Мишутин долго молча смотрел на карту, потом тяжело вздохнул и обычной для него скороговоркой сказал:
— Что ж, ясно. Заболотский лес...
Затем он спросил, многим ли удалось пробиться через вражеское кольцо в сторону Глинска. По прикидке Дорохина и Воронца выходило, что на восток пробилось не более двух-трех рот, в основном из тыловых служб дивизии.
Через три дня после этого разговора комдив, которому врачи уже разрешили ходить, снова встретился с адъютантом и шофером. На этот раз не в переполненной до предела палате, а на одинокой скамейке в госпитальном саду. Здесь он им и поведал о своем замысле перейти линию фронта, чтобы искать дивизию в Заболотском лесу.
— А где мы сможем туда проскочить, товарищ генерал? — спросил Воронец.
— «Проскочить»? — Мишутин усмехнулся. — Нет, на авось мы действовать не должны. Мы обязаны пройти наверняка. — Он достал из планшетки карту, развернул ее на коленях. — Вот, глядите! — Палец Мишутина остановился сперва на деревне Морошке, затем на Дубовке — обе они значились занятыми противником. — Между ними, как видите, лежит Змеиное болото... Кстати, земляк, тебе не приходилось бывать там? — спросил Мишутин Воронца.
— А как же, бывал я на Змеином, — сказал Воронец. — За клюквой ходили.
— По первым заморозкам?
— Топко. До морозов туда не доберешься.
— Можно, — сказал Мишутин. — Тропа есть. Про Змеиный язык слыхал?
Воронец почесал затылок.
— Верно. Припоминаю...
Переход линии фронта было решено осуществить в ночь на послезавтра. Чтобы получить разрешение на это, комдив с адъютантом тут же поехали в штаб армии, находившийся на противоположной окраине Глинска. А Воронца генерал отпустил домой, в пригородную деревню, навестить семью.
Воронец должен был вернуться ровно через сутки, чтобы не опоздать к ночной операции. Но тут произошло непредвиденное трагическое событие.
Доехав на попутной машине до своих Вишняков, Воронец узнал, что большинство его односельчан, наскоро собрав пожитки, подались на восток. За ужином, посоветовавшись с женой Дарьей, Воронец решил тоже увезти ее с ребенком из Вишняков. Куда? Конечно же, к тетке в Заозерье — самый глухой угол в области, удаленный от больших дорог, по которым надвигалась война.
Но Воронцу так и не удалось уберечь свою семью. На другой день по дороге в Заозерье грузовик, на котором они ехали, попал под бомбежку «юнкерсов». Жена Воронца и годовалый сын погибли у него на глазах.
Враз поседевший Воронец не только опоздал к ночному выступлению на Змеиное болото, но и вообще на некоторое время оказался физически непригодным для боевой службы. Его положили в госпиталь. Вылечившись, он узнал, что в тыл к немцам комдив ушел с адъютантом Дорохиным и радистом, которого ему дали в штабе армии. С тех пор до случайной встречи с женой Мишутина Воронец о своем генерале ничего не слышал...
Когда Дружинин рассказал все это Вене Строгову, то по обилию вопросов, которые посыпались на него, понял, что многолетней давности история по-настоящему заинтересовала лейтенанта. Николаю Васильевичу пришлось по душе, что его молодой сотрудник так близко принимает судьбу неизвестного ему комдива.
— А теперь давай-ка прикинем, куда для начала направить стопы свои?
Загибая по очереди пальцы на своей большой руке, Дружинин начал перечислять, что предстоит сделать, куда и кому послать письменные запросы о Мишутине, какие материалы в архиве Министерства обороны разыскать в первую очередь.
— Мне кажется, нельзя ограничиваться чисто военными архивами, — сказал Веня. — Стоит, например, покопаться в архиве партизанского движения в Белоруссии.
— Правильно, — согласился Дружинин.
Лейтенант что-то записал себе в блокнот, потом спросил:
— А что, если действительно Мишутин в плен попал, как рассказывала Воронцу та старуха с хутора?
— Источник не ахти.
— Ну, а все-таки, товарищ подполковник?
— Тогда дело сложное. — Дружинин с минуту помолчал. — Придется как следует порыться в материалах, связанных с антисоветскими зарубежными организациями и формированиями. Вроде НТС или власовской РОА. Может, и промелькнет где случайно фамилия Мишутина.
— Как члена одной из этих организаций?
— Почему же? Просто пленный советский комдив, по-моему, не мог не попасть в орбиту внимания этих изменников.
На столе зазвонил телефон. Дружинин взял трубку. Его вызывал к себе начальник. Разговор с лейтенантом пришлось отложить.
Выкроить время в течение дня им не удалось. Встретились только вечером, после службы. Дружинин понимал: по-настоящему свободного времени для этой работы у них не будет никогда. Заниматься ею придется урывками между основным делом.
В тот вечер они засиделись в кабинете Дружинина почти до одиннадцати. Им никто не мешал, не отрывал телефонными звонками. Составили обстоятельный план поиска, по которому на другой день и началась их длительная совместная работа.
Глава третья
Как бы ни был редок посев, рано или поздно приходит жатва.
Первый ответ был получен из Главного управления кадров Министерства обороны. Маленькая форменная бумажка:
«На Ваш запрос сообщаем, что по учетным данным ГУК МО СССР генерал-майор Мишутин Павел Семенович, 1900 года рождения, числится пропавшим без вести летом 1941 года на Западном фронте...»
Два момента в этом документе не могли не обратить на себя внимание. Они заключались в словах: «пропал без вести летом 1941 года на Западном фронте», то есть не было указано ни точной даты, ни места, где это произошло. Небрежность писаря, заполнявшего бланк? Нет, разумеется. Неконкретность бумаги, видимо, была следствием отсутствия таких данных вообще.
Вскоре после этого пришло письмо из архива Министерства обороны в Подольске. Дружинина извещали, что он может ознакомиться там с документами любой воинской части и соединения, принимавших участие в Великой Отечественной войне.
Николай Васильевич дважды съездил в Подольск. Первый раз вместе с лейтенантом Строговым, потом один. К сожалению, ничего нового там найти не удалось.
Дружинин через Министерство иностранных дел установил связь с находящимся в длительной заграничной командировке Андреем Михайловичем Дорохиным — бывшим адъютантом комдива Мишутина. В своем письме подполковнику тот писал, что в ближайшее время должен приехать в Союз в отпуск, и тогда они смогут обстоятельно поговорить по интересующему обоих вопросу.
В начале ноября Дружинин получил весточку от Воронца. Собственно, от него самого была лишь приписка на последней странице адресованного Воронцу письма.
«Здравствуйте, Иван Тимофеевич! Пишет Вам тракторист Матвей Лыков, в настоящий момент рядовой Советской Армии. По интересующему Вас вопросу напишу только то, что видел самолично и слышал собственными ушами, как Вы сами в письме просили.
