же образом.
Помощь «Солидарности» шла через частные каналы. В основном этим занимались религиозные организации и профсоюзы, в первую очередь американские.
23 сентября 1981 года в Нью-Йорке Хейг беседовал с Громыко и повторил:
— Любое вмешательство извне во внутренние дела польского народа будет иметь серьезные последствия применительно ко всему, о чем мы говорили и чего мы надеемся достичь.
Громыко не ответил.
Польша в 1981 году была близка к банкротству. Варшаве, которая набрала иностранных займов, предстояло вернуть двенадцать миллиардов долларов. Министерство финансов Польши не могло заплатить и половины. Импорт упал, и в стране ощущалась нехватка продовольствия. Забастовки привели к сокращению промышленного производства. Без финансовой помощи Запада полякам было не обойтись.
«Что делать и делать ли что-то вообще? — записывал в дневнике новый президент Соединенных Штатов Рональд Рейган. — Это первый прорыв в красном королевстве — Польша отходит от советского коммунизма. При этом ее экономика в беде. Можем ли мы позволить, чтобы Польша потерпела катастрофу? Я не могу представить себе, что мы станем помогать правительству деньгами, но я за то, чтобы отправить продовольствие польскому народу».
В Москве тоже готовились оказать помощь Польше-другого рода. Комиссия политбюро попросила у генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева разрешения «на случай оказания военной помощи Польской Народной Республике» привести в полную боевую готовность три танковые дивизии и одну мотострелковую. Из запаса предлагалось призвать сто тысяч военнообязанных.
«При дальнейшем обострении обстановки в Польше, — говорилось в записке, — потребуется доукомплектовать также дивизии постоянной готовности Прибалтийского, Белорусского, Прикарпатского военных округов до штатов военного времени, а при выступлении на стороне контрреволюционных сил основных сил Войска Польского увеличить группировку наших войск еще на пять-семь дивизий».
Леонид Ильич Брежнев не подписал бумагу, сказал: повременим. Он хотел, чтобы поляки сами навели порядок у себя дома. В феврале 1981 года Войцех Ярузельский согласился возглавить правительство. Образовался тандем Каня — Ярузельский. 27 марта первый секретарь ЦК Каня и глава правительства Ярузельский подписали «Основные соображения по введению военного положения».
3 апреля 1981 года американская разведка зафиксировала, что вокруг территории Польши происходит передвижение советских войск. Двенадцать советских дивизий, постоянно дислоцировавшихся на территории страны, приведены в состояние повышенной боевой готовности, а советские самолеты уходят от наблюдения польских радаров, залетая в воздушное пространство Польши на малой высоте.
В оперативном центре государственного департамента американские дипломаты задавались вопросом: что это — советские войска уже входят в Польшу или это меры запугивания? Однако в конце этого казавшегося очень длинным дня, вспоминал госсекретарь Хейг, создалось впечатление, что активность советских войск пошла на убыль. Какими бы ни были намерения Москвы, в эту пятницу вторжение в Польшу не намечалось.
14 августа 1981 года Брежнев принял в Крыму Каню и Ярузельского, сказав им:
— Надежда защитить социализм путем переговоров без использования всех возможностей власти, вплоть до арестов, — иллюзия… Не требует ли нынешняя обстановка введения военного положения?
Но Станислав Каня ничего не смог или не захотел сделать, и ему пришлось уйти. 18 октября на внеочередном IV пленуме ЦК ПОРП Ярузельский был избран первым секретарем ЦК ПОРП. Он сохранил посты премьера и министра обороны. Вся власть концентрировалась в руках одного человека.
«Главное в характере Ярузельского, — считал генерал Павлов, — состояло в нетипичной для эмоциональных поляков внутренней сдержанности, скупости эмоций. Выражение его лица было всегда одинаково бесстрастным. Когда мы впервые встретились, ему было пятьдесят лет, но он выглядел значительно моложе. Гладкие, розовые, слегка припухшие, почти детские щеки. И в шестьдесят лет он почти не изменился, разве что залысины превратились в настоящую лысину. Но при прежней сдержанности в выражении лица, в скупых жестах стали ощущаться солидность, значительность».
Теперь Ярузельскому предстояло решать, что делать. 19 октября его поздравил Брежнев и обещал помощь и поддержку. А экономическая ситуация в стране ухудшалась.
Западные немцы снизили оплату наличными поставок продовольствия в Польшу с пятнадцати процентов до пяти. Но поляки не могли выплачивать и таких сумм. Французы снизили оплату наличными до нуля и направляли Польше мясо, зерно, сахар, растительное масло. В конце августа Соединенные Штаты и Европа предоставили Польше кредиты, чтобы она могла расплатиться по долгам. В Вашингтоне рассчитывали, что полтора миллиарда добавит Советский Союз, но Москва денег не дала. Тогда Польше вообще позволили на четыре года отложить выплату долгов.
Став хозяином страны, Ярузельский медлил, не спешил давить «Солидарность».
Польское руководство раскололось. Одни требовали уничтожить «Солидарность», а несколько генералов предложили Москве организовать смещение Ярузельского. Другие не хотели выступать против собственного народа и предупреждали, что в случае вмешательства Советской армии выступят против нее с оружием в руках.
Ярузельского подозревали в том, что он ведет двойную игру. Он сделал своим заместителем в правительстве редактора либерального еженедельника «Политика» Мечислава Раковского, который вел переговоры с «Солидарностью» и был противником жестких мер. В советском посольстве в Варшаве он был в черном списке, как и секретарь ЦК ПОРП Казимеж Барчиковский, который жаловался друзьям, что за ним следят офицеры госбезопасности.
В начале ноября Ярузельский два часа беседовал с главой польской католической церкви архиепископом Юзефом Глемпом и Лехом Валенсой, обсуждая идею фронта национального согласия. Ни о чем не договорились.
5 декабря 1981 года Ярузельский сказал на политбюро, что деваться некуда: после тридцати шести лет народной власти в Польше не остается ничего иного, кроме как применить полицейские меры против рабочего класса. Он опасался церкви, говорил: если архиепископ Юзеф Глемп выступит против введения военного положения, он превратится во второго Хомейни и власть не удержать.
Нерешительность Ярузельского беспокоила Москву. 10 декабря ситуация в Польше обсуждалась на заседании политбюро ЦК КПСС:
«Из того, что говорит Ярузельский, ясно следует, что он нас водит за нос… Из переговоров с Ярузельским следует, что они не имеют твердого решения о введении военного положения… Ярузельский заявляет: «Мы примем решение об операции «X» тогда, когда ее нам навяжет «Солидарность». Это очень опасный симптом… Похоже, что Ярузельский либо скрывает от своих товарищей план конкретных действий, либо попросту уклоняется от проведения этого мероприятия».
Руководитель Польши понял, что больше оттягивать решение невозможно.
12 декабря Ярузельский соединился с Москвой, сообщил о своих планах и получил полную поддержку. Он не до конца верил в успех. Сказал мелодраматически:
— Если план провалится, мне останется только пустить себе пулю в лоб.
Министр внутренних дел Чеслав Кищак познакомил представительство КГБ с детальным планом действий.
13 декабря, в воскресенье, в шесть утра телевидение передало обращение Ярузельского к стране. Он сообщил о введении военного положения и создании совета национального спасения. Его обращение
