Ленин. Зачем же нам пешком идти? Прислали бы за нами машину, такси, наконец. Все-таки ваши ленинградские товарищи переигрывают.
Рахья. Что с нас возьмешь – провинция. Но говорили, что все должно точно соответствовать исторической правде.
Ленин. И долго нам еще переться пехом соответственно исторической правде?
Рахья. Думаю, часа полтора, не меньше.
Ленин. С ума сойти! В такую погоду! Что скажет Инесса Арманд!
Они уходят.
Картина седьмая
Кабинет товарища Отрепьева – Свердлова в Смольном. Отрепьев – Свердлов сидит за столом, освещенный настольной лампой. Быстро пишет. Раздается телефонный звонок.
Отрепьев снимает трубку.
Свердлов. Отрепьев слушает.
Он поднимается и продолжает разговор стоя.
Да, Леонид Ильич. У меня тоже сердце замирает, Леонид Ильич. Сколько осталось? Уже немного, Леонид Ильич. Сейчас наш вождь уже вышел с явочной квартиры. А, вы видели по телевизору? Тоже смотрите? И я смотрю. Нет, пока их сюда в кабинет не пускают. Вот когда будем принимать исторические решения, тогда позовем… Да, мне жалко, что вы не можете принять личное участие. Но потом, надеюсь, подобьете бабки… то есть подведете итоги Великого Октября? Очень надеемся… «Аврора» выстрелит в двадцать два, сразу после программы «Время». До свидания, Леонид Ильич. Буду держать в курсе, Леонид Ильич…
Свердлов осторожно кладет трубку на рычаг.
Из темной глубины кабинета раздается голос с грузинским акцентом.
Сталин. Как здоровье товарища Брежнева?
Свердлов. Ну ты меня напугал! Ты хоть здесь без акцента говори, Николай Николаевич.
Сталин. Уже поздно, товарищ Свердлов. Мы уже играем наши роли на сцене мировой истории. Так кто у нас на крейсере «Аврора»?
Свердлов. Лично секретарь Центрального райкома Грушев. Надежный товарищ.
Сталин. Пора бы ему дать сигнал, чтобы «Аврора» выходила на нужную позицию.
Свердлов(набирает номер телефона). Крейсер «Аврора»? Что у вас там? Как дела? Понятно… понятно… непонятно… понятно.
Сталин. Как я вижу, возникли сложности у твоего надежного товарища?
Свердлов(наклоняется над большой картой Ленинграда, расстеленной на его столе. Показывает, говоря, по ней карандашом). «Аврора» по исторической версии должна встать на исходную позицию для исторического залпа. Ее командир, наемник буржуазии, откажется промерять фарватер, утверждая, что крейсер не пройдет. Тогда простой комиссар из матросов сам спустится в шлюпку и промерит фарватер.
Сталин. Так… (Он тоже склоняется над картой.)
Свердлов. Как и было отрепетировано, командир отказался вести «Аврору». Тогда товарищ Грушев арестовал командира. Он спустился в шлюпку, чтобы промерить фарватер.
Сталин(раскуривает погасшую трубку). Вы не виляйте, товарищ Свердлов, не виляйте. Вы мне прямо скажите, какие возникли сложности?
Свердлов. Ищут лот, товарищ Сталин. Куда-то заховали, мать их ети! Он им пятьдесят лет был не нужен. Может, и выкинули.
Сталин(медленно идет по кабинету). Лот – это веревка с грузом на конце. Я советую товарищам взять канат, за который привязан крейсер «Аврора» к берегу, привязать к его концу что-нибудь тяжелое и опустить в воду. Это будет наш, революционный лот!
Свердлов(хватает телефонную трубку). Это «Аврора»? Дайте мне «Аврору»! Почему не отвечает? «Аврора», где Грушев? Куда побежал? Мост разводить? Почему мост до сих пор не разведен? Это ты, Грушев? Грушев, ты рискуешь партбилетом. Как почему? А ты на часы посмотри! Программа «Время» вот-вот начнется, пора на штурм Зимнего идти, а ты еще мост не развел! Ну ладно, мостом я сам займусь. А ты пока бери веревку, за которую «Аврора» к берегу привязана, и привяжи к ней что-то тяжелое. Это личное указание товарища Сталина. Коммунист всегда должен найти выход из безвыходного положения.
Сталин. Правильно!
Свердлов. Все, влазь в лодку, промеряй фарватер и трогай! А я пока сам мостом займусь!
Свердлов поднимает трубку другого телефона, и свет в его кабинете гаснет.
А тем временем на просцениуме вновь появляются Ленин и Рахь я.
Ленин. Это еще что такое? Вы предлагаете мне сюда ползти?
Он останавливается и смотрит вперед и вверх.
Рахья. Ничего не понимаю! Всю жизнь прожил в Ленинграде, но чтобы в девять часов мосты начали разводить – такого быть не может. Очевидно, это дьявольская хитрость Временного правительства.
Ленин делает несколько шагов к рампе и вглядывается в реку.
Ленин. Товарищ Рахья, поглядите-ка сюда. Вы видите эту лодочку?
Рахья. Вижу, Владимир Ильич. (Старательно говорит с финским акцентом.)
Ленин. А в ней, как я полагаю, революционные матросы. Всмотритесь, товарищ Рахья, вы наблюдаете сейчас решительный момент в истории Великой Октябрьской социалистической революции. Комиссар крейсера «Аврора» лично промеряет фарватер, чтобы провести крейсер на позицию для решительного залпа по гнезду контрреволюции – Зимнему.
Рахья. Вы правы, Владимир Ильич. Недаром рядом с той лодочкой плавает столько катеров и речных трамваев, с которых операторы телевидения и кинохроники различных стран снимают этот исторический момент.
Ленин. Это, конечно, великолепно, но скажите мне на милость, батенька, как же мы проберемся в Смольный? Как мне кажется, моего прибытия ждут товарищи по партии, по восстанию. Мои соратники не смогут начать революцию в мое отсутствие, вы как думаете?
Рахья. Я думаю, что нам делать дальше, товарищ Ленин? Может быть, мы будем махать руками, чтобы нас заметили с лодочки и перевезли на тот берег?
Ленин. Меня совершенно не радует перспектива искупаться в ледяной Неве.
Рахья. Тогда мы можем ждать, пока «Аврора» пройдет под мостом, а потом его сведут снова.
Ленин. Когда же это случится, товарищ Рахья?
Рахья. Может быть, через час?
Ленин. Вы сошли с ума! Вы хотите сорвать мероприятие! Нe говоря о том, что сорвется штурм Зимнего, меня вышибут из Художественного театра за год до пенсии. Нет уж, увольте, батенька! Мы с вами пойдем другим мостом!
Рахья. Вам не кажется, что «Аврора» двигается?
Ленин. Крейсера, насколько я знаю, никогда не двигаотся боком. У меня такое впечатление, что «Аврору» забыли привязать к берегу. Ну, пошли? Учтите, без вас мне дороги в Смольный не найти. Я же, кажется, родился в Ульяновске?
Они уходят дальше, искать переправу на другой берег Невы.
Картина восьмая
Буфет в Эрмитаже. На прилавке горят свечи. При их свете видно, что столики отодвинуты в сторону, чтобы освободить место двум раскладушкам и матрасам, брошенным на пол. К стойке прислонены в ряд старинные ружья и алебарды.
Мальвина раскладывает матрас на одной из раскладушек. На другой лежит Зося. Еще одна раскладушка занята, но женщина, лежащая на ней, отвернулась.
Мальвина. Скорей бы уж они начинали штурмовать! Совершенно не могу ложиться спать без ванны. Наверное, я какой-то урод.
Зося. Довольно хорошенький урод.
Мальвина. Ты так думаешь? (Садится на кровать.) А я рада, что мы все тут сражаемся. Знаешь, я третий год в буфете работаю, а вы для меня большей частью не лица, а только рты. Одни открываются, чтобы приказать, вторые жуют. А так мы все вместе. И погибнем вместе. Как люди.
Зося. Зачем погибать?
Мальвина. А иногда хочется погибнуть за что-нибудь большое. Например, в борьбе с фашистской силой черною, немецкою ордой!
Зося. Ну ты подумай, что ты несешь?! Кто здесь фашисты?
Мальвина. А ты думаешь – не отстоим?
Зося. Поспи немножко, Мальвина. А то завтра перед расстрелом будешь плохо выглядеть.
Мальвина. Ах вот ты как заговорила, комсомольский работник. Только у тебя все шансы не дожить до рассвета. Батальон смерти – он почему так назывался, их всех до смерти изнасиловали!
Зося. Какой дурак тебе это сказал?
Мальвина. Вовсе не дурак, а Сашка Симеонов, младший научный сотрудник.
Зося. Ну, после революции я с ним серьезно поговорю.
Мальвина. Стукачка ты, вот кто!
Зося. Спи! Может, за ночь поспать не удастся.
Раздаются выстрелы. Серией. Потом одиночные.
Раиса Семеновна(вскакивает). Уже? Началось? Ой, девочки!
Зося. Нет, это, видно, мародера пристрелили. А может, так, с перепугу.
Раиса Семеновна(продолжая сидеть). Я тебя не понимаю, Зося. Откуда в тебе этот ранний цинизм? Может быть, сейчас там, за стеной, пуля догнала и оборвала молодую жизнь?
