это то же слово, что «смутный», касаемо политики. Есть у меня красное словцо для телохранов, «Смутное время». Вот и «анархист» тоже оказалось в местном словообороте, хотя с идеями таких личностей, как Бакунин, Кропоткин, или, боже спаси, месье Прудон, тут не просто не были знакомы, но вряд ли понимали, что «так можно».
— В одной его руке был ржавый серп. В другой — разбойный флаг с черепом и костьми. Мертвецы всю ночь кричали: «Хой! Мы, анархисты, народ не злой!» — выкрикивал юноша.
Несмотря на то, что половина зала при нашем появлении напряглась и переключила внимание, дужный смех зрителя был достаточно мощным. Я также улыбался за компанию.
— В жизни артист весёлый был, — заканчивал меж тем менестрель. — И побухать — завсегда любил. Утро крестьянам помогло. Солнце трупы за полчаса сожгло… — Инструменты выжидательно замолчали, и «замогильный» шёпот вокалиста «по секрету» добил:
— Но в тишине ночной в подвале кто-то рявкнул… ХО-ОЙ!!!
Я хлопал вместе со всеми. Сидящая на лавках у правой стены солдатня ревела от восторга. Мастеровые, купцы, кого тут только не было — все ревели от восторга. Одна Катрин хлопала глазами.
— Это он, да? — только и смогла спросить она.
— Прости, дорогая? «Он» это кто?
— Тот менестрель. Который берёт заказы, чтобы хвалить знатных донов так, чтобы над ними смеялись?
И тут раскопали. Но это наоборот закономерность.
— Он. — Кивнул. — Но я его не приглашал — не до того было. Сам приехал.
— По-оня-атно! — потянула она.
— О, я вижу нас посетил граф Пуэбло, владетель этих мест, — заулыбался музыкант после того, как профессионально поймал все овации, ни одной не пропустив мимо себя. — И её светлость герцогиня Фуэго. — А теперь низкий поклон — в его положении кланяться такой сеньорите много не бывает. — А потому для сиятельных сеньоров песня!
И далее пошла незнакомая мне лирическая баллада, скорее всего местная — вообще ни музыка, ни текст откликов не вызвали.
Я расслабился и перевёл внимание на спутницу. Протянул руку через стол и взял её ладонь.
— Катрин. Я хочу, чтобы ты знала. Ты будешь моей женой. Если надо, я куплю Север. Если не куплю — завоюю силой. Не завоюю — предам, осложню жизнь, чтобы всем было не до тебя. Но ты всё равно ею станешь. И я хочу, чтобы ты приняла это пост добровольно. Не из под палки, не потому, что «так будет лучше». Сама, без оглядки на политику и Карлоса. И даже без оглядки на меня и мою настойчивость. Прошу, прислушайся к себе и дай ответ, ХОЧЕШЬ ты этого, или нет?
— Скажи, ты хочешь стать королём? — парировала вдруг вопрос она, смотря в глаза, не мигая.
Мне было нечего скрывать, и я замотал головой, улыбнувшись:
— Король слишком несвободен и скован в поступках. А ещё у него проблемы. И эти проблемы — системные. Ваши заговорщики считают, что посадив на трон своего ставленника, они решат их. Но чёрта с два! Проблема в хозяйствовании, в его способе в государстве. Её не решить сменой фигурок наверху. Королевству нужны системные преобразования с самого низа, и именно ими я и намерен заниматься, а не бессмысленной рокировкой сверху.
Она какое-то время думала. Я был искренен, и Штирлиц не могла этого не понять.
— Ты говоришь очень странные слова, Рома. ВСЕ, — выделила она это слово, — мечтают стать королями, взять власть. Даже если, как ты говоришь, кризис «снизу». Как можно этого не хотеть?
— Ты ж не хочешь? — усмехнулся я.
— Я… — Вздох. Покачала головой. Раскрыла рот ответить, но захлопнула. Снова раскрыла. Наконец, выдавила, и было видно, никогда ни с кем не была так откровенна:
— Я слишком боюсь, Рома. Я слабая женщина, за которой никого нет. Я предана дяде, была, как сейчас предана Карлосу, просто потому, что иначе выжить такой, как я, невозможно.
— Но супруг, имеющий в предках сестру короля, правившего когда-то, то есть Серторий по крови, да ещё за которым сильное графство…
Она кисло скривилось.
— Не льсти себе, говоря про сильное графство. Но да, это главное, чего боится Карлос. Но это решаемо — как только у него появятся дети, мой брак не будет значить ничего. Я перестану быть наследницей, и потеряю любые сказочные права взять власть. Ещё никто из династии не занимал трон через родство по женской линии.
А это правда. Сертории — крайне стабильная династия. Перевороты, конечно, у них были, но новые короли всегда были из прямой линии наследования. Линии «братьев» и «племянников», детей младших братьев почивших королей. Но ни разу — сестёр. Сестра вышла замуж — всё, она не Сертория. В её детях королевская кровь — но они — дети своих отцов, и члены их кланов-семей.
— Тогда тем более предлагаю не нервничать. — Замолчал, ибо тем временем администратор принёс вино. И сам разлил нам по кубкам. На столе материализовались фрукты.
— Жаркое в процессе, ваша светлость, ваше сиятельство, скоро будут, — раболепно склонился он.
Я бегло кивнул: «Хорошо». Катрин не удостоила его и этим. Ушёл.
— Тогда тем более, давай просто дождёмся, пока он женится, и поженимся сами? — продолжил я. — Невесту себе он уже ищет… А если ты взбрыкнёшь и убежишь ко мне против его воли — даже лучше! Не останется и призрачных прав на занятие престола. Над нами не будет висеть этот меч, угрожая в любой момент упасть, и мы займёмся тем, чем должны заняться, чтобы предотвратить государственную трагедию. Дураки пусть борются за власть, а мы тем временем купируем кризис, и на фоне остальных станем сияющим Градом, куда все будут стремиться, и с кем будут почитать за честь дружить. Власть будет у нас без всякого трона, Катрин. Это же круто!
— Ты уже всё распланировал, — сузились её глаза. — Но не спросил меня, хочу ли этого я!
— Ё-моё! — повысил я голос. И подался вперёд. — Алё Сатурн! А что я сейчас делаю? Именно это я, млять, и спрашиваю! — Чуть успокоился. — Катрин, я не спрашиваю, СОГЛАСНА ли ты стать моей женой. Когда обстоятельства заставляют, принцесса несвободна в выборе. Я спрашиваю ХОЧЕШЬ ли ты ею стать?
Она снова раскрыла рот, но так и застыла. Дошло.
— Если хочешь, если пойдёшь со мной по этой жизни — я переверну этот мир, разобьюсь в лепёшку, но сделаю так, чтобы ты была моей, — продолжил я. — Если нет — то нет. Adios, amiga! Hasta la vista baby! Не буду и пытаться, и делай что хочешь. Все вы делайте, что хотите, только оставьте меня в покое — я
