Чтобы все это осуществить, требовалось побывать в памятном крае, на месте последнего боя Мишутина. Переписка по почте сейчас помочь уже не могла, она лишь затягивала дело. Поэтому Дружинин и Гущин решили: будущим летом или, скорее всего, в начале осени, когда у директора зерносовхоза минует страда, взять отпуска и, пригласив с собой Ивана Тимофеевича Воронца, поехать к Матвею Лыкову, который к тому времени уже вернется из армии. А пока суд да дело, Дружинин с лейтенантом Строговым будут продолжать поиск через архивы.
С этими планами Дружинин и вернулся в Москву, не подозревая, что вскоре их придется поломать, даже полностью от них отказаться из-за одного непредвиденного события, которое всему этому делу дало совершенно новый, неожиданный поворот.
В один из дождливых дней в конце ноября Дружинин сидел у себя в кабинете и беседовал с сотрудником. Их разговор подходил к концу, когда на столе зазвонил телефон. Дружинин взял трубку.
— Товарищ подполковник! — услышал он взволнованный голос Вени Строгова. — Есть интересные новости.
— Что такое?
— Новые сведения о генерале Мишутине.
— Не с бородой? — недоверчиво усмехнулся Дружинин.
— Абсолютно новые, серьезно вам говорю.
— Ну что ж, серьезный Веня, — сказал Николай Васильевич, взглянув на часы, — жду тебя через пятнадцать минут.
Точно в назначенное время лейтенант был в кабинете Дружинина. И прямо с порога громко сказал:
— Откровенно говоря, подобного я никак не ожидал! — Черные глаза Вени сверкали гневом.
Однако не суровость лица лейтенанта (она была привычной) подсказала Дружинину, что произошло нечто из ряда вон выходящее, а то, что стеснительный, сдержанный по натуре Веня вел себя в кабинете начальника с несвойственной ему вольностью: забыл поздороваться, шумно высказывал собственные заключения по делу, не доложив его сути.
— Не мельтеши! — строго сказал Дружинин лейтенанту. — Сядь и расскажи все по порядку.
И только тут Веня как бы пришел в себя.
Извините, товарищ подполковник, — проговорил он тихо, сел и начал рассказывать.
Из его короткого торопливого рассказа Дружинин узнал, что Комитетом государственной безопасности одной из закавказских республик недавно арестован агент иностранной разведки некто Сологубов, который на допросе назвал Мишутина в числе других руководителей разведцентра, забросившего этого агента на территорию Советского Союза. И что названный Мишутин, по словам Сологубова, в прошлом советский генерал, командир стрелковой дивизии.
Услышав это, Дружинин с минуту сидел молча. Потом встал, подошел к окну, за которым шумел затяжной осенний дождь, долго стоял, рассеянно наблюдая, как ползут по стеклу мутные капли. После этого прошелся по кабинету и опять сел на свое место. Достал из стоявшего рядом сейфа желтую картонную папку, куда собирались сведения о Мишутине, стал перебирать лежавшие там бумаги.
«А почему, собственно, это известие так огорошило меня? — подумал вдруг Дружинин. — Ведь в тот день, когда была заведена эта желтая папка, я сам дал задание Строгову проверить по нашим, комитетским, каналам, не имеется ли чего о Мишутине».
Да, такое задание лейтенанту он действительно давал. Но, откровенно говоря, давал на всякий случай, для успокоения совести, чтобы потом можно было сказать себе: проверено все и везде, по всем линиям. Тогда он и мысли не допускал, что может открыться нечто подобное, хотя в его памяти еще свежи были слова того, третьего пассажира в купе поезда, подходившего к Минску: «Вы гоняетесь за призраком. Кому это нужно! Может, давно сгнил где-нибудь в плену или того хуже...»
Дружинин закрыл желтую папку, завязал тесемки. Негромко сказал:
— Все это, Веня, надо проверить. Позвони на Кавказ, попроси, чтобы прислали протокол допроса этого Сологубова.
Через несколько дней протокол допроса уже лежал на столе у Дружинина. Точнее, не весь протокол, а только часть его — запись с показаниями арестованного агента о Мишутине. Начиналась она вопросом об учебе Сологубова в разведывательной школе перед его заброской в Советский Союз:
«— Вы сказали, что проходили обучение в разведшколе под Мюнхеном и что, кроме этой школы, на территории Западной Германии имеется еще ряд подобных школ и разведцентров некоторых других буржуазных государств?
Сологубов: Да, это так.
— Расскажите об этом более конкретно.
Сологубов: На территории Западной Германии действует несколько десятков американских разведывательных органов. Наиболее крупными из них являются: разведка сухопутных сил (Ми-Ай-Эс), разведка военно-морских сил (Оу-Эн-Ай), контрразведывательная служба (Си-Ай-Си), служба специального расследования (Оу-Эс-Ай). Агентурную работу проводят и некоторые организации, которые маскируются под вывесками различных научно-исследовательских институтов. К их числу, в частности, относятся так называемая «Американская федерация фундаментальных исследований» и «Лаборатория по определению правильности заключения договоров с промышленными предприятиями». Первая из этих разведывательных организаций находится в Мюнхене с филиалами в ряде других городов. Вторая — во Франкфурте-на-Майне и ведает экономическим шпионажем против социалистических стран.
— Как осуществляется руководство деятельностью всех этих разведывательных организаций?
Сологубов: Насколько мне известно, работой всех американских шпионских организаций и центров в Западной Германии руководит европейский штаб ЦРУ. Находится он во Франкфурте-на-Майне, в здании фирмы «И. Г. Фарбен».
— Теперь расскажите об американском разведоргане «Служба-22» и его школе, где вы обучались.
Сологубов: Разведорган «Служба-22» официально, по вывеске, значится как «Посредническая контора транзитных перевозок». Это ее прикрытие. Занимается же она вербовкой, обучением и засылкой в СССР шпионской агентуры из числа антисоветски настроенных эмигрантов, так называемых перемещенных лиц, изменников Родины и прочих.
— Кто является руководителем «Службы-22»?
Сологубов: Генерал Генри Кларк.
— А его заместителем?
Сологубов: Первый заместитель полковник Даутон. Должность же второго зама в последнее время была вакантной. Но мне известно, что скоро она будет занята. На эту должность назначен какой-то Мальт. Говорят, он русский. Настоящая его фамилия Мишутин, бывший генерал Советской Армии, в войну командовал стрелковой дивизией...»
На этом протокольная запись обрывалась. В конце ее, перед подписью следователя, было сделано примечание, из которого Дружинин узнал, что в процессе дальнейшего допроса Сологубова фамилия Мишутина им больше не называлась. Допрашивать же его еще раз специально о Мишутине в республиканском Комитете государственной безопасности не стали, отчасти из-за срочности запроса из Москвы, а главным образом по той причине, что им неизвестны намерения и дальнейшие планы подполковника Дружинина, который заинтересовался личностью Мишутина.
