Тварь меж тем осторожно обнюхивала пальцы Найджела Сент-Ортона, а я не могла отделаться от чувства, что того и гляди она эти пальцы отхватит.
– Со временем проблема усугубляется…
– Но ведь ее решали? – поинтересовался Сент-Ортон.
И зверюка, коротко тявкнув, вскочила на стол.
– Не бойся, на самом деле она милая, – поспешила заверить Эванора Орвуд.
Меня.
У Сент-Ортона, полагаю, о милом были собственные представления.
– Ее Лапочка зовут.
Лапочка?
Она серьезно? И кто…
– Берти ее сам сделал. – Эванора говорила шепотом. – Давно, и давал с ней играть. Ну, когда еще гувернанток не было. Мы с Тори на ней даже катались.
Да уж. Детство в доме некромантов было, подозреваю, ну очень специфическим. Хотя… в детстве я бы тоже не отказалась прокатиться на этакой зверюге.
Я бы и сейчас…
Тварь повернулась ко мне. Нет, не прокачусь. Все же не такая она и большая, еще раздавлю ненароком. Лапочка, стало быть.
– Решали, – согласился Бертрам, оперевшись на стол. – И можно сказать, что даже решили, пусть и довольно своеобразно. Были разработаны составы на основе бальзамирующих, естественно, измененных темной Силой. Они заменяют кровь, и происходит это медленно, так чтобы мельчайшие сосуды не схлопнулись. Состав естественным образом пропитывает тело. И меняет его.
– П-погодите… Но как, если… сосуды… – проблеял кто-то из студентов.
– Сердце, – ответил Сент-Ортон, не оборачиваясь. – Эти составы, они ведь живым вводились, верно? Медленно. Пока сердце билось.
– Не «пока». Сердце продолжало биться. Процесс весьма длительный и начинается с подготовки. Порой он занимает несколько недель, а если речь о существах разумных, то и месяцев. Чем сложнее материал, тем осторожнее с ним следует обращаться. Впрочем, мы все знаем, что в последние сто лет эксперименты над разумными существами запрещены. А создание нежити ограничено.
Ага.
Радует. Несказанно.
Тварь наклонилась над Сент-Ортоном, приоткрыла пасть и дохнула. М-да, зубы она давненько не чистила. Да и в целом пахло от нее очень специфически. Травами какими-то, спиртом будто бы или еще чем-то.
К чести Сент-Ортона, он не дрогнул.
– Более того, создать полноценную, как бы парадоксально ни звучало, жизнеспособную нежить…
Нынешняя казалась ну очень жизнеспособной. Оставив Сент-Ортона в покое, она повернулась ко мне и, принюхавшись, робко махнула хвостом. Чешуйчатым таким, костяным, с кисточкой шипов на конце.
А я что?
Животинка не виновата, что уродливою вышла. Если подумать, я и сама далеко не красавица.
И я руку протянула.
И погладила, когда теплая кость – все-таки кость – коснулась кожи. Хорошая… Лапочка и есть.
– …непросто. И сил требует немалых. Но мы с вами попробуем…
Стало тихо.
Очень-очень.
– Начнем, правда, с малого. С живой плотью заставлять вас работать неэтично, как мне сказали. Ну и ладно. Прошу, господа, в соседней лаборатории вы найдете кроликов.
Мертвых, судя по запаху, вырвавшемуся из открытых дверей, причем давно.
– Знаешь… – Эва поморщилась. – Смысла идти туда нет.
– Почему? – Я, вытянув шею, попыталась разглядеть хоть что-то. Столы. Подносы. И да, грязные тушки на них.
– Да ничего там интересного не будет. Сперва он заставит их вычесывать…
– Кроликов?
– Мертвых кроликов, – уточнила Виктория. – На мертвых тушках куча всяких паразитов, а это негигиенично.
Ага.
Чудесно.
Я глядела на студентов, которые не слишком радостно, но входили в лабораторию. И думала. Оно, конечно, любопытно. Но вычесывать блох из дохлого кролика я не готова.
– А зная Берта, кролики умерли уже пару дней назад. То есть там и опарыши будут, и вообще… – Эву передернуло. – Меня всегда тошнило, когда он потрошить начинал…
Я задумалась.
Червяков я не боюсь. Потрошить кроликов тоже умею. А уходить? Куда? Чарльз так и не объявился. Профессор тоже. Эдди задумчиво смотрит в спину студентам.
И иногда взгляд его останавливается на Эве.
– Я все-таки погляжу, ладно?
Не знаю, зачем оно мне.
– Или поучаствую.
Учиться – так учиться.
– А вы… – Я мысленно отвесила братцу подзатыльник, но он и не дернулся даже. Ничего. Родным надо помогать. Хотя бы в малом. – Идите. Домой. Или там погулять, вечер ныне хороший. И парк тут ничего…
Эва почему-то слегка покраснела.
А Тори хмыкнула.
– А я Чарльзу обещала без него не уходить.
Стол мне нашелся.
И кролик на нем тоже. Причем не то чтобы совсем тухлый.
– Леди Диксон, вы уверены? – поинтересовался Бертрам осторожно.
– А то! С чего начать?
Вычесывать не хотелось, но дело есть дело. Это я еще давно усвоила.
– Возможно, я помогу? – Сент-Ортон тотчас оказался рядом. Неймется же ему. Ну… пускай. В конце концов, матушка говорит, что леди должна уметь принимать комплименты.
Интересно, чесание дохлых кроликов можно таким счесть?
Бертнам чуть нахмурился, но я покачала головой. Пусть.
С блохами будущий герцог управился быстро, да и выражение лица у него оставалось светски-невозмутимым.
– Отлично. Теперь нужно снять шкуру.
Сент-Ортон чуть побледнел.
– Тут я смогу. – Я вытащила из-под юбок нож. – Что? Там, где я жила, без ножа не ходят. Вот так, если правильно поддеть, то она сама слезет. Как чулок.
– Я никогда не жаловал охоту, – нейтрально отозвался Сент-Ортон.
– Бывает.
Не жаловал он… Когда жрать нечего, тут уж жалуй или нет, а извернешься. Но шкура с кролика сошла легко.
– Теперь возьмем раствор номер три и пять, смешаем…
С растворами Сент-Ортон управился сам, правда на кролика старался не глядеть. Надо же, какой нежный. И куда ему с такой-то нежностью в злодеи?
– Покрываем тушку, стараясь наносить раствор равномерно.
Сент-Ортон сглотнул.
– Давай уже. – Я забрала колбу.
Помнится, учила меня Мамаша Мо индейку готовить, ну, когда случалось у нас такое счастье. Так все твердила, что мазать маринадом надобно аккуратненько, так, чтобы не лился, но и непромазанного не оставалось. А раствор этот – один в один медово-горчичный соус, такой же густоватый, тягучий, только потемнее и медом не пахнет.
– Мне становится совестно, – заметил Сент-Ортон.
– Только теперь?
Надо же, покраснел слегка.
И дальше раствор, следующий уже, мешает. А что, ничего так. Признаться, думала, будет пострашнее. А Бертрам все что-то говорит, ценное и важное. Сент-Ортон слушает и баночки перебирает, что-то куда-то доливая. Это он правильно. Вспомнила я, как пыталась приготовить пирог под руководством матушки… В общем, пусть лучше растворами занимается герцог.
Целее будем.
Потому как нежить – это, чай, посложнее пирога.
– …Удаляем внутренние органы…
Кого-то, кажется, вырвало.
– Тоже к охоте не приспособлены? – спросила я, повернув голову. Бледный юноша сидел на полу, обхватив голову руками. – Это же просто кролик. Подумаешь, дохлый.
– Именно. – Бертрам осклабился. – Пока это просто дохлый кролик.
И выразительно так поглядел, отчего несчастный побледнел еще больше.
А кролика я выпотрошила с легкостью – если знать как, то ничего в том сложного нет. Я знала. Да и опыт имелся.
– Мой отец говорит, что нынешнее поколение измельчало, – как-то в сторону произнес Сент-Ортон, кажется пытаясь справиться с тошнотой. – Что даже на охоте многие бьют дичь, а все остальное предоставляют слугам. Порой и добивают не сами.
И сглотнул.
– Ртом дыши, – посоветовала я. – И не думай… лучше думай, что вон ваша кухарка этих кроликов через день потрошит. И гусей. И уток…
– То есть некромант из нее получится лучше, чем из меня?
Он еще и шутить пытается.
– Из хорошей кухарки кто только не получится.
Для кроличьей требухи нашелся таз. А вот изнутри тушку пришлось мазать вдвоем. Сент-Ортон держал и почти не кривился.
– Твой отец охоту любит?
