь спецназ?
Угу, спецназ. Спец-нас, спец-вас, спец-всех кого ни попадя…
— Наверное, — не стала я ее разочаровывать. — Тебя как звать-то?
— Настя… Староскитская…
Бывает.
— Ну и как же ты, Анастасия Староскитская, до такой, пардоньте, жизни-то дошла?
— А?
Ясно. Будем проще.
— С этим погодим. — Я деловито прибрала в карман трофейное оружие. — Нам, между прочим, сматываться нужно — не дай бог еще какая шелупень на огонек заявится. Мне лично продолжение банкета ни к чему, — сообщила я, натягивая курточку. — У тебя другие планы?
— Я… можно с вами?
— Отряхнись сперва.
— Ой, извините, да… так лучше?
— В темноте сойдет. Пошли. Держись пока за мной.
Мы благополучно вышли на тропинку.
— Мне в ту сторону, — махнула я рукой. — Ты как?
— Я тоже, по пути, я…
— Ладно, двинулись.
Поначалу она жалась рядом, как испуганная собачонка.
— Расслабься, ночь нежна. — Пэтэушница не поняла, естественно. — Это тоже что-то вроде шутки юмора, — со вздохом пояснила я. — Проехали. Ты лучше объясни, как же тебя угораздило так влипнуть, Настя Староскитская? Ты ведь не законченная дура… вроде бы.
Девчонка отвела глаза.
— Откуда же я знала, что они такие сволочи? Подонки, гады…
— Можешь пропустить.
— А?
— Ты по существу давай.
— А, да, конечно, извините… Понимаете, тот парень, ну, который… которого вы сунули в костер, он вроде бы нормальный был, мы даже с ним… гуляли. А сегодня он позвал меня с друзьями посидеть, потом сказал… они хотели… все… ну, знаете…
Ну, в общем представляю.
— Не жалеешь, что я в это дело влезла?
— Что вы, нет!
— А не боишься?
Настя поняла:
— Что отомстят? Кишка у них тонка! Сволочи они, конечно… Но это ничего, я справлюсь, вы не беспокойтесь. Я теперь сама.
Эта Настя начала мне нравиться.
— Сколько тебе лет?
— Пятнадцать. Ну, уже шестнадцать скоро.
— Учишься, работаешь?
— Работаю. В ларьке, недалеко здесь. Может, знаете — на Пражской, возле перекрестка?
Опаньки.
— Это круглосуточный который?
— Ага, он там один такой. А вы…
— Я… — Опаньки; мне б только не спугнуть ее внезапным интересом. — Я там сигареты как-то ночью покупала, — объяснила я. — Только продавец там был другой, по-моему, не ты…
Попала или нет?
