Я отвечаю ей, что народ обладает по преимуществу коллективной личностью, коллективной душой: одно и то же вино, распределенное по разной посуде. А то, что мы принимаем в человеке из народа за личность, то, что считаем принадлежащим только ему, это лишь мелкие, как щербинки, особенности характера: различия быта, а не бытия, разность огранки, а не исходного материала. Душа народа – это всего сотни людей, может быть, тысячи их, в конце концов, это не принципиально, все равно горстка, щепотка, ничтожное меньшинство – те, кто обладает способностью чувствовать вечность во времени. Помнишь «философский пароход» тысяча девятьсот двадцать второго года? Большевики не случайно, едва укрепившись во власти, выслали интеллигенцию из страны. Народ был лишен души, а это значило, что из него можно было лепить все что угодно. То же самое в фашистской Германии: уезжали те, кто видел хотя бы немного дальше других. И, кстати, куда уезжали? В основном в Соединенные Штаты. Вот тебе и необыкновенный расцвет Америки в послевоенный период. Самая могущественная, самая богатая в мире страна!.. Кто ее сделал такой? «Лишние люди», которые, казалось бы, сами никаких материальных ценностей не создают. Какие ценности создавал Николай Бердяев? А Семен Франк, а Питирим Сорокин? Смешно говорить! Ну – преподавали в университетах, ну – написали по несколько книг… Однако они делали нечто иное: образовывали саму атмосферу творческого созидания. Эйнштейн однажды сказал, что Достоевский для теории относительности дал ему больше, чем все специальные статьи по физике. И, скорее всего, он был прав. Это, если хочешь, катализатор, неуловимые примеси, та добавка дрожжей, которая необходима, чтобы тесто взошло. Много ли вообще нужно дрожжей? Однако без них тесто истории не взойдет.
Аля слушает необычайно серьезно. Никто не слушает меня так, как она. С ней хочется говорить без конца. Но отвечает она совсем не то, что я ожидал.
Она спрашивает:
– А это не оправдание?
И ждет – словно от ответа на данный вопрос зависит жизнь или смерть.
Теперь потрясен уже я.
Аля ведь в принципе не рефлективна. Самоосознание у нее, как и у большинства женщин, идет исключительно через самоощущение. И вербализуется оно не в понятиях, которые можно собрать в концепт, а в метафорах, более естественных в прозе или стихах.
Правда, метафора, как ни странно, оказывается намного точней.
Я, например, помню, как Аля однажды, выйдя на улицу, оглянувшись и зябко передернув плечами, неожиданно констатировала:
– Сегодня холоднее, чем солнце светит.
И эта грамматическая контаминация, это случайное косноязычие выразило собой все. И то, что солнце сегодня яркое, но по-осеннему бледное, не имеющее тепла, и то, что воздух гораздо свежее, чем кажется на первый взгляд, и то, что порывы ветра пронизывают насквозь, и то, что лето закончилось – уже чувствуется в тенях на асфальте синева будущих холодов.
Но в настоящий момент я потрясен тем, что Аля почти дословно повторила Аделаиду.
Аделаида тоже как-то сказала:
– Ничего не поделаешь, так устроена жизнь. Мы ведь не можем переиначить ее, изменить? Все, что ты хочешь, ты должен взять у нее сам: вырвать, выгрызть, организовать, создать, сохранить. Во всяком случае, как-то двигаться, что-то делать, иметь перед собой какую-то цель… А ты сунулся в одном направлении – тебя там никто не ждет, щелкнули по носу, ты обиженно отскочил, сунулся в другое – опять щелкнули, сунулся сгоряча в третье – то же самое. И ты сдался, поднял лапки, отошел в сторону, решил, что этот убогий мир просто недостоин тебя. Мир тебя не ценит, не воздает тебе должное, не трепещет перед тобой, не захлебывается от восторга. А почему, собственно, он должен захлебываться? Что ты сделал такого, чтобы тебе воздавать? Не можешь жить – не живи. Но не презирай, не считай ничтожеством тех, кто живет…
Аделаида имеет право так говорить. Фирму она поставила из ничего, практически с пустого места, с нуля. Нинель, еще одна их сотрудница, как-то рассказывала, что когда Аделаида продавливала начальный, самый трудный этап, то переспала со всеми, с кем нужно. Денег у нее тогда не было. Расплачивалась тем, что есть. Нинель, помнится, добавила со смешком: невысокая плата.
Ну, это она напрасно. Аделаида – женщина, которая потрясает сразу и навсегда. Одни страстные, чуть навыкате глаза чего стоят, а припухлые губы, а волосы, где мерцает призывом винный огонь!
Перед такой женщиной расступаются.
Она создана для любви.
Не зря Аля, услышав, что я отдельно от нее встречался с Аделаидой, вполне серьезно предупреждает, что это в первый и последний раз.
– Узнаю – глаза ей выцарапаю.
И ведь выцарапает. Честное слово, не задумается ни на миг.
В общем, Аделаида – это женщина из рода воительниц. В древности такие возглавляли империи, вели за собой дикие неистовые племена, не ведали ни малейшей жалости к побежденным, подчиняли себе мужчин и на войне, и в любви.
Страсть, которая требует рабства.
Поэтому, вероятно, она и не замужем. Хотя, по-моему, уже два раза была.
Мужчины таких побаиваются.
И вместе с тем – летят на смертельные отношения, как мотыльки на огонь.
Так что Аля опасается не напрасно. Когда я смотрю в черноту, дышащую у Аделаиды в глазах, когда представляю вкус губ, налитых соком любви, то независимо ни от чего испытываю легкое головокружение. Мне хочется забыть о том, что я – это я, взойти на костер страстей, которые в ней полыхают.
С кем-то она там переспала?
Подумаешь!
Аделаида этому никакого значения не придает. Для нее это просто такая форма расчетов, конвертируемая валюта, имеющая хождение в тех кругах. Требуется заплатить? Вот, я заплатила. Заплатила, все правильно? Теперь дайте мне то, чего я хочу.
В определенном смысле с Аделаидой легко. Она играет строго по правилам, расчерчивающим нынешний социальный пейзаж. Здесь красный – сюда нельзя. Здесь желтый – двигаемся медленно, осторожно. Тут зажегся зеленый – значит, беги, только оглядывайся по сторонам, чтобы не сшиб какой-нибудь идиот.
Она потому и недолюбливает меня, что я этими правилами нарочито пренебрегаю. Я представляю для нее одну из возможных угроз. Аделаида сильнее всего жаждет стратегического укрепления своей фирмы. Сейчас, несмотря на все связи, которые у нее есть в административных кругах, несмотря на успехи и представительский макияж, их существование эфемерно. Оно примерно такое же, как у зерна, высаженного ранней весной: дунет холодный ветер, грянут заморозки – и привет, корешки полопаются, почва станет мертвой, сухой, росток завянет и почернеет. Она такую возможность предвидит. Для нее Заказчик (тот самый, которого они называют с большой буквы) – это голубая мечта, горизонты, долгосрочный, очень объемный проект, могущий обеспечивать их работой несколько лет. Плюс, конечно, его связи, его влияние, его партнеры – расширение поля деятельности. В общем, свет в деловом окне. И если такой заказчик клюет на Алю, то надо не хлопать ушами, а на всю мощь использовать этот шанс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
